"Кризис у нас должен был разразиться неминуемо"

Когда 22-23 сентября 1899 года на Санкт-Петербургской бирже произошел обвал, никто не подозревал, что начавшийся кризис продлится почти десять лет. Но еще примечательнее было другое: долгое безденежье, о котором предприниматели не могли вспоминать без дрожи, для большинства подданных Российской Империи оказалось вполне обыденным делом.

Евгений Жирнов

"Рынки испытывают сильное стеснение"

То, что в промышленности и финансовой сфере Российской Империи происходят негативные изменения, деловое сообщество и все состоятельные люди страны начали ощущать в первой половине 1899 года. За предыдущие семь лет успешного экономического роста в России настолько отвыкли от плохих новостей, что перестали воспринимать всерьез даже приходившие не первый год сообщения о неважных урожаях основного экспортного продукта страны — зерна. Но данные об очередных плохих видах на урожай в сочетании с тревожными финансовыми известиями заставляли внимательнее присмотреться к происходящим событиям.

Полной информации о принимаемых императором и правительством решениях даже у представителей самых богатых семейств России не было никогда. А статистика, в особенности фабричная и банковская, если и велась, то публиковалась не полностью и не отличалась достоверностью. Однако у публики было ощущение, что затраты правительства на Дальнем Востоке, где активно шло внедрение в китайскую Маньчжурию, именовавшуюся тогда Желтороссией, неоправданно велики.

Было известно, что правительство империи для проведения экспансии на восток, как и для многих других целей, обращается к зарубежным кредиторам. А по тому, с какой радостью правительство сообщало об успехах в получении очередного кредита, заинтересованные люди догадывались о том, что Россия зависит от зарубежных денег гораздо сильнее, чем говорилось официально.

Поэтому начавшиеся колебания процентных ставок в центральных эмиссионных банках ведущих мировых держав — Великобритании, Франции и Германии — не добавляли оптимизма русскому деловому сообществу. Знатоки финансовых проблем писали о том, что денежные затруднения Европы вызваны тем, что вложения в американские компании приносят гораздо больше прибыли, чем в европейские ценные бумаги, и это вызывает отток золота за океан. Но публику уверяли, что это явление временное и скоро все вернется на круги своя. А России даже эти трудности ничем не угрожают, ведь в ходе денежной реформы 1895-1897 годов в стране ввели золотое обеспечение рубля, курс которого теперь ничто не сможет поколебать.

Но увещевания оказывали куда меньшее влияние, чем факты. С весны 1899 года иностранные инвесторы, прежде охотно скупавшие быстро растущие в цене акции русских заводов, банков и торговых домов, начали продавать их во все большем и большем количестве. Паники на биржах еще не было, но тревожные настроения усилились, и размещение новых ценных бумаг на рынке стало довольно проблематичным делом. В результате отечественные предприниматели, по сути, лишились важнейшего средства пополнения оборотных средств — продажи процентных и дивидендных бумаг. Так что вскоре появились сообщения о серьезных финансовых затруднениях у некоторых акционерных обществ.

Пока речь шла о сравнительно небольших предприятиях, держателей ценных бумаг успокаивали тем, что все происходящее не выходит за пределы нормы. Но в июне 1899 года прекратил платежи кредиторам один из крупнейших предпринимателей России — Савва Иванович Мамонтов. А вскоре стало известно, что на грани банкротства оказалась группа акционерных обществ, принадлежащих фон Дервизам. Потом много спорили о том, что привело их предприятия к краху — неумелое руководство, непомерное меценатство и огромные затраты на поддержку искусств, происки недругов и конкурентов или что-либо другое. Но для вовлеченной в биржевые операции публики это уже имело второстепенное значение. Инвестор, как известно, одно из самых пугливых существ в мире, и потому самая нервная часть держателей акций и ценных бумаг начала избавляться от них.

Значительное увеличение числа продаваемых ценных бумаг, естественно, привело к падению их стоимости, и банки начали в срочном порядке закрывать очень популярные в то время онкольные счета частных клиентов — по существу, кредиты, выдававшиеся под залог ценных бумаг, главным условием которых был возврат денег по первому требованию банка. А это привело к новому выбросу акций на биржу.

