Состоялся первый из четырех запланированных московских концертов Александра Розенбаума. На концерте было место подвигу: сорвав голос, артист нашел в себе силы вернуться на сцену и допеть программу до конца. Почти. С подробностями — ЭДУАРД Ъ-ДОРОЖКИН.
Александр Розенбаум относится к благородной и редкой нынче породе артистов, предпочитающих ответственность за провал ни с кем не делить: у него нет девок на подпевках, нет и мужиков, нет танцоров и нет музыкантов. Есть гитара, которую Розенбаум любит все меньше и меньше, и есть синтезатор, варварски заменивший семиструнную. Эта искренность певца, эдакая бардовская беззащитность — единственное, пожалуй, достоинство, которое Розенбаум целым и невредимым пронес в свой сегодняшний день из прекрасного подворотного прошлого.
Там, в прошлом, осталась пьяная слеза, еще не наносившая сокрушающего удара по печени, извозчик, томившийся под проливным дождем в ожидании нетрезвого лирического героя, "любить — так любить, стрелять — так стрелять" и прочие атрибуты неурочно задержавшейся молодости. Нынешний герой Розенбаума в светлые мгновения своей жизни еще готов малость потесниться в "прокуренном тамбуре", нет-нет да и потискать проводницу, которая, вот чудо, "дружит с ведром и веником"; но уже не радует его "разнузданный портвейн", и водочка что-то не идет. С годами в голову начали лезть всякие важные мысли: "Противно жить под 'Модерн токинг', хочу я под Шульженко умереть", "голосуем среди грязи и ненастья"... Как-то сами собой слепились безалаберные политические вирши. Словом, человек повзрослел, постарел. "Не сумею жить",— говорит. А ведь сумеет.
Художественная манера Розенбаума эволюционировала куда более чудесным образом. А именно: автор-исполнитель завязал писать хорошие стихи. Большинство новых строк просто никуда не годятся — банальность на банальности и банальностью погоняет. Какая-то тоскливая трясина из "шалью укроешь зябкие плечи" и "сибирские пространства — не для поездов". Последняя строчка, кстати, дала название всей программе — "Транссибирская магистраль". Герой перемещается через всю страну, от дальних магаданских подступов до Санкт-Петербурга, родины своей. Так как в песнях это движение отразить не удалось, придумали менять задник: вот на фотообоях изображение какого-то неопрятного мужика с мудрыми глазами, вот дохлый кустик и церковная маковка, вот шпили имперские нарисовали, Нева широкая течет — Русь святая, поруганная бандитами и либералами.
Московский концерт обнажил истину: Александр Розенбаум — большой артист, потому что только большой артист и человек невероятной памяти может запомнить такое количество бессвязной речитативной белиберды, этих пафосных нескладушек-неладушек и исполнять их со сцены столичного зала, нимало при этом не краснея.
Краснеть приходилось тем редким слушателям, кто пришел на концерт не только для того, чтобы подкормить ненасытную ностальгию. Казалось, что Розенбаум окончательно разошелся с реальностью. Только вытащив из архива афганский "Черный тюльпан", он добился того, что зал встал. "Черный тюльпан" теперь — это и Буйнакск, и Печатники, и Каширское шоссе.
Публика не заметила или не захотела заметить случившейся в Розенбауме перемены. Потому что это была интеллигентная публика: девушки, изучавшие кумира в бинокль и дрожащими руками передававшие ему цветы (некоторые по нескольку раз); старушки в залатанных кофточках, с десяток невзрачных молодых людей, но главное, средних лет мужчины из КБ, НИИ, со "скорой помощи", которых Александр Розенбаум десять лет назад заворожил так, что они до сих пор готовы прощать ему крупные и мелкие грехи.
Во втором отделении, оборвав песню на полуслове и извинившись перед слушателями, Розенбаум выбежал за сцену. Когда через пять минут он вернулся, волнение было на его лице: "Когда-то все бывает первый раз в жизни". Из контекста следовало, что первый раз в жизни Розенбаум потерял голос. С трудом спев еще две песни (вернее, не спев, а прорычав: остальное сделал синтезатор), певец откланялся — без бисов, без слов благодарности, крайне растерянный и, очевидно, страшно огорченный. Сказал только: "Ждем вас завтра".
Судя по тому, с каким пониманием аплодировала ему из ложи дирекции Алла Пугачева, такие моменты бывают в жизни каждого артиста. Но относиться к ним надо без лишней суеты. И в самом деле, на время пропавший голос — штука неприятная, но все же пустяк по сравнению с бездонным творческим кризисом, в котором Розенбаум проложил свою "Транссибирскую магистраль".
В концертном зале "Россия", 2 и 3 октября.