Лихачев умер вчера в петербургской больнице, на третий день после операции, которую сами врачи назвали "операцией отчаяния". С понедельника состояние его было критическим, но развязки, которая наступила днем в половине второго, никто не ждал. Однако уже в два часа дня все информационные агентства сообщили о его кончине, причем известия эти были полны той же несколько преувеличенной скорби, с которой недавно газеты и телевидение говорили о смерти Раисы Горбачевой.
В 1986-м их имена тоже стояли рядом. Одна опекала вновь созданный Фонд культуры, другой его возглавил. Именно в этот момент определилась роль Академика Лихачева, гаранта духовности, символа русской культуры. Это уже не имело отношения к его соловецкой отсидке, к его научной работе, к Пушкинскому дому, к русской литературе, "Слову о полку Игореве" и поэтике русских садов. Отныне он исполнял роль официально назначенной совести народа — ту роль, которую мог бы взвалить на себя писатель Солженицын и в меньшей степени — физик Сахаров. Но по объективным причинам Горбачевы выбрали дипломатичного, умного, благообразного ленинградского филолога. Именно тогда он стал тем, кем умер вчера — Академиком Лихачевым.
С этой ужасно неблагодарной и разрушающей любую самую крепкую натуру ролью он справлялся с необыкновенным достоинством.
Он умел ладить с зеками — недаром его первая научная работа была посвящена корням блатного жаргона, который он в совершенстве изучил на соловецких нарах. Его последние работы были посвящены экологии культуры и, в свою очередь, создавали тот культурологический жаргон, на котором теперь легко объясняются даже уголовники.
Первая государственная премия академика Лихачева была Сталинской, 1952 года,— за утверждение русской культурной традиции в противовес безродной космополитической (разумеется, он сам нисколько не был повинен в поганой сталинской затее). Следующую он получил в 1969-м в СССР, а последнюю — в 1993-м в России. Он мог бы носить на своем профессорском пиджаке золотую звездочку Героя социалистического труда и орден Святого апостола Андрея Первозванного одновременно. Он видел государя, а соболезнования его семье прислал президент.
Он прожил очень длинную жизнь, и потому Лихачеву был свойствен философски-спокойный взгляд на неблагообразную действительность. Даже — лояльность по отношению к ней. В этом приятии мира и заключалась мудрость Академика — в конце концов, он видел и знал куда худшие времена, он понимал, что избавление от проклятой советской власти не может быть легким — и прощал избавителям даже то, что они часто оказывались куда ничтожнее тех, кому шли на смену.
Став, с согласия властей, чем-то вроде общенационального светского старца или, если хотите, официального кремлевского духовника, он пользовался своим влиянием точно и умело. Несколько раз его мнение было поставлено на весы как мнение всей российской интеллигенции. Он смог, например, убедить Бориса Ельцина приехать в Петербург на церемонию погребения Николая II. Это было тем более трудно, что церковь не спешила признать останки подлинными, а Лихачев верил в Бога и уважал церковь. В данном случае совет Лихачева перевесил официальное мнение патриарха.
Смерть девяностотрехлетнего старца, по определению, не может быть неожиданностью. Но к вполне праведной и естественной печали по уходу человека из жизни еще примешивается и некоторый страх. Лихачев, умевший говорить "истину царям", воплощал собою человеческое достоинство. Лихачева нет больше, и блюсти собственное достоинство следует теперь самим. Никакого морального разрешения, своего рода санкции из прошлого, больше не будет. К кому теперь из приличных людей прислушается власть — одному Богу известно.
Академика Лихачева похоронят на кладбище в Комарово, где покоятся его мать Вера Семеновна, брат Юрий и дочь Вера. Отпевание пройдет в Князь-Владимирском соборе на Петроградской стороне.
ОТДЕЛ КУЛЬТУРЫ