Чтобы предотвратить панику, 3 августа 1899 года (здесь и далее даты даются по старому стилю) Министерство финансов Российской Империи опубликовало в ведущих газетах свои разъяснения экономической ситуации:

"В течение последнего времени на русских биржах замечалось резкое падение цен многих бумаг, преимущественно дивидендных. Причины этого явления кроются отчасти в общих условиях всех вообще европейских денежных рынков, отчасти же в последних событиях русской торгово-промышленной жизни. Под влиянием отлива весьма значительных капиталов на Дальний Восток и другие места Азии, в Африку и Австралию и вследствие оживления промышленной деятельности в Западно-Европейских государствах, привлекающей к себе немалые средства, денежные рынки испытывают сильное стеснение, которое проявляется в падении цен большей части процентных бумаг, даже первоклассных, и в повышении учетного процента. Такое положение дел на западноевропейских денежных рынках отразилось, конечно, и у нас, но не в такой степени, как этого можно было ожидать, ибо... учет (учетные ставки.— "История") поднят с 4,5% до 5,5%. Несомненно, что если бы Россия оставалась еще ныне при обращении неразменных (на золото.— "История") бумажных знаков, то настоящее положение мирового денежного рынка отразилось бы гораздо сильнее в наших делах в виде падения курса и всех печальных, связанных с этим фактом явлений".

Кроме мировых финансовых проблем Министерство финансов указывало, что в возникших в России затруднениях виновны и отдельные безответственные предприниматели, намекая на Мамонтова и фон Дервиза:

"За самое последнее время на нашу биржу оказывают также влияние затруднения в делах некоторых крупных предпринимателей. Затруднения эти являются следствием прошлых увлечений. Недавнее оживление нашей торгово-промышленной деятельности, весьма полезное для страны, сопровождалось биржевою спекуляцией и учреждением некоторых предприятий в размерах, не соответствующих имущественной состоятельности их учредителей. Эти обстоятельства в связи с крайне неправильным управлением некоторыми промышленными предприятиями привели в расстройство дела отдельных капиталистов, что, в свою очередь, отразилось на бирже усиленным предложением бумаг предприятий, связанных с их именем, и возникновением опасений за будущность ряда других дел".

При этом, как утверждалось в сообщении Министерства финансов, никакого усиления кризиса ждать не следует:

"По поводу настоящего положения вещей министерство финансов считает необходимым заметить, что государственное казначейство и государственный банк находятся в отличном состоянии. Общее положение промышленных предприятий вполне удовлетворительно, причем замечается чрезвычайный рост промышленности, обеспеченный беспрерывно возрастающим спросом и таможенным ограждением от иностранной конкуренции. Урожай, являющийся одним из главных оснований платежной и покупательной силы населения, в общем удовлетворителен. При указанных благоприятных условиях нашей внутренней экономической жизни не может быть и речи о возможности возникновения какого бы то ни было общего торгово-промышленного кризиса. Поэтому можно надеяться, что русский денежный рынок и биржи освободятся от влияния событий самого последнего времени и будут регулироваться главным образом общими условиями торгово-промышленной жизни — мировой и русской, если, конечно, денежная сфера и публика, наученная печальным опытом, не будут вновь поддаваться спекулятивным увлечениям".

"Годы общего безденежья"

Казалось бы, авторитетное разъяснение главного финансового органа империи должно было успокоить биржи. Но менее трех недель спустя наступил крах. 22 сентября 1899 года на Санкт-Петербургской бирже началось резкое снижение курсов акций, ставшее катастрофическим на следующий день. Бумаги некоторых акционерных обществ подешевели во много раз. Так, акции вагоностроительного завода "Феникс" в Риге, одного из крупнейших в стране, которые на начало 1899 года стоили 465 руб., 23 сентября упали до 108 руб. Бумаги знаменитых Сормовских заводов, акции которых 2 января 1899 года котировались по 186 руб., упали без малого вдвое — до 94 руб. Некоторые, как позднее сказали бы, базовые предприятия промышленности отделались легче. Акции Александровского металлургического завода упали с 375  до 247 руб., а Русского торгово-промышленного банка — с 361 до 235 руб.

