Чтобы разгрузить граничащие с Чечней районы, Федеральная миграционная служба (ФМС) намерена переместить до 50 тыс. беженцев в глубь России. Один из центров временного размещения беженцев находится в райцентре Красноармейск Саратовской области. Там уже живет 70 беженцев. Репортаж МАРИНЫ Ъ-ШИРОКОВОЙ.
Красноармейский центр временного размещения стремительно заполняется. На днях здесь ожидают прибытия еще 150 человек. Директор центра Николай Кузнецов четко знает, что делать: "Беженцы прибывают на станцию Карамыш в 3.40 утра. Мы их встречаем, везем сюда. Здесь — медобследование, социальный работник, в общем, все как положено. Заселяем, талоны на продукты выдаем, люди потихоньку адаптируются".
"А талоны,— спрашиваю,— на какую сумму?" "Десять рублей в день",— директору явно не хочется продолжать эту тему, и он переводит разговор на вещи более приятные — игровую комнату с двумя компьютерами и видеодвойкой, купленными на средства управления верховного комиссариата по делам беженцев при ООН, душевые, тренажерный зал...
"А разве можно нормально питаться на десять рублей?" — настаиваю я. Он пожимает плечами: "Знаете, в конвенции о правах человека написано, что беженцам нельзя создавать условия лучше, чем у местного населения. А красноармейским жителям хоть самим помогай".
Конечно, директор ни при чем: сумму денежного пособия Федеральная миграционная служба не меняла уже лет пять. Как, впрочем, и размер компенсации за жилье. Для Кузнецова главное — принять, обустроить, помочь наладить жизнь на новом месте. С последним, правда, дела обстоят плохо. Красноармейск — маленький городок, безработных много и среди местных. Что говорить о приезжих.
— И кому пришло в голову устраивать лагерь в таком захолустье,— возмущается переселенка Любовь Таисиевна,— хорошо, я пирожки пеку, а что остальным делать?
Любовь Таисиевна — беженка "средней" волны. В центре она появилась в июне этого года, хотя из Натеречного района Чечни выехала еще в 1998 году.
— Только не упоминайте мою фамилию,— шепчет она.— В свое время я работала в оппозиционной газете 'Притеречье'. Наш редактор бежал, одного сотрудника замучили, а меня объявили врагом чеченского народа.
Она зажмуривается на мгновение и как-то отчаянно произносит: "Если и сейчас наши солдаты ничего не добьются, народ проклянет их".
Вновь прибывшие сдержанней. В их глазах только равнодушие и усталость.
— Из Грозного мы,— говорит Ольга Дедова,— а бежали из-за обстрелов. Рядом — химзавод, водозабор, ТЭЦ, нефтеперерабатывающий завод. Все сровняли с землей, воду из-за попавшего туда аммиака пить невозможно. Но хуже, что у внучки приступы начались: как бомбы рвутся, так она сразу синеет и задыхается.
Ольга вспоминает о брошенной квартире и оставшейся в Чечне младшей дочери. "А что делать — она у меня от чеченца, и сама замужем за чеченцем. А их не выпускают".
Действительно, если в 1995-м чуть ли не половина обитателей центра были чеченцами, то сейчас их только двое: молодая девушка и старик. "Да, я чеченец,— на хорошем русском заявляет он,— но не бандит, не бойтесь. По политическим мотивам выехал: сын у Доку Завгаева в МВД работал... Вся семья уже в Москве, а вот я здесь задержался".
Самым сложным для беженцев было добраться из Чечни до Минеральных Вод, где ФМС устроила своего рода перевалочный пункт. Буквально у всех эта дорога съела последние деньги.
— До Назрани доехать — полторы тысячи с человека,— загибает пальцы 20-летний Денис,— переночевать там — еще пятьсот. Спасибо, в Назрани нас с матерью какой-то милиционер на автобус посадил, а так всех назад заворачивали.
— Чем думаешь заниматься?
— На станцию техобслуживания устраиваюсь. Но вообще-то надежда только на компенсацию — в Грозный возвращаться мы не будем, хватит, один раз возвращались.
Большинство живущих в центре убегали из Чечни не один раз. Отсиживались в Ставрополье, Кабардино-Балкарии, а потом снова приезжали в родные места. Теперь, видимо, исход окончательный. О желании вернуться не говорит никто. Все ждут компенсации за квартиры, ругают власть, которая москвичам после взрывов выплатила все и сразу, а им неизвестно еще когда. И с тоской глядят на маленький Красноармейск, где делать абсолютно нечего.
Молодые здоровые парни, которых в центре человек двадцать, целый день играют на компьютерах и иногда от скуки дерутся с местными. Местным, впрочем, это тоже хоть какое-то развлечение. Так и живут.