Скупать бруснику и клюкву в Карелии по более высокой цене, чем в соседней Финляндии, и завоевывать мировой ягодный рынок, находясь в маленьком городке Костомукша. За один день, проведенный с семьей предпринимателей Самохваловых, корреспондент "Денег" Екатерина Дранкина убедилась, что такое возможно.
8:10
Небольшая трасса для роликовых лыж, принадлежащая детско-юношеской спортивной школе Костомукши. В Карелии, вот ведь сюрприз, я не вижу ни одного комара, и без назойливого комариного фона прозрачным утром особенно торжественной кажется дробь дятла. 29-летний Александр Самохвалов нарезает по трассе десятый круг. Сейчас быстро снять лыжи, окунуться в сказочной красоты озеро, заскочить домой переодеться, что-нибудь забросить в рот — и на работу. Страда! Чудовищный урожай брусники. Люди собирают по 100 кг в день, тары не хватает, морозильные камеры на заводе забиты, а сегодня, как на беду, вынужденная профилактика на сортировочной линии. С брусникой нужно управиться за неделю-две — там клюква пойдет, и это уже до зимы.
Примыкающую к границе Костомукшу 30 лет назад построили финны, и тогда город был совсем как финский — светлый, посреди леса и с лесом вперемешку. С тех пор, конечно, все сильно обветшало, но связи с Финляндией город не утратил. Жители везут от соседей все — еду, одежду, мебель, технику, но образ жизни — утром с лыжными палками, вечером с пивом — пока что-то не довезли. Кроме Александра на трассе ни души. Он между тем финский стандарт еще и улучшил: не пьет. Так же, как и старший брат, и отец.
Несколько лет назад семья Самохваловых решила вместо недвижимости и торговли, которой кормилась раньше, всерьез заняться ягодами. Отец сказал: "В Карелии ягод больше, чем где бы то ни было. Значит, мы должны стать крупнейшим в мире производителем ягод". Отец сказал — надо делать.
9:20
Отец, Иван Петрович Самохвалов, сегодня пришел на соковый завод пораньше. Нужно кое-что доделать: на следующей неделе котельная, которая принадлежит "Карельскому окатышу", наконец-то даст на завод технологическое тепло, и после трех лет строительства можно будет запускаться. Раньше "Ягоды Карелии" помимо собственно ягод (замороженных и чуть-чуть — свежих) продавали только нектары, теперь появятся варенье, джем, конфитюр. Привезли оборудование — транспортер и депалетайзер, в гулком помещении кроме Ивана Петровича только один наладчик, можно спокойно заниматься любимым делом.
"На старости лет потянуло опять к железкам,— улыбается он, не спуская глаз с железной руки депалетайзера, которая подхватывает и переставляет упаковки с пока еще пустыми банками.— Можно было купить готовое оборудование, но дешевле самому сделать, и интереснее. Долговато, правда, выходит — четвертый раз переделываю".
С железками Самохвалову-старшему пришлось расстаться лет на двадцать в 1986 году, когда 30-летний инженер-электронщик, незадолго до того приехавший на ГОК в качестве главного энергетика, собрал и продал несколько компьютеров.
— Ага, помню,— вмешивается неожиданно в разговор старший из сыновей, Максим, заехавший на завод подписать вместе с отцом кое-какие бумаги.— Ты продавал, а я твоим покупателям игры устанавливал. По пять рублей за игру. А в качестве бонуса учил еще их компьютер включать. Мне десять лет было, Сашке пять. Пять рублей за программу, и по пять рублей у тебя в магазине зарабатывали за уборку.
— Нет, погоди, магазин позже был,— поправляет отец.— Вот этот, строительный вагончик наш, "Белый аист" — это уже 91-й... Бытовочка была такая облезлая,— поясняет он уже мне,— а за день в ней "КамАЗ" водки продавали!
Некоторое время отец и сын пытаются восстановить ход событий: как из строительного вагончика выросла крупнейшая в Карелии сеть магазинов, как эту сеть победили федеральные сетевики, а Самохваловы стали строить и сдавать в аренду торговые центры. Но воспоминаниям предаваться некогда. Максим едет в головной офис семейного холдинга, Иван Петрович возвращается к железкам.
10:00
— А ты объясни им, что они теперь единственный крупный молочный производитель, который не берет у нас ягод,— втолковывает Александр девушке, сидящей слева от него.