Министерство финансов и его глава Сергей Юльевич Витте, судя по их реакции, от подобного развития событий пришли в полную ярость. 24 сентября 1899 года в "Торгово-промышленной газете" были опубликованы очередные и на этот раз еще более резкие комментарии министерства:

"Наша биржа сама ухитряется чуть не создавать биржевые кризисы, для которых нет ни места, ни серьезных причин, и совершенно искусственно создавать панику вместо того, чтобы руководить, как это подобало бы ей, биржевой публикой. Но где же обычные руководители биржи? Ведь в благоприятный период продолжительного подъема иные из банков не останавливались перед патронированием некоторых весьма слабых предприятий, повышенная расценка которых растаяла при первом затруднении рынка. Кому же, как не им, дать тон всегда неопытной и податливой биржевой публике в то время, когда нужна лишь небольшая выдержка, не более! Не искусственно создавать совершенно ненужные потери, предоставив эту публику самой себе, а предостеречь ее от них — вот, казалось бы, единственная и обоюдно притом выгодная задача нашего банкового мира. Пора бы покончить с мифом о несуществующем кризисе и побережливее отнестись к интересам публики, не увлекая ее ни в повышательную, ни в понижательную игру, тогда и стремительные падения серьезных бумаг сделаются совершенно немыслимыми".

Но ситуация продолжала ухудшаться с каждым месяцем. Как вспоминали современники, многие банки начали ущемлять права клиентов. По вкладам не выплачивались проценты, создавались дополнительные правила снятия и внесения вкладов, что больно ударило по слоям населения среднего и ниже среднего достатка, для которых проценты с лежавших в банках накоплений были немаловажным источником доходов.

От остановки работы заводов и фабрик и их закрытия страдали пролетарии. Но точного учета числа потерявших заработок рабочих, как обычно, не было. Крестьяне в большинстве своем как жили скверно в неурожайные годы, так и продолжали каждодневную борьбу за выживание. А о том, как кризис отразился на беднейших слоях мещанского населения городов, можно было судить по статьям в провинциальной прессе. 25 декабря 1902 года "Двинский листок", выходивший в Двинске, нынешнем Даугавпилсе, писал:

"Последняя пятница перед такими праздниками, как Рождество и Пасха, называется "красным торгом", так как в эти дни торговцы наверстывают обыкновенно недочеты всего сезона. Однако в нынешнем году праздничная пятница не оправдала ожиданий. Говорят, что фирмы, торговавшие раньше за этот день свыше 400 руб., теперь не выручили и половины этой суммы. И это приходится сказать про торговлю сезонным и вообще ходким товаром; нет сомнения, что дела с предметами не повседневного обихода и вообще дорогими дали еще более печальные результаты. В отдельных случаях, конечно, могли торговать и хорошо, но в общем обороты неважные. Надо думать, что кроме замечаемого в последние годы общего безденежья сказался еще плохой урожай нынешнего лета, очень тяжело отразившийся на сельском хозяйстве, а понижение покупной способности крестьянина и мелкого сельского хозяина, в свою очередь, тяжело отзывается как на городской торговле и ремесленниках, так и вообще на городском населении".

Та же газета писала, что население города в сложившихся условиях предпочитает покупать вместо новой ношеную одежду, доставку которой организовали из Санкт-Петербурга.

Признаки нарастания и углубления кризиса наблюдались повсюду. Весной 1901 года на грани банкротства оказалось Донецко-Юрьевское металлургическое общество, контролировавшееся известным в стране предпринимателем и банкиром Алексеем Константиновичем Алчевским. Долг составлял колоссальную цифру — 19 млн руб., и Алчевский отправился за помощью в столицу империи.

