Нужная книга, прочитанная в нужное время,— лучшее лекарство. И лучший рецепт улучшения тяжелого морального положения. И понимание того, что ты не один в мире со своими проблемами. Если, например, мальчик 22 лет не может справиться с бедой, которая представляется ему немыслимой, то появляется, например, Блез Паскаль и говорит ему: 400 лет назад я был в твоем положении и вышел из него.
Фото: Алексей Куденко, Коммерсантъ
На мой взгляд, человеческая жизнь не просто коротка, а как-то обидно коротка. И ни один из нас не получает за те несколько десятилетий, которые нам отводятся, никакого важного и яркого опыта. Особенно живущие сегодня — мы не воевали, не участвовали в крестовых походах, не метались между язычеством и единым богом, не слушали вагантов на площадях. Но должны же мы как-то жить! Мы не останавливаемся на том, что мы — биологические существа, пригодные лишь для поедания пищи, выделения отходов и производства потомства. В меру своих сил мы должны разбираться в том, что происходит вокруг нас. Для этого и придуманы книги! Больше ни для чего!
Я решительно не согласна с теми, кто считает, что книги нужны для того, чтобы черпать из них информацию. Ее можно почерпнуть и из лекции по физике, и из логарифмической таблицы, и из интернета. А из книг человек получает эмоции, которые согласуются с его собственными или кардинально расходятся с ними. И делает выводы о том, что он не так одинок, не так несчастен. Зачастую эти выводы делаются после прочтения самой страшной литературы вроде Леонида Андреева или Дмитрия Мережковского.
Мое взросление было непростым. В 12-13 лет я ощущала не то что бы несовершенство мира, а полный его разлад. В дружеский формат я не вписывалась: была слишком высокой, на носу носила очки, кавалеры не приглашали меня на танцы, а девчонки со мной не дружили, потому что у меня не было джинсов. Терапевтическим средством для меня стали братья Стругацкие. Мне стало абсолютно наплевать на то, что меня никуда не приглашают кавалеры, потому что Дон Румата-то все равно был мой! В следующее лето то же случилось со мной и Беней Криком. Он стал моим другом. Затем пришла очередь Сани Григорьева, который был главным героем "Двух капитанов" Каверина. В последнее время мои сомнения излечивает Лев Николаевич с "Анной Карениной". Я и сейчас ее перечитываю.
Впрочем, и философская, и религиозная литература — такие же точки опоры, как и художественная. Для меня литература сродни компьютерной программе. Это сложная программа очеловечивания: если вы не прочли какой-то набор книг, значит, эта программа, увы, не запущена. Кнопочка Enter не нажата.
С точки зрения одного моего приятеля, возглавляющего крупную книжную сеть, книга — это сброшюрованный человек, с которым ты разговариваешь. Он просто вид имеет другой. Но в нем есть и чувства, и мысли, и шутки, и эмоции, и сомнения, и раздумья.