Утренняя летучка со специалистами по продажам напоминает военный совет. Для полноты ощущения на стене кабинета — две карты с флажками. Карта по сбору ягод — российская, флажками утыкана в основном Карелия плюс Мурманск, Архангельск, Псков, Челябинск, Барнаул, Томск. Карта продаж, наоборот, мировая — шальные флажки каким-то образом разлетелись до Аммана, Вальдивии (это в Чили), Квебека. Увесистым синим флагом обозначен Пекин.
— Китай — это вообще наш очень крупный потребитель, берет у нас почти всю чернику для фармкомпаний, знаете, зрение восстанавливать,— успевает бросить мне Александр и возвращается к основной теме. Девушка по левую руку огорчила его известием, что с "Ягодами Карелии" не хочет дружить датская Arla Foods. "Говорила, что мы крупнейшие поставщики в России и Скандинавии? — наседает он.— Не хотят? А ты напросись в гости, отвези образцы. Они должны понять, что в России все у нас берут — Danone, "Юнимилк", "Мираторг", в Скандинавии — Valio, Fazer... Все берут, только они белой вороной остались!"
Кроме Александра участников совещания трое — две девушки и директор по продажам, его одноклассник Евгений. Задачи перед этой тройкой большие. Еще пять лет назад северной ягоды много ели, собственно, только на севере. А сейчас дело движется, и очень быстро. Бруснику хорошо берут, клюкву, чернику — "Ягоды Карелии" в прошлом году продали 8 тыс. тонн, а в этом рассчитывают еще больше. Хотя морошка, голубика, вороника идут пока не так хорошо. Для всего мира, кроме опять же Скандинавии, это по большому счету пока экзотика, замечает Александр. Он часами может рассказывать, какие это полезные ягоды. "Я прочитал, что вороника помогает от эпилепсии. У нас есть сотрудник, у него припадки часто случались — я велел ему по пятьдесят грамм в день вороники есть, сам привез ягоду, и он говорит, что три месяца не было приступов. Ну, один был, слабый — это потому, что он выпил, а пить нельзя ему, конечно",— говорит он.
12:30
В ста метрах от сокового завода — здание бывшей молочной кухни. В 90-е годы Иван Самохвалов арендовал его под колбасный цех, но потом цех пришлось закрыть: химичить с рецептурой Самохвалов отказывался, и дешевая колбаса от главных производителей победила его продукцию так же, как федеральные сети задавили его розничную сеть. Тем не менее в 2010 году Иван Петрович здание выкупил и увеличил его площадь в четыре раза — чтобы сделать там еще одно производство. Семья погрузилась в тонкости сублимации — помимо глубокой заморозки, как выяснил Самохвалов-старший, это единственный способ сохранить ягоду во всей ее первозданной пользе.
Скоро должен подъехать профильный специалист из московского НИИ, а пока Иван Петрович раскладывает чертежи. В помещении — четыре гигантских железных ящика с трубками и проводами.
— Это сублимационные сушки,— объясняет Иван Петрович.— Были сделаны в СССР в 60-е годы, я их купил в Белоруссии. Купил из жадности: импортная, на 400 кг в час, стоит миллион евро, а у этих производительность — тонна в час, и обошлись они мне в €300 тыс. Но выяснилось, что я купил только корпуса, начинка никуда не годилась. А в России, да и в мире, можно сказать, сублимационные сушки для ягод больше никто не использует: слишком дорого. Обычно ягоду просто сушат, как изюм,— и плевать, что полезные свойства из нее уходят. В итоге начинку пришлось фактически изобретать самому. Специалистов привлекаю советских, какие остались. Из Москвы должен подъехать Антипов, слышали?
14:00
Три года затратного строительства сублимационного завода, четыре года строится соковый, а еще будет кондитерский цех, чтобы делать ягоды в шоколаде, и еще один торговый центр в Костомукше достраивается, и поселок таунхаусов, заявленный для покупателей как дешевое социальное жилье,— откуда на все взять деньги и не вылететь в трубу, должен знать старший сын Ивана Самохвалова, Максим. Он в холдинге финансовый директор, и кабинет его — в высоком терему, буквально. Когда-то холдинг Самохваловых назывался в патриотичном духе "Славяне", и свою цитадель они решили построить в виде сруба. "Хуже того,— добродушно отвечает он после того, как я заканчиваю загибать пальцы, считая затратные проекты: — С таунхаусами промашка вышла. Подрядчик нас обокрал".