"Пытаясь спастись от банкротства,— писал крупнейший отечественный исследователь дореволюционного бизнеса академик РАН Борис Васильевич Ананьич,— он предпринял попытку получить правительственный заказ на рельсы для Донецко-Юрьевского металлургического общества, а также добиться в Министерстве финансов разрешения на выпуск облигаций на 8 млн р. под залог имущества принадлежавших ему предприятий. В апреле 1901 г. он приехал в Петербург хлопотать через Особенную канцелярию по кредитной части о проведении задуманной им операции. Однако министр финансов С. Ю. Витте отказал Алчевскому в предоставлении заказа и не дал разрешения на выпуск облигаций, хотя Алчевский надеялся разместить их в Бельгии".

7 мая 1901 года, после последнего и категорического отказа Витте, Алчевский отправился на Царскосельский вокзал, написал и отправил письмо в Харьков и бросился под поезд.

"Сегодня на Балтийской дороге,— писала газета "Новости дня",— был найден раздавленным директор Харьковского земельного банка Алчевский... Алчевский приехал несколько дней назад в Петербург и остановился в Европейской гостинице... Сегодняшняя биржа началась при очень крепком настроении, но затем пришло известие о смерти Алчевского, который утром попал под поезд железной дороги. Ввиду того что Алчевский занимал очень видное положение в промышленном мире, весть о его смерти вызвала всеобщее понижение бумаг. Всего более отразилось это известие на донецко-юрьевских акциях, которые упали".

В итоге акции Донецко-Юрьевского металлургического общества, которые не очень значительно пострадали во время краха 1899 года, упав с 575 до 480 руб., к лету 1901 года продавались по 50 руб. До того же уровня упали бумаги Александровского металлургического завода. Акции машиностроительного Брянского завода с 482 руб. в январе 1899 года к лету 1901 года опустились до 160 руб. Не лучше обстояло дело и у банков. К примеру, Санкт-Петербургский международный коммерческий банк потерял в цене более чем вдвое. Его акции номинальной стоимостью 250 руб. до краха продавались по 580 руб. А в 1901 году не дотягивали и до номинала.

Но Министерство финансов продолжало настаивать на том, что кризиса не существует, а есть лишь отдельные проблемы — несовершенные законы, внешние трудности, неумелое руководство предприятиями. Однако общество требовало ответов и в 1902 году их получило.

"Обильные денежные средства для спекуляции"

К работе по исследованию истории отечественной финансовой системы профессор экономического права Харьковского университета Петр Петрович Мигулин приступил еще до начала кризиса. Как он признавал сам, фактического, точного материала по выбранной теме — государственные финансы — остро недоставало, но, двигаясь от эпохи к эпохе со времен Екатерины II, он по крупицам сумел воссоздать картину изменений системы государственных финансов. К тому времени как его повествование добралось до времени Витте и кризиса, начавшегося в 1899 году, он имел твердое убеждение, подтвержденное множеством фактов, что главной проблемой русских финансов на протяжении десятилетий оставалась бездумная трата денег правительством. Причем без оглядки на интересы населения, на реальные возможности страны и без просчета последствий принимаемых решений.

Воззрения профессора Мигулина и в то время, и много лет спустя считались по меньшей мере спорными. Так, русско-турецкую войну 1877-1878 годов, когда русская армия отправилась освобождать братьев-славян, а правительство заранее объявило, что Россия не ищет ни многомиллионной контрибуции с побежденной стороны, ни территориальных приобретений, Мигулин называл бессмысленной авантюрой. Он доказывал, что, несмотря на победу, Россия из-за огромных военных расходов оказалась в тяжелейшем экономическом положении, а европейские правительства, банки и финансисты, хорошо знавшие об этих проблемах, немедленно взвинтили стоимость крайне необходимых Российской Империи кредитов, усугубляя ситуацию. А престиж страны в глазах Европы в итоге не поднялся, а пал. Естественно, что такие высказывания, даже подкрепленные цифрами и фактами, не вызывали одобрения патриотически настроенной части общества.

