ПОКА ЖИВА ЛЮБОВЬ…

Частная жизнь

"Я его соблазнила, а замуж не взяла", - шуткой предупреждала вопросы об отце своего ребенка Анна, моя институтская подруга. К тридцати годам у нее было все, кроме семьи, которой она и решила обзавестись. То, что эта семья будет неполной, ее не страшило: надежная работа, стабильный заработок и своя квартира позволяли сознательно идти на такой шаг. "Одиночество мне больше не грозит", - объясняла свое решение Анна. И оказалась права. Более того, когда девочка уже подросла, Анна встретила мужчину, который стал в этой семье любящим мужем и заботливым отцом.
В "Огоньке" N 14 приведено высказывание Сент-Бева: "Если к сорока годам комната человека не наполняется детскими голосами, то она наполняется кошмарами". Каждая одинокая женщина априорно знает это и инстинктивно стремится этого избежать. Но, увы, на любую историю со счастливым концом приходится много грустных, начинавшихся, как и рассказанная выше, с тревоги перед подступающим одиночеством.

По плану

Вера долго училась: школа, институт, аспирантура. Все по плану. Такая случайность, как создание семьи, в него не вписывалась. "Разумеется, - уточняет она, - мужчины меня интересовали, я их тоже". Но то были романы, как правило, с женатыми: Веру притягивала легкая романтика таких отношений, нравилась роль любовницы, а не жены. Жен она терпеть не могла: неумелые собственницы, "кошелки"! "Больше всего на свете боялась, что и меня однажды кто-то может так назвать".

Не было мужчины, которого бы не привлекла внешность исчезающего ныне типа "скромной красавицы": светло-русая коса, светлые веснушки на вздернутом носике, ярко-красные пухленькие губки, не полная и не худая, про таких говорят "точеная фигурка". Плюс ненастырная и в меру разговорчивая. Как видите, масса достоинств. Мужчины в ее окружении были сплошь интеллектуалы, которые до того сроду не изменяли своим женам. "Я, как правило, была у них первая "на стороне", а потому и самая прекрасная", - объясняет Вера причину своих былых успехов.

После аспирантуры, опять же из-за романтических иллюзий, она отправилась работать на Камчатку, и мужчины тогда случались редко, лишь во время отпусков на юге. А это, как известно, ни к чему не обязывает. "Но время проскочило, и к сорока годам я испугалась: пока не поздно - надо завести ребенка". Ученость подсказала: надо действовать по плану. И в очередной отпуск на юг она отправилась с целью забеременеть.

Интеллектуалов из круга общения отсекла сразу. Выбрала не очень красивого, но интересного, темпераментного и, как посчитала, здорового мужика. Он был татарин. От людей слышала, что если смешать русскую кровь с татарской, получаются очень даже неплохие по внешности и характеру дети.

Роман с его стороны был бурный, а ей мешала сосредоточенность на мысли - "забеременею или нет?". Расстались, не обмениваясь адресами. Никаких притязаний к "донору" с ее стороны не предполагалось. "План сработал, но то ли мой "доматеринский" образ жизни повлиял, то ли отец ребенка был только внешне здоров, то ли меня Бог наказал, а сын родился раньше срока, болезненным". Со временем стало очевидным и то, что мальчик умственно неполноценный.

Вера давно уехала с Камчатки, живет с сынишкой в семейном общежитии. Без докторов не обходится и недели. Камчатскими сбