За последние несколько месяцев Министерство культуры приняло ряд громких кадровых решений — таких как увольнение Ирины Антоновой с поста директора ГМИИ имени Пушкина, назначение Владимира Урина директором Большого театра, Юлии Шахновской директором Политехнического музея, Зельфиры Трегуловой — директором РОСИЗО, а также оказалось в центре внимания в связи с нововведениями, касающимися господдержки кино. Руководитель министерства ВЛАДИМИР МЕДИНСКИЙ рассказал "Ъ" о текущей политике своего ведомства.
"Ту кандидатуру, которая была согласована изначально, Антонова не готова была принять ни при каких обстоятельствах"
— Самым сенсационным решением Минкульта под вашим руководством стала отставка Ирины Антоновой с поста директора Пушкинского музея. Как давно было принято решение об этом и насколько сложно было найти преемника?
— О необходимости сменить Антонову как уже принятом и согласованном решении говорил еще Александр Авдеев (министр культуры в 2008-2012 годах.— "Ъ"), передавая дела.
Более того, он назвал кандидатов на ее место — тех, кого, по его мнению, можно было назначить. Сам он решение принимать не стал, и я его в этом понимаю. В итоге эта неприятная функция была возложена на меня. Я не торопился. Через какое-то время сама Антонова пришла ко мне и сказала, что готова перейти на менее активную работу. Начался долгий процесс согласования кандидатуры, длился он полгода. Антонова давала своих кандидатов. Мы с ними встречались в департаменте культурного наследия, общались, собирали референсы, отклоняли кандидатуры, называли новые. С новыми кандидатами встречалась Антонова и затем в свою очередь отклоняла их. Ту кандидатуру, которая была согласована изначально, Антонова не готова была принять ни при каких обстоятельствах.
Я счел со своей стороны неправильным и неэтичным принимать решение без учета мнения Ирины Антоновой — слишком знаковый музей и слишком знаковая фигура. Она ведь только директором была более полувека, а музею вообще отдала всю свою жизнь. И мы нашли компромиссную фигуру. В одном из списков, которые предлагала Антонова, была Марина Лошак. К этому моменту мне ее уже неоднократно предлагали другие деятели культуры. Мы изучили ее работы, собрали дополнительные рекомендации, побеседовали и приняли решение. Но фамилию Лошак назвала сама Антонова.
— Поставлены ли перед Мариной Лошак какие-то конкретные задачи, с которыми, по вашему мнению, не могла справиться Ирина Антонова, или же ей предоставлена полная свобода действий?
— Конкретная задача — создание музейного городка мирового уровня. Там до сих пор не утверждена концепция. В данном случае нашла коса на камень: Антонова и Мосархитектура в силу разных причин не находили общего языка. Необходимо найти взвешенное решение, а тянуть с этим неразумно.
Сейчас идет перенос коммуникаций, реставрация одного из корпусов, это делается, но темп работ нас совершенно не устраивает, как и отсутствие утвержденного проекта. Заказчиком всех работ там выступает Пушкинский музей, не министерство, в нем работает собственная дирекция по строительству. В этой дирекции, как перчатки, несколько раз менялись руководители, которые не уживались с Антоновой. Перед Лошак стоит задача придать динамику этому процессу.
— Не так давно появились сообщения о том, что от участия в реконструкции ГМИИ отказался Норман Фостер, в свою очередь Марина Лошак заявила, что переговоры с ним продолжаются. Министерство как-то участвует в данном конфликте?
— Нет, это дело музея. У обеих сторон есть своя правда, но, притом что деньги на проект частично потрачены, самого проекта нет, и это печально. Де-факто те деньги, которые выделялись бюджетом на протяжении последних нескольких лет, регулярно не осваивались. Они просто переводились на другие объекты, на другие стройки. Юлия Латынина на радио говорила о полутора миллиардах долларов, на же самом деле речь идет о 22 млрд руб., из которых значительная часть уже перенесена на другие объекты.
Минкультуры по-другому относится к концепции строительства и реставрации памятников культуры. До сих пор средства выделялись понемногу, но всем. Тянулось все очень долго, каждый год что-то из бюджета добавлялось, и на круг выходили очень крупные суммы. Я хочу, чтобы мы прекратили втягиваться в новые долгосрочные проекты, сначала нужно достроить все то, что уже начато.
Кроме того, нужно прекратить ввязываться в длительные долгосрочные проекты без выделенных на них в достаточном объеме средств, потому что наша главная задача — быстро сдать объект. Приведу вам пример. Реставрируется в рамках программы исторического наследия какой-то храм. До сих пор сначала заказывался проект реставрации иконостаса, затем проект реставрации окон и дверей, дальше проект реставрации купола и так далее. Деньги выделялись также частями, и длиться это могло десятилетиями. Я считаю правильным сразу создать полный проект реставрации — тогда будет понятна и конечная стоимость, и сроки, в которые все будет сделано.
Таких проектов сотни. В этом году мы завершили строительство новой сцены Маринки и реставрацию Кронштадтского морского собора. Полным ходом идет восстановление Ново-Иерусалимского монастыря. Скоро будем запускать программу реставрации Соловецкого музея-монастыря. Но это крупные проекты, с бюджетами по 2-3 млрд руб. в год, а есть и множество более мелких проектов, от 2-3 млн руб. в год.
"Хочу, чтобы выставки перестали быть такими, как сейчас"
— Еще одно недавнее назначение: Зельфира Трегулова стала директором РОСИЗО. Сейчас это довольно подзабытая структура, но, как я понимаю, на ее реформу министерство возлагает большие надежды?
— Мы хотим, чтобы РОСИЗО стало лучшей в мире выставочной компанией, системным интегратором международных и российских выставок. У нас невероятные музейные фонды, например, фантастическая коллекция социалистического реализма (который, кстати, лично мне нравится гораздо больше современного искусства — по крайней мере, люди рисовать умели). В прежние времена РОСИЗО выступало в качестве компании, реализующей государственную выставочную политику. Сейчас все делается либо на спонсорские деньги, и здесь все зависит от вкусов и воли спонсора, либо на государственные, которых никогда не хватает. РОСИЗО должно изменить такую ситуацию, но не подменять музеи, некоторые из которых, как например музеи Кремля или Эрмитаж, научились делать собственные прекрасные выставки, а дополнять их работу — я противник монополии.
Кроме того, РОСИЗО будет решать задачи, поставленные министерством. Две такие конкретные задачи на 2014-2015 годы уже поставлены — это будут эпохальные передвижные выставки международного уровня.
Я хочу, чтобы выставки перестали быть такими, как сейчас, когда просто на стенах в стеклянных кубиках что-то развешено. Это, конечно, хорошо, но современный зритель уже слишком избалован 3D и интерактивными средствами, его все труднее заставить читать то, что написано, к примеру, под уникальными монетами экзотической эпохи. (Вообще, когда руководитель одного из ведущих музеев говорит мне, что сделает на входе постоянную экспозицию выставочной нумизматики, я сразу понимаю, что ему пора на пенсию.) Можно сделать выставку икон из музеев Кремля — повесить их на стенах в пуленепробиваемых стеклах, сделать маленькие подписи, но дорого, долго, требует страховки и трудоемких перевозок, зачем это? Давайте сделаем по-другому: вот помещение, на стенах видео — Кремль, Иван Грозный убивает своего сына, Петр I венчается на царство. Зритель попадает на шоу, в котором ему рассказывают историю. А в самом конце — маленькая иконка, которую целовал еще сам Иван Грозный. И ее достаточно, человек запомнит это на всю жизнь, он как будто прокатился на машине времени. Привезти несколько икон, а потом сказать: "Посмотрите, у нас таких шедевров тысячи". Это же будет стимулировать въездной туризм.
— Когда мы сможем что-то подобное увидеть?
— Вопрос к Трегуловой. Но еще раз скажу, мы все интересное будем поддерживать, всеми силами.
— Действительно ли вы собирались уволить с поста директора музея кино Наума Клеймана?
— Честно говоря, я узнал об этом из обзоров прессы. Я даже не знал, что у Клеймана заканчивается контракт. Я пригласил его, и он сказал мне, что сам понимает, что рано или поздно ему понадобится преемник и в любом случае уже сейчас нужен некий исполнительный директор, который бы помог построить музей кино. Ведь такие музеи есть даже во французских райцентрах, а у нас нет, и это стыдно, ведь мы ведущая кинодержава. Такой музей должен не только развлекать, он должен быть и пропагандистом нашего кино, нести образовательную функцию и быть учебной базой для студентов. А контракт Клейману мы сразу продлили.
— Найден ли такой исполнительный директор и найдено ли помещение для музея?
— Директор пока не найден, а над помещением мы работаем. Мы выступили с определенным предложением к московским властям, и, поскольку Сергей Собянин действительно внимательно относится к проблемам культуры, я уверен, что решение мы скоро найдем.
"Если ошибка была допущена, то проще ее исправить, чем раздувать скандал"
— Не так давно министерство подверглось серьезной критике из-за штрафа, который был наложен на режиссера Гарри Бардина за то, что он не успел вовремя закончить работу над своим новым мультфильмом. Как вы можете прокомментировать эту ситуацию?
— Хочу сказать вот что. Дорогие коллеги, вы ведь все за "честные выборы", не правда ли? Так как же вы не можете согласиться с тем, что закон должен быть единым для всех? Если ты подписал договор и не выполнил его условия, то должен нести за это штрафные санкции вне зависимости от того, являешься ли ты Гарри Бардиным, Никитой Михалковым или руководителем предвыборного штаба Владимира Путина Станиславом Говорухиным. Я специально назвал фамилии "с другого края", потому что эти люди платят штрафы, когда не выполняют свои обязательства, причем в десятки раз большие, чем тот, который был наложен на Бардина. Писали, что на его письмо я наложил резолюцию "Решить на общих основаниях", но это не так — там было написано "Сделать все возможное в рамках закона". И все возможное мы сделали. Из пяти месяцев, на которые он задерживал сдачу фильма, мы наложили штраф только за полтора — остальное мы закрыли справками, больничными и т. д.