Главной причиной кризиса, начавшегося в 1899 году, профессор Мигулин называл политику Витте, проводившуюся со времени его назначения министром финансов в 1892 году:

"С. Ю. Витте в своем первом же всеподданейшем докладе (на 1893 г.) выразил мысль о необходимости поднятия производительных сил нашего отечества, невзирая на временная невзгоды. Так как с того времени ни разу не было в России особенно обильного урожая, но неоднократно бывали неурожаи, сопровождаемые падением цен на зерновые хлеба, то накопление капиталов внутри страны, необходимое для развития ее производительных сил, не могло производиться в сколько-нибудь значительных размерах. Тогда прибегли к поднятию сил нашего истощенного организма, так сказать, наркотическими средствами, путем искусственного привлечения иностранных капиталов в русские предприятия непосредственно или посредством правительственных железнодорожных и ипотечных займов. Прилив капиталов, во-первых, создал иллюзию выгодных для нас расчетных балансов (при внешней торговле.— "История"), несмотря на сокращение вывоза и увеличение ввоза, мы, так сказать, отсрочили на неопределенное время уплату заграничной дани, удержали ее дома на свои нужды. Во-вторых, часть иностранных капиталов и в действительности (не на бумаге только) притекла в страну. Началось оживление промышленности. Быстро стала развиваться сеть железных дорог, для нее потребовался ряд рельсопрокатных, паровозо- и вагоностроительных и вообще железоделательных заводов, множество рабочих и высших служащих. Для заводов потребовался свой штат служащих, очень щедро оплачиваемых. Стали обстраиваться города (благодаря расширению в выдаче ссуд ипотечными банками), потребовался ряд кирпичных заводов, последовал спрос на стеклянные заводы, на лесопильные, опять на железоделательные, получило работу множество народа. Введение казенной винной монополии, вызвавшее оборудование грандиозных складов, спиртоочистительных заводов, изготовление стеклянной посуды и т. д., потребовало новых фабрик и заводов, новой рабочей силы и т. д. Промышленные предприятия быстро стали возникать одно за другим, цены на все изготовляемые ими продукты стали быстро возрастать, получились огромные дивиденды, росли цены акций, и публика бросилась их покупать, давая обильные денежные средства для спекуляции".

Поневоле возникал вопрос о том, откуда взялись деньги у публики. Профессор Мигулин писал:

"Откуда взялись эти средства? От ссуд по заложенным имениям (к этому времени ведь дворянский банк понизил проценты по своим ссудам до 3,5%, и являлось искушение заложить имение с целью пустить полученные деньги в оборот — на покупку дивидендных бумаг), от барышей при сооружении железных дорог, от продажи имущества иностранным компаниям (горные богатства и земли, отчуждаемые под заводы), от барышей по сооружению и оборудованию заводов, постройке домов, по учреждению разных новых предприятий и т. д. без конца. Подешевели деньги, огромный явился спрос на процентные бумаги, охотно покупались бумаги и дивидендные. Кто продал раньше купленные по дешевым ценам бумаги — по дорогой цене пускал барыши снова в оборот. Промышленность развилась бесспорно, выше приведены доказывающая этот рост цифры. И несомненно, очень значительно возросло и потребление разных продуктов населением, ибо покупательные силы населения (не всего, конечно, но той его части, которая так или иначе соприкоснулась с развивающеюся промышленностью) довольно значительно возросли. Отсюда рост потребления продуктов, обложенных акцизными и таможенными сборами, отсюда же рост железнодорожных доходов (обусловленный увеличением числа грузов и пассажиров) и, след., рост госуд. доходов, дающий крупное превышение над обыкновенными госуд. расходами. Чтобы рост этот не уменьшился, министерство финансов вынуждалось весь излишек доходов обращать на сооружение новых жел. дорог, т. е. опять на оживление промышленности, застой которой грозил понижением заработков населения, а с тем вместе понижением и госуд. доходов. Если б на помощь искусству пришла природа, если б урожаи, то развитие промышленности могло бы продолжаться и без помощи иностранных капиталов, вне зависимости от того или иного настроения денежных рынков. Мы ведь заняли за границей ту приблизительно сумму денег, на которую не добрали хлеба (1000 мил. руб.). Но урожаи не пришли на помощь министерству финансов: приходилось катиться по наклонной плоскости увеличения во что бы то ни стало заграничной задолженности. Малейшая осечка на денежном европейском рынке — и кризис у нас должен был разразиться неминуемо. Осечка произошла вследствие разных политических событий и вследствие отлива из Европы капиталов в Азию, Африку и особенно Америку".

