Этот стон у них танцем зовется

Трудно вообразить более приятное времяпрепровождение в Санкт-Петербурге, чем представление классического балета на свежем воздухе в разгар теплых белых ночей. Соответственно, если вечера холодные, наступают суровые сумерки, а зрители бодро потирают руки и судорожно аплодируют, чтобы согреться, — значит, вы попали на антибалет. В Новой Голландии на премьере "Па-де-де" стучала зубами и хлопала в ладоши ОЛЬГА ФЕДОРЧЕНКО.

Часть зрителей, пришедших в Новую Голландию на спектакль Олега Каравайчука — Веры Арбузовой, правильно подошла к подготовке: они грелись у разожженного огня. Другая часть явилась на перформанс с собственными пледами. Обстановка была, таким образом, вполне мирная и семейная. Артистам, чтобы попасть к месту работы, пришлось вступать в непосредственный контакт со зрителями и протискиваться сквозь плотную толпу.

Композитор Олег Каравайчук — признанный мастер музыкальной провокации и импровизации — написал партитуру "Па-де-де". Хореограф Вера Арбузова совсем недавно была одной из лучших исполнительниц Бориса Эйфмана, а ныне, после окончания балетмейстерского отделения Академии русского балета, приступила к самостоятельной творческой практике. И как важно, что ее с первых же творческих шагов бережно опекает господин Каравайчук. Классик современной композиторской школы мудро наставляет начинающего балетмейстера на сочинительской стезе, явившись соавтором хореографа. К сожалению, госпожа Арбузова господину Каравайчуку отплатить тем же не смогла и в сочинении музыки участия не принимала. Зато она вышла в качестве исполнительницы. Остальные участники мероприятия (Оксана Бондарева, Екатерина Красюк, Андрей Касьяненко, Евгений Дерябин) на лавры композитора и балетмейстера не посягали, а послушно доносили замысел создателей до продрогших зрителей.

Музыкальные всхлипы, стоны, ссоры и примирения пластически интерпретированы госпожой Арбузовой в полном соответствии с мелодическим развитием. Три женщины и двое мужчин танцуют то вместе, то поодиночке. Когда музыка, истаивая, стремится к piano, артисты замирают в позах глубокой задумчивости. Когда музыка набирает энергию в многогласном forte, танцовщики начинают в быстром темпе бегать по сцене и кружиться. Конечно, подобное хореографическое решение интеллектуальным прорывом назвать затруднительно, но подобный темпоритмический принцип придает творению господ Каравайчука и Арбузовой эмоциональную недосказанность и танцевальную умудренность.

Много смысловых решений кроется в неожиданном балетмейстерском ходе. Две танцовщицы в начале спектакля выступали полуобутыми, у каждой только по одному пуанту: у одной пуант был надет на левую ногу, у другой — на правую. В подобном распределении балетной обуви по исполнителям видится глубокая поэтическая метафора: доминирование имманентной апперцепции дуализма в отдельно взятом социуме, несовместимость очевидного. Подобный новаторский прием, несомненно, обогатит лексическую историю современного балета. Кроме того, он позволил оценить идеальный изгиб стопы госпожи Бондаревой — и даже страшно представить, какие нагрузки выдерживают эти изящные пальчики с красным педикюром, когда их втискивают в жесткое ортопедическое приспособление, именуемое пуантами! В этих размышлениях о судьбах балеринского педикюра незаметно пролетели минут пять сценического времени. Тем временем госпожа Бондарева грохнулась на пол и начала дрожать всеми членами тела. Ее можно было понять: на улице было уже ощутимо холодно. Этот пластический пассаж являлся отражением онтологической интегрированности в погодные условия. Этим глубокомысленным дрожанием госпожи Бондаревой и собравшихся зрителей, являя таким образом трогательнейшее единение творцов и потребителей искусства, спектакль и завершился.

В общем, антибалет "Па-де-де" господ Каравайчука и Арбузовой, несомненно, явление крайне прогрессивное и передовое. Необходим его сиквел — антибалет "Гран-па", с музыкой госпожи Арбузовой и хореографией господина Каравайчука.