— Недавно прошли первые открытые питчинги — министерство отбирало кинопроекты, которые получат государственное финансирование. Самый большой резонанс вызвало непредоставление финансирования фильму Александра Миндадзе "Милый Ханс, дорогой Петр" из-за того, что, по мнению одного из экспертных советов, в сценарной заявке были исторические ошибки. Действительно ли, по вашему мнению, справедливы эти претензии?
— Действительно, фильмы проходят через три совета — совет продюсеров, совет психологов и социологов и военно-исторический совет. Военно-исторический совет дал резко отрицательное заключение на фильм, совет психологов и социологов дал наполовину отрицательное заключение, эксперты проголосовали за. В итоге Миндадзе взял себе дополнительного исторического консультанта, внес изменения в сценарий, и теперь мы будем рекомендовать поддержать его проект. Я понимаю, что кино — творческий продукт, и против того, чтобы по кино изучали историю. Но есть какие-то границы — к примеру, если Великая Отечественная война началась 22 июня 1941 года и это знают все, то, наверное, не имеет смысла утверждать в фильме, даже с учетом свободы творчества, что это случилось 32 мая 1937 года. Если вдруг такая ошибка была допущена, то проще ее исправить, чем раздувать скандал. Кстати, при всем шуме, который возник изначально, о том, что мы с Миндадзе обо всем договорились и конфликт исчерпан, наши оппоненты с досадой сообщили как-то между строк. Потому что это не интересно.
— А как формируются экспертные советы?
— Их состав утверждается приказом директора департамента кинематографии. И это именно советы экспертов. Решение о том, как будут потрачены бюджетные деньги, в конечном итоге принимает чиновник, и именно он несет за него ответственность. Поэтому он старается заручиться поддержкой экспертов, чтобы решение было максимально объективным. Мнение советов носит исключительно рекомендательный характер. И кстати, потом те же эксперты вместе с чиновниками и журналистами сидят на презентациях и смотрят на то, как люди убеждают инвестора, в данном случае государство, выделить им деньги.
— Как вы в целом оцениваете итоги первых питчингов?
— Кто-то из заявителей подошел к ним серьезно, сделал интересные презентации и старался нас убедить. А кто-то просто вышел на сцену и сказал что-то вроде "Я великий и все, до свидания". Такие люди питчинги не прошли (господдержку по итогам питчингов не получили в числе прочих новые проекты Александра Прошкина, Павла Чухрая и Николая Досталя.— "Ъ").
А в целом все прошло успешно. Раньше решения принимались под столом у чиновника — "Ваша заявка победила", "Ваша заявка проиграла", и никаких комментариев, никаких объяснений, ничего. Мы решили попробовать договориться на понятных условиях и при полной прозрачности — питчинги транслировались в прямом эфире в интернете и отчасти на канале "Россия 24". И обратите внимание — оборотной стороной публичности явилось полное отсутствие скандалов. Я, честно говоря, ожидал, что их будут десятки, а на самом деле не случилось ни одного вообще. Настоящая гласность, просто 1985 год.
— В своих выступлениях и интервью вы много говорите о том, что учреждения культуры должны стремиться к максимальной экономической эффективности и самостоятельности. С другой стороны понятно, и в этом убеждает как российский, так мировой опыт, что культура в целом окупить себя никогда не сможет, как то же самое кино, которому в очень большой степени необходимо государственное финансирование. Как, по-вашему, государство должно выбирать, кто может выжить лишь самостоятельно, а кто в любом случае нуждается в поддержке?
— Надо подходить разумно и избирательно. Есть массовая культура, например, шансон — он может обойтись без господдержки, здесь если и можно что-то профинансировать, то совсем чуть-чуть. С другой стороны, есть Большой и Мариинский театры — если попытаться перевести их на полную самоокупаемость, то, как минимум, цена билетов станет такой, что залы будут пустыми, в итоге эти заведения мы потеряем. Мы, как это происходит и во всем мире, поддерживаем музеи, поддерживаем классическое искусство, содержим библиотеки. Как библиотеку можно сделать окупаемой? Разве что ночной клуб с шестом при ней открыть. Что же касается кино, то здесь другая история. В идеале мы должны стремиться к тому, чтобы кино стало субъектом рынка, чтобы банкам было выгодно давать на кино кредиты, чтобы фильмы окупались. Но это большая и сложная работа, мы двигаемся здесь постепенно, в рамках продуманной стратегии. Например, в этом году мы начинаем выдавать средства с условием их стопроцентного возврата — по облегченной процедуре, в том случае, если видим, что проект имеет коммерческий потенциал. Мы начинаем компенсировать банковские ставки по кредитам — за счет бюджета министерства и фонда кино. Есть самые разные средства получения средств — помимо прямого государственного финансирования.
В идеале мы должны прийти к ситуации, когда государство сможет ограничиться поддержкой образовательных, дебютных, авторских и каких-то отдельных фестивальных проектов. А остальное должно стать частью рынка.