Питер Селларс: соприкасаясь с правдой, попадаешь в опасную зону
Режиссер-постановщик о мировой премьере оперы Генри Перселла «Королева индейцев»
— Вы как-то говорили, что в течение двадцати пяти лет мечтали поставить эту оперу. Что мешало?
— Шаманы сказали: жди Перми. А если серьезно, это особое произведение, оно требовало особых условий. Теодор Курентзис вместе с музыкантами продемонстрировали самостоятельное осмысление и прекрасное исполнение одного из шедевров Генри Перселла, когда поставили «Дидону и Энея». И это видение было совершенно не английским, а это именно то, что было мне нужно для постановки «Королевы индейцев». Эта опера Перселла стоит особняком, потому что он умер во время ее написания. Для меня она становится в один ряд с Реквиемом Моцарта, последними сочинениями Бетховена, Шуберта, Стравинского. Музыка, написанная человеком, который одной ногой стоит уже в другом мире, сама каким-то волшебным образом переносит вас в иной мир. В ней есть что-то, что разбивает твое сердце, но это не только грусть, это и особая красота.
Тот факт, что опера не закончена, — вдохновляет: хочется вложить в нее что-то от ХХI века. Когда Генри Перселл ее писал, история завоевания испанцами Нового Света была еще свежа, прошло менее столетия. Перселл балансировал на грани исторического факта и вымысла, и мы решили последовать его примеру. Привнесли в канву оперы традиции и ритуалы индейцев майя, мифы об их богах.
— Вы известны своей страстью к экспериментам, вы постоянно в поиске. Чего искали и что нашли в данном случае?
— Я очень люблю музыку. Когда работаю над произведением, стараюсь сделать постановку максимально красивой. Красота — это правда. Соприкасаясь с правдой, попадаешь в опасную зону, потому что правда у каждого она своя. Что-то мы признаем и говорим об этом, что-то держим в секрете. Музыка же все делает явным, через нее все выпевается наружу, поэтому для меня каждая репетиция как откровение. «Королева индейцев» — это не опера, а что-то удивительное: на сцене несколько вариантов правды, таков английский театр конца ХVII века. Мужчина может петь о том, что чувствует женщина и наоборот — это фантастика…
— Некоторые артисты исполняют одновременно и роли испанцев и индейцев, это концептуальное решение или просто с компактным составом удобнее работать?
— К численности исполнителей это решение, конечно, не имеет никакого отношения. Я уверен, что все мы в нашем мире должны воплощать древнее изречение индейцев майя: «Ты — это другой я». Если я причиняю боль тебе, причиняю боль себе. Если я дарю что-то красивое тебе, то я делаю прекрасной свою жизнь. Вся культура майя основана на этом принципе отражения. Очень важно смотреть на другого человека и уметь почувствовать себя на его месте.
— С Теодором Курентзисом вы уже ставили на сцене Королевского театра в Мадриде в одном спектакле последнюю оперу Чайковского «Иоланта» и мелодраму Игоря Стравинского «Персефона». «Королева индейцев» ваш второй совместный проект. Что нравится или не нравится в совместной работе?
— Если не нравится, вы должны просто любить — фраза номер один при работе с Курентзисом. Мне нравится его отвага, решительность и стремление постоянно преодолевать препятствия. Для многих работать с классической музыкой — это работать с тем, что ты знаешь, в чем ты уверен. А для Теодора классика — это постоянный поиск, постоянное столкновение с самим собой, постановка новых, более глубоких вопросов и нахождение новых решений и ответов. Очень нравится подход Теодора — музыка для него препятствие, а не мягкая подушка.
— Говорят, русские артисты вами очарованы.
— Это я ими очарован. Они могут петь что угодно. Они на шаг впереди, на самом высоком мировом уровне. Точность, музыкальная гибкость невероятны, а эмоции настолько глубоки!