В программе фестиваля "Звезды белых ночей" балетная труппа Мариинского театра показала российскую премьеру балета "Concerto DSCH" Алексея Ратманского на музыку Второго концерта для фортепиано с оркестром Дмитрия Шостаковича. Музыкальные и танцевальные монограммы разгадывала ОЛЬГА ФЕДОРЧЕНКО.
Едва ли иностранные ценители Ратманского способны постичь сущность советского оптимизма его «Concerto DSCH»
Фото: Валентин Барановский, Коммерсантъ / купить фото
Аббревиатура DSCH — знаменитая музыкальная подпись Дмитрия Шостаковича: d — s — c — h, латинское обозначение нот ре — ми-бемоль — до — си. "Оттепельный" Второй фортепианный концерт (сочинен в 1957 году) словно пронизан энергией пробуждения и возвращения юношеских надежд поколения, чьи родители пережили 1937 год. Концепцию музыкального оптимизма советской молодежи (премьеру концерта исполнял сын композитора Максим, тогда студент консерватории) вроде бы поддерживает своей танцевальной интерпретацией хореограф, но балет не получился умилительной картинкой о счастливой юности наших родителей.
"Concerto DSCH" Алексей Ратманский впервые поставил пять лет назад для New York City Ballet, затем перенес в миланский "Ла Скала". Но вряд ли тамошние артисты задавались вопросом о сущности советского оптимизма: моторная хореография господина Ратманского и без каких-либо привязок к историческому прошлому хороша до чрезвычайности. И, наверное, лишь тот зритель, чье детство и юность прошли под бодрый барабанный бой, плеск развевающихся кумачовых знамен, телевизионные трансляции съездов КПСС с неизбежными бурными аплодисментами в финале с пометкой "все встают", способен в полной мере оценить и танцевальную иронию, и хореографический сарказм хореографа.
Солистка в синем платьице словно олицетворяет энтузиазм и комсомольский задор. Ножки ее метко выстреливают в батманах, будто в тире военно-патриотической игры "Зарница". В устремленных ввысь прыжках чудятся не то девушки-чайки (или голуби), пролетевшие по всем советским сценам в разнообразных балетных постановках, варьирующих тему борьбы за мир, не то Тоська Кислицына из "Девчат", устремившаяся на сибирский лесоповал за романтикой взрослой жизни. Два ее друга в синих комбинезончиках окультуренных автослесарей (без замасленной кепки и сигареты во рту) — танцевальные парафразы обаятельных прогульщиков из "Неподдающихся".
Премьеры в воздушно-голубых нарядах, несомненно, воплощают все положительные качества советской молодежи: верность (Родине), готовность идти к победе коммунизма, приверженность великим идеям. Поэтому, наверное, то они встанут в позу героями-молодогвардейцами, то промелькнет абрис рабочего и колхозницы, а основная пластическая метафора — героиня, которую, словно знамя райкома комсомола, партнер выжимает вверх на вытянутых руках, при этом окружающие ему поклоняются, — становится танцевальной подписью господина Ратманского.
Кордебалет — семь пар — ни разу не вышел на сцену шагом: только бегом, только в ритме всеобщей ликующей сплоченности. То вертится шестеренкой, то складывает звезду, то промарширует сплоченным строем, словно участники парада на Красной площади, то кто-нибудь через голову кувыркнется. А то внезапно, словно прерывая поток советских воспоминаний, девичья семерка в платьицах, фасон которых напоминает те, в каких еще в 1950-х годах занимались ученицы хореографического училища, воспроизведет сцену вагановского урока, запечатленного на фотографиях. И добрую улыбку хореографического насмешника Ратманского сменит мудрый взгляд человека, знающего истинные балетные ценности.
Об этом он напоминает в центральной части — проникновенном лирическом адажио, запоминающемся редкой для современного балета атмосферой камерности и эмоционального погружения. В дуэте таинственная красота идеальной героини, дышащей отнюдь не "духами и туманами", а хлопчатобумажным платьицем и туалетным мылом "Сирень", кажется хрупкой и беззащитной. Эти чувства усилились на втором спектакле, который очень чутко и проникновенно станцевала нежнейшая Светлана Иванова в паре с Константином Зверевым.
Два премьерных показа "Concerto DSCH" объединили с мировым хореографическим авангардом: в первый вечер опус господина Ратманского шел после недавно возобновленных балетов Форсайта, во второй — предварял спектакль Нидерландского театра танца "Speak for yourself" в постановке Соль Леон и Пола Лайтфута. Вольно или невольно была составлена эта программа, но подобное расположение весьма точно определило место одного из самых востребованных российских хореографов в мировом балетном театре: где-то между хореографическим технократизмом Форсайта и телесной самодостаточностью Нидерландского театра танца.