"Горят строящиеся военные суда"

Собственно, Петр Петрович Мигулин возражал не против развития промышленности, а против методов, которыми оно стимулировалось:

"Министерство финансов заботилось почти исключительно о развитии каменноугольного и железоделательного производств, вообще о промышленности обрабатывающей, но ни своего внимания, ни притока капиталов не направило в сторону развития и улучшения нашего земледелия, нашей сельскохозяйственной промышленности. А между тем мы только и живем земледелием и только земледельческие продукты вывозим за границу, земледельческий класс — главный плательщик налогов, он же и главный потребитель продуктов обрабатывающей промышленности. Поэтому другой результат был бы нашего промышленного оживления, если бы хотя бы часть иностранных капиталов была направлена в сторону оживления земледельческого промысла".

Кроме того, иностранные кредиты тратились исключительно нерационально:

"Следовало быть осторожнее с притекшими к нам капиталами. Что же мы видим на деле? До 150 мил. руб. было истрачено на покупку и чеканку за границей ни на что не нужной серебряной монеты, на несколько десятков миллионов рублей было сделано за границей заказов на сооружение судов военного флота, которые могли бы быть изготовлены и в России, хотя и в менее короткий срок. За это время мы, однако, могли бы научиться управлять судами, иначе что за прок нам в великолепных броненосцах, с которыми мы не умеем обращаться... Делались за границей заказы и для некоторых наших ж. д., особенно Китайско-Восточной, которые легко могли быть изготовлены на русских заводах. На все эти расходы, без которых свободно можно было бы обойтись, употреблено до 400 мил. руб.".

Профессор выступал категорически против русской политики на Дальнем Востоке — участия русских войск в подавлении восстаний в Китае, укрепления военно-морской базы русского флота в Китае (в Порт-Артуре и Дальнем) и строительства Китайско-Восточной железной дороги, с помощью которой собирались осваивать Желтороссию. Расходы на эти затеи, если прибавить их к потраченным неразумно 400 млн руб., показывали, насколько дорого обходились ошибки правительства:

"Добавить сюда расходы по китайской экспедиции (которой также можно было бы и не делать), расходы на Квантунском полуострове (порт Дальний) и т. д., и мы получим до полумиллиарда рублей, которые могли бы быть сохранены в России и содействовать уменьшению ее заграничной задолженности и развитию ее экономических сил".

Не менее важной причиной кризиса профессор Мигулин считал хищения при строительстве развивающих промышленность железных дорог:

"Сибирская жел. дорога протяжением около 5,5 тысяч верст обошлась от 500 до 600 мил. руб. вместо 300 мил. руб., которые предполагалось израсходовать по первоначальным сметам, верста одноколейной дороги с деревянными наполовину мостами, с допущением предельных уклонов, упрощенного способа постройки, частью с легковесными рельсами, неготовая, снабженная ничтожным подвижным составом, обходится по 100 000 руб. с лишком верста, тогда как обычная стоимость вполне законченной дороги с нормальным подвижным составом, с железными мостами в зависимости от местности обходится не более 50-75 тыс. руб. верста! (Верста Сибирской дороги приблизительно была первоначально исчислена в 45 000 р.) Все самые анекдотические рассказы о стоимости сооружения Николаевской и Петербургско-Варшавской жел. дорог отойдут на задний план сравнительно с постройкой Сибирской ж. д., ибо даже Николаевская дорога, великолепная двухколейная, отлично устроенная, с большим подвижным составом, обошлась по 110 000 р. верста, Варшавская — по 90 т. руб. с небольшим верста. Еще дороже Сибирской обошлась Восточно-Китайская дорога: на сооружение ее израсходовано было всего до 375 мил. руб. (а с разными накладными расходами свыше 650 мил. р.) для дороги с небольшим в 2400 верст, далеко не оконченной и еще не снабженной надлежащим подвижным составом. Менее расточительно, но также далеко не экономно сооружались другие жел. дороги, казенные и частные. Без преувеличения можно сказать, что на железнодорожном строительстве последнего десятилетия по крайней мере до 500 мил. руб. было "израсходовано" лишних, которые могли бы остаться в распоряжении госуд. казначейства".

Мигулин писал и о том, что до выхода из кризиса еще очень и очень далеко, причем как по причинам естественным, так и ввиду решений правительства о тратах на поддержание престижа империи:

"Урожай 1900 г. оказался опять мало удовлетворительным, и наш экспорт хотя и превысил экспорт 1899 г., тем не менее не был настолько велик, чтобы дать в нашу пользу сальдо, достаточное для оплаты наших заграничных платежей, особенно громадных в этом году... Необходимо к этому добавить расходы русского правительства и экспонентов на устройство русского отдела на Парижской выставке (Всемирная выставка, посвященная встрече нового века.— "История"), а также расходы русских паломников на Парижскую выставку, необыкновенно многочисленных, поездка которых всячески поощрялась введением особых бюро, организующих посещение выставки, командировками на выставку служащих разных ведомств и т. д.".

Следующий год, как констатировал Мигулин, оказался еще хуже:

"Положение наше летом 1901 г. значительно ухудшилось. Россию снова постиг, и на этот раз во многих местностях, исключительно грандиозный неурожай, вследствие чего предстоит уменьшение нашего вывоза и расходы правительства по прокормлению голодающего населения. Этого мало — никогда еще пожарные бедствия не были так грандиозны, как нынешним (1901) летом: выгорают целые города (Витебск, Пенза, Брест-Литовск), выгорают сотни деревень, сгорели десятки тысяч десятин драгоценнейших лесов, что грозит бедствиями окрестному населению и в будущем от лишения заработков и от изменения к худшему климата, горят колоссальные склады всевозможных товаров, в том числе склады казенные, горят строящиеся военные суда (крейсер "Витязь"). Все это означает сотни миллионов рублей убытков, которые несет наше несчастное отечество. Эти погибшие материальные капиталы ничем не могут быть возмещены, а некоторые из них невозместимы и по своей природе (вековые леса). Страховые общества понесли колоссальные потери".

"В постоянном страхе перед неурожаем"

Выйти из кризиса стране не удалось и в следующие годы. В 1904 году началась русско-японская война — с колоссальными затратами на ее ведение и поражением с тяжелыми материальными и территориальными потерями. 23 сентября 1905 года при подписании Портсмутского мирного договора России пришлось отдать стране-победительнице южную часть Сахалина и принять другие унизительные условия. За войной последовали бунты 1905-1907 годов, которые привели к многочисленным разрушениям и экономическим потерям.

Первым годом, в ходе которого были отмечены рост промышленности и увеличение доходов казны, стал 1909-й. Казалось бы, предпринимателям можно было успокоиться и спокойно работать, приумножая личное состояние и увеличивая благосостояние страны. Однако страх перед наступлением нового кризиса не оставлял деловые круги. В 1913 году комитет Съезда Советов представителей промышленности и торговли поручил особой комиссии заняться вопросом о возможности повторения масштабного кризиса. В апреле 1914 года появился подробный доклад, в котором в числе прочего рассказывалось о некоторых итогах предыдущего кризиса. К примеру, о числе предприятий русской металлургической промышленности говорилось:

"Особенно быстрый рост наблюдался за пятилетие 1895-1900 гг. Число предприятий возросло с 34 до 69, а акцион. капиталы возросли с 72 милл. руб. до 300 милл., и это был период и самых высоких дивидендов. Период этот характеризуется экстенсивным ростом металлургии. В следующее десятилетие капиталы почти не дали сколько-нибудь заметного роста. Это период потерь и ликвидаций. За время с 1900 г. по 1912 г. всего было ликвидировано 27 предприятий с капиталами в 87 535 тыс. руб. В этом числе 5 предприятий слилось с другими и перешло в другие руки, и, за вычетом их, всего было потеряно акционерных капиталов 70 953 т. р.".

