Разность раздетости

То, на чем специализируется культурное пространство Louis Vuitton,— это представление художественных сцен разных неочевидных стран и городов: Индонезии, Турции, Чили, даже московская выставка была. Проект "Otherness" вроде бы отличается, но на самом деле — очень логичное продолжение. Если те проекты знакомили европейского зрителя с неким далеким Иным, "Otherness" рассказывает о возможности найти другого практически не выходя из дома. Как формулирует это куратор выставки Эрве Микаэлофф, "путь вглубь собственной личности — такое же путешествие, как, скажем, поездка в Корею".

В основании выставки — почти классическая пара из двух фотографов: Пьера Молинье и Франчески Вудман, как ни странно, до сих пор выглядящих более радикальными авторами, чем их молодые последователи. Тихо живший в Бордо художник Молинье, примерный семьянин и человек вполне социально адаптированный, в середине 1950-х вдруг открыл в себе женщину. Он стал снимать себя в женском нижнем белье, делать коллажи, в которых собственное лицо приставлял к обнаженным моделям, лепить из фотообрезков какие-то безумные андрогинные тела. Вскоре Молинье был открыт и, естественно, поднят на щит сюрреалистами, сейчас он считается одним из пионеров боди-арта. Но в его вещах (язык не поворачивается назвать их "работами") есть что-то, что не дает без остатка вписать их в историю искусства: вызывающая интимность личного эротического помешательства.

Нечто похожее и с гениальной Франческой Вудман. В конце 1970-х — начале 1980-х она фотографировала себя и других девушек, тоже делала нечто вроде сюрреалистических автопортретов, хотя само это определение теряет у нее всякую уместность. Если основная тема выставки, как говорит Эрве Микаэлофф, "то, как художник видит себя и как он видит другого", то Вудман будто бы старалась игнорировать это различение — зеркалами, тенями и другими манипуляциями сделать неразличимой грань между собой и другими, потерять границы собственной личности. Возможно, этот эксперимент по уничтожению себя был слишком успешен. Если тихо лелеявший свое второе "я" Молинье благополучно дожил почти до 80, Вудман покончила с собой в 23 года.

Рядом с этими двумя — австралийский перформансист Ли Бауэри, квир-икона уровня Клауса Номи, одна из ключевых фигур трансгрессивного искусства 1980-х. Коллекционером его костюмов оказался дизайнер Louis Vuitton Ким Джонс, так что посвященный Бауэри небольшой зал — вполне представительный. Здесь же — очень интересная израильская художница Тал Мазлиах, живущая в киббуце и страдающая кожной болезнью, из-за которой практически изолирована от мира. Мазлиах пишет мучительно-веселые цветастые картины, переполненные сублимированным, недоступным сексом и вполне ощутимой физической болью. Тут же — Реза Хазар, молодой афганец, живущий в Азербайджане и рассказывающий о разных гранях жизни беженца в экспрессионистической графике. Есть и еще несколько авторов.

В этой действительно интересно собранной выставке есть одна любопытная проблема. Все эти художники — маргиналы, изгои, люди, вырванные из мира, главное же, они — авторы, работающие с предельной наготой — не красивой "обнаженностью", а мучительной раздетостью. Часто невыносимой — как для Франчески Вудман или Тал Мазлиах. Помещение такого искусства в контекст высокой моды, с которой так или иначе ассоциируется пространство Louis Vuitton, выглядит вызовом. Как именно читать этот вызов — как окончательную адаптацию маргиналов новой всепринимающей нормой или наоборот — как разрушение благополучного фона пришельцами, включенность которых всегда призрачна, способных заронить своим вторжением некий глубокий и существенный разлад — вопрос, в общем, остающийся без ответа. Это отсутствие ответа и означает удачу выставки.

Париж, Espace Culturel Louis Vuitton, до 15 сентября

Игорь Гулин