Вчера президент России Владимир Путин после саммита "двадцатки", как и Барак Обама, не дожидаясь выводов экспертов ООН, рассказал, что применение химического оружия в Сирии является провокацией боевиков. А специальный корреспондент "Ъ" АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ делает вывод о том, что политические результаты саммита "двадцатки" стали скорее победой американского президента, чем российского.
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров / купить фото
Вчерашнее утро началось с того, что лидеры "двадцатки" встретились с социальными, как это было анонсировано, партнерами, то есть с представителями бизнеса и профсоюзов.
Профсоюзы, если найдут в себе мужество в этом признаться, и в самом деле могут назвать себя социальными партнерами бизнеса (вряд ли они без него могут существовать). Бизнес сможет признать себя социальным партнером профсоюзов, только если с ним провести профилактическую беседу (впрочем, к этим беседам он привык и является к ним чувствительным и восприимчивым).
При этом бизнес и профсоюзы, без сомнения, считают себя социальными партнерами государства: это в их интересах. Осталось выяснить, считают ли себя социальными партнерами профсоюзов и бизнеса лидеры "двадцатки". Выяснилось, что считают: все, кроме США. Только Барак Обама не пришел на утреннюю встречу.
То, что Барак Обама не захотел послушать Михаила Шмакова, выглядело, конечно, откровенным демаршем с его стороны.
Вряд ли президента США оправдывало то, что на это время у него были назначены двусторонние встречи. Скорее смотрелось как отговорка.
Обезоруживающим на встрече выглядело выступление главы российского Фонда прямых инвестиций Кирилла Дмитриева. Он обратил внимание на то, что в мире за счет неэффективных инфраструктурных инвестиций ежедневно теряется $1 трлн.
После этого сообщения, за время которого мир успел вложить и потерять пару десятков миллионов, честно говоря, потеряло смысл не только дальнейшее обсуждение, а и вообще весь саммит. О чем говорить, если триллион все равно будет потерян, как ни крути (вернее, как ни крутись)?
Лидер российских независимых профсоюзов Михаил Шмаков между тем показал, как может держать и такой удар (и не такой тоже). Он невозмутимо выступил от лица всех российских профсоюзов, пожелал успехов в работе саммиту (его не смутило, что саммит как раз примерно в это время уже заканчивал работу) и зачитал свои претензии к работодателям. Такая читка всякий раз звучит как приговор, но не работодателям, а самим профсоюзам, так как эти претензии настолько лояльны по отношению к работодателям, что лучше их даже не высказывать — можно просто обменяться друг с другом кивком головы: вы сказали, мы поняли.
Лидеры "двадцатки" с утра зевали (откровеннее всех вел себя в этом смысле итальянский премьер Энрико Летта). Было очевидно, что ужин и театрализованное представление в Петергофе (хотя что может быть театрализованнее, чем сам такой саммит?) не прошли для них бесследно: либо просто не выспались, либо отчего-то потеряли сон.
Между тем все высказались по предложению Владимира Путина, который накануне, судя по всему, простудился на свежем воздухе.
Правда, о присутствии бизнесменов и особенно профсоюзов в зале лидеры как-то забыли, а вспомнили, только когда Ангела Меркель говорила о том, что Германия свои обещания, данные на прошлом саммите в мексиканском Лос-Кабосе об отказе от государственного протекционизма для национального бизнеса, выполняет.
— Мы свое слово держим,— заявила она и дала понять, что не уверена насчет остальных стран.
Итальянский премьер констатировал, что саммит "двадцатки" в Петербурге первый, на котором его участники говорят не о спасении экономики, а о ее восстановлении и "можно даже задуматься о росте".
Глава Еврокомиссии господин Баррозу похвалил между тем бизнес за то, что тот сформулировал для "двадцатки" конкретное предложение: продлить согласие об отказе от протекционистских мер до 2016 года.
Действительно, было отчего обрадоваться: конкретные предложения на таких саммитах — большая редкость.
А на британского премьера Дэвида Кэмерона самое сильное впечатление в развитии британского бизнеса пока, по его собственным словам, производит то, какое беспрецедентное количество женщин работает в частном секторе и с каждым днем их все больше и больше. Очевидно, что господин Кэмерон ожидал от своих женщин чего угодно, но только не этого.
Через полчаса началось второе рабочее совещание лидеров "двадцатки", и всем нам снова повезло увидеть президента США Барака Обаму.
Он не удивил: до заседания общался в основном с Дэвидом Кэмероном и Энрико Леттой. Владимир Путин тоже не удивил: общался в основном со своим помощником Юрием Ушаковым.
Рабочая встреча лидеров "двадцатки" проходила в рабочем режиме, и то, о чем в таком же режиме шел разговор все эти два дня, выяснилось уже на пресс-конференциях, которые по отдельности проводили Владимир Путин и его коллеги.
До этого они напоследок сфотографировались. Эта церемония едва ли не главное, из-за чего они едут на саммит: происходит фиксация того, что все это и в самом деле было, и сразу же можно с облегчением говорить о случившемся как об историческом событии.
Владимир Путин пришел спустя пару минут после того, как все, в том числе и Барак Обама, стояли на своих местах (многие сразу расценили это как адекватный ответ на вчерашнее 15-минутное опоздание Барака Обамы на ужин, но вряд ли были правы: по таким мелочам господин Путин давно уже не заводится).