Но большая часть доклада посвящалась возможности повторения кризиса. Ситуация в главной отрасли, сельском хозяйстве, представлялась не самой благоприятной:

"Цены на важнейшую часть продуктов русского сельского хозяйства — на хлеб — определяются лишь отчасти внутренним рынком, в гораздо же большей степени состоянием международного хлебного рынка, почему и возможны у нас периоды низких урожаев и низких хлебных цен и периоды высоких цен при высоких урожаях — обстоятельство, заставляющее относиться с особенной осторожностью к попытке денежной оценки результатов сельского хозяйства в России".

А попытки оценить отечественного сельхозпроизводителя с точки зрения количества продукции приводили к печальным итогам:

"Прежде всего отметим, что каковы бы ни были успехи, сделанные русским сельским хозяйством, за тот или иной период времени, но все же оно стоит очень низко сравнительно с тем, что мы видим в других государствах".

По средней урожайности зерновых Россия проигрывала странам, считавшимся самыми отсталыми в Европе:

"Даже Сербия и Болгария с успехом могут соперничать с нами по части сельского хозяйства; что же касается таких стран, как Бельгия, Германия и Соед. Королевство, то они представляются каким-то недостижимым идеалом: средний подесятинный сбор здесь раза в 3-4 выше нашего. Обычная ссылка на разницу в почвенных, климатических и проч. условиях, конечно, имеет известное значение, но преувеличивать его все же не следует. Пример Германии показывает, что при одних и тех же внешних условиях урожай может постепенно и непрестанно расти".

В итоге авторы доклада приходили к неутешительному выводу:

"Мы должны сделать прежде всего заключение о том, что сельское хозяйство у нас находится в очень отсталом положении. Отсталость эта сказывается как в абсолютно низких, по сравнению с Западом, сборах сельскохозяйственных продуктов, так еще более — в полной их неустойчивости, в постоянном страхе перед возможным неурожаем, вечно висящем над многими десятками миллионов сельского населения".

Беда заключалась еще и в том, что отечественная промышленность полностью зависела от сельского хозяйства:

"Страна, работающая на внешние рынки, меньше связана всякого рода колебаниями рынка внутреннего, чем такая страна, как Россия, почти не вывозящая продуктов обрабатывающей промышленности. Есть целые отрасли русской промышленности, работающие почти исключительно на сельский рынок и, в свою очередь, требующие работы других отраслей промышленности, с которыми они связаны более или менее тесным образом. И едва ли может подлежать сомнению, что хорошие урожаи последних лет — мы их продолжаем считать делом случая — дали сильный толчок развитию русской промышленности".

Соответственно, при наступлении новых трудностей, как считали авторы доклада, новый кризис неизбежен:

"Стоит наступить периоду двух-трех неурожаев, вздорожанию денег, сокращающему городское строительство, а Правительству приостановить постройку столь необходимых стране железных дорог, как это было после 1900 г., и русская металлургия переживет вновь кризисы, которых в столь резкой степени не знает иностранная промышленность. Особенность экономической жизни России заключается в ее громадной неустойчивости, в резких колебаниях вверх и вниз".

В особенности если правительство будет руководить страной в прежнем стиле, не задумываясь о последствиях своих решений:

"Правительство своей политикой не только не ослабляет кризиса, но, наоборот, всемерно его усугубляет. В периоды промышленных депрессий казна, один из крупнейших потребителей, особенно сильно сокращает свои заказы. Так было с постройкой железных дорог после 1900 г., так было с паровозо- и вагоностроительными заводами в последние годы, когда они работали 10-15% своей производительности. Так было в 1910 г. с каменноугольной промышленностью, когда в период понижения спроса на уголь благодаря конкуренции с нефтью цены стояли особенно низкими, а Министерство Путей Сообщения, увлеченное борьбой с Продуглем, жгло свои запасы и сокращало покупки угля. Так, весьма вероятно, будет и в ближайшем будущем, если только Правительство не изменит своего взгляда на свою роль в промышленном развитии страны".

Конечно, предприниматели, пытаясь ослабить влияние правительства на экономику, преследовали собственные цели. Но спустя короткое время жизнь доказала их правоту. 1 августа 1914 года началась Первая мировая война, прошли массовые мобилизации, село осталось без мужиков-работников, а страна — без урожаев. Огромные расходы на войну тут же подкосили экономику — и вновь начался кризис.