Максим говорит об этом так, будто ничего особенного не случилось — в бизнесе промахи случаются, главное — продолжать работать. От разговора и от бумаг его поминутно отрывают звонки. "Да, да, знаю. Подъеду вечером, разберемся". Максим — депутат городского совета. Это направление его деятельности отец не одобряет ("порядочным людям в политике делать нечего"), но и не осуждает ("все-таки они там с ребятами пытаются... совсем уж беспредел остановить").
Для самого Максима бизнес и политика — одно и то же. "У нас в Карелии ягоды собирать скоро некому будет. Деревни вымирают. Раньше люди лесом жили — теперь губернатор лес отдал "Икее". Вроде как с обязательством здесь переработкой заниматься — но они не занимаются: для отвода глаз заводик поставили, а на самом деле просто рубят и вывозят",— рассказывает он. Для спасения деревни — впрочем, и в рамках борьбы с конкурентами тоже — Самохваловы стараются держать высокие закупочные цены на ягоду. "У нас был принцип с самого начала: покупать дороже конкурентов,— объясняет Максим.— В итоге финны ездить в Карелию за ягодой перестали — в Карелии цена выше, чем в Финляндии". Маржу на ягоде удается держать небольшую, процентов пять-десять, а с учетом кредитов (без них все стройки было бы не поднять) предприятие может выжить только за счет больших объемов заготовки. "И аренда, конечно, все вытягивает,— улыбается Максим.— Четыре больших торговых центра, пятый достраиваем".
16:30
К пункту сбора ягод около завода начинают съезжаться сборщики. По всей Карелии у компании таких пунктов около трехсот. Бруснику сейчас скупают по 56 руб., клюкву, очевидно, будут брать дороже. Морщинистый старичок-лесовичок, в вылинявшей добела штормовке и таких же штанах, один за другим опорожняет в пластиковые ящики мешки с брусникой, приемщик хватает за рукав Александра, который идет встречать фуры, и требует больше тары. "Сегодня у меня был один мужик, он за день собрал 200 кг",— докладывает приемщица. "Не может быть",— выкатывает глаза Александр. Веселый загорелый человек, похожий на диджея, прыгает с фуры и тоже бежит к Александру требовать тару. "На диджея? — услышав мой комментарий, Александр с любопытством смотрит загорелому вслед.— Да это Миша, он кандидат наук, политологию преподает в Петрозаводске. Ему просто нравится эта движуха: "брусника прет!.. тары нет!.." — он к нам на сезон каждый год приезжает приемщиком работать, просто чтобы сменить обстановку".
Я спрашиваю у Саши, не намерен ли он тоже когда-нибудь сменить обстановку и такой ли он представлял себе свою жизнь раньше. "Ну когда-то я хотел быть программистом,— весело начинает он,— в детстве всем компьютеры интересны, но мы с братом, конечно, должны были учиться экономике: он на экономфак СПбГУ пошел, я — на экономику и финансы". Потом Саша делается серьезным и, как положено апологету семейного бизнеса, рассказывает притчу, как он был в Финляндии, в деревне Хюренсалли,— приценивался к бизнесу. "Заводик продавал человек, которому было тогда 67 лет,— рассказывает Саша.— Его 90-летний отец, который создавал это предприятие, еще был жив. Ну не в себе уже немножко тогда был, потом умер через пару лет. Брат этого человека еще в юности решил, что это не его призвание, и работал в автомастерской. А сам продавец всю жизнь занимался ягодным делом, и ему, видно, тоже уже надоело, потому что продавал дешево. Так вот, я считаю, это предательство они совершили по отношению к отцу".
19:00
Вечер пятницы, и завод не работает, но в морозильниках полно упаковок с ягодами, в шоковых туннелях сотни тонн в очереди на заморозку, и у одних ворот грузится фура. Водитель, он же владелец маленького бизнеса по имени Туоммо, оживленно беседует с Александром на смеси финского и английского. Узнав, что я журналист, улыбчивый финн бросается ко мне, чтобы рассказать, что он всех в Костомукше знает и любит, а Самохваловых — особенно.
— Вот когда-то для финнов карелы были "человечки с грабилками" (приспособление для сбора ягод.— "Деньги"),— Александр, проводив фуру, совершает последний обход завода, я его сопровождаю. Три работницы перебирают последнюю на сегодня партию морошки, директор производства заканчивает профилактику на линии.
— А сейчас у нас уже не просто сырье, а переработка — и ягоду чистейшую продаем по всему миру, и продукты из нее всякие. Еще отец предлагает установки делать, чтобы шербет производить. Не сливочное мороженое — это вредно, он считает, а шербет — там только натуральный сироп из ягод, и все.