Помочь главам государств определиться, кто где должен стоять, должны были волонтеры. Возле каждого места покоилась девушка, которая приветливо обозначала себя. И был только один мальчик. Угадайте с одного раза, на чьем месте.
Фотографирование по определению стало самым зрелищным результатом саммита, если, конечно, не считать пресс-конференции Владимира Путина.
Революционной эту пресс-конференцию можно назвать хотя бы потому, что первым на ней прозвучал вопрос о том, почему не строятся новые нефтеперерабатывающие заводы в Чечне, а город Грозный до сих пор не назван городом воинской славы. И сразу на второй, а вернее, на никакой план отодвинулась проблема Сирии, и ближайшие семь минут мир, затаив дыхание, слушал рассказ президента России о том, что в таких вопросах Владимир Путин обычно старается не вмешиваться в их решение.
Владимир Путин не в первый раз продемонстрировал, что сам способен решать, кому дать возможность задать ему вопрос. Поэтому ему пришлось, например, выслушать многоминутное выступление журналиста, который всю жизнь занимается проблемами экологии, и это выступление тоже могло бы быть размером во всю жизнь, если бы президент России не взмолился наконец сформулировать, есть ли у этого вопроса суть.
Впрочем, наконец-то он высказался и про российско-белорусскую историю с "Уралкалием" (см. также стр. 1): оказалось, официальная российская позиция не была до сих пор заявлена, потому что у Владимира Путина по этому поводу есть особое мнение:
— С Лукашенко я не разговаривал. А затишье связано с тем, что мы хотим проблему решить, а не загонять ее в тупик, что очень легко сделать, начиная шум и гам по этому поводу.
Рано или поздно вопрос про Сирию должен был все-таки прозвучать. И когда он прозвучал, вдруг случайно оказалось, что Владимир Путин и Барак Обама вчера все-таки встретились один на один и "20-30 минут разговаривали":
— Не на ногах, как вы говорите, а на другом месте. Сидя разговаривали,— пояснил господин Путин.— Каждый при своем мнении остался, но мы друг друга слышим.
Выяснились некоторые подробности и вечера, проведенного лидерами G20 накануне. Владимир Путин опроверг предположения, что мнения по поводу Сирии разделились среди членов "двадцатки" пополам, и перечислил, кто с кем.
— Великобр...э-э...США,--- поправился он,— Турция, Канада, Саудовская Аравия, Франция... Господин Кэмерон (премьер-министр Великобритании.— А. К.) выступал тоже за это, но парламент страны, как известно, высказался против... Германия ведет себя осторожно...
В результате неожиданно выяснилось, что так или иначе все лидеры стран "восьмерки" на сегодняшний день не против удара по Сирии и даже, можно сказать, занимают более или менее консолидированную позицию по этому поводу.
И если позиция итальянского премьера, например, была хорошо известна и раньше, то позиция Ангелы Меркель, судя по всему, изменилась едва ли не во время саммита. Теперь она скорее по ту, а не по эту сторону баррикад.
Владимир Путин перечислил и тех, кто "на нашей стороне" (это именно так теперь и формулируется: пришло, видимо, время, говорить начистоту):
— Китай, Индия, Индонезия, Аргентина, Бразилия, ЮАР...
То есть это те, чье участие в военной операции против Башара Асада и так затруднительно было бы даже предположить.
Таким образом, если говорить о ситуации на саммите в стремительно приживающихся терминах боевых действий, то победу, скорее, одержал Барак Обама.
Возможно, поэтому Владимир Путин окончательно, тоже не дожидаясь выводов инспекторов ООН, сформулировал свое отношение к версии применения химического оружия в Сирии:
— Это провокация со стороны боевиков, которые рассчитывают на поддержку со стороны. В этом весь смысл этой провокации.
Значит, Владимир Путин теперь даже не допускает мысли, что химической атаки не было вовсе.
Он теперь вообще говорит по этому поводу все, что считает нужным.
Так, Владимир Путин, по сути, предъявил ультиматум от имени КНДР, или, вернее, использовал ее пусть даже еще пока несуществующее оружие как один из последних аргументов в этом на самом деле исчерпанном споре:
— Попробуйте в этих условиях убедить северных корейцев отказаться от ядерной программы. Они скажут: "Завтра нас хлопнут и уничтожат всех!"
— Если начнется война с участием сил извне, будете ли вы помогать Сирии? — спросили его.
— Будем,— сразу сказал президент России.
Он, конечно, не имел в виду, что Россия и правда будет воевать на стороне Сирии. Но решил дать возможность хоть на несколько секунд всем представить: будем.
Владимир Путин тут же разъяснил: да, не в том виде, в каком вы могли подумать, услышав мои слова, а экономически и гуманитарно. Но ведь могло быть и так, что просто будем.
Могла бы и третья мировая начаться.
Барак Обама в это время в небольшой аудитории давал свою пресс-конференцию. Он был спокоен. Он говорил, что каждая страна по отдельности военную операцию в Сирии проводить не будет.
Это действительно так. Они все снова вместе.
А мы, как всегда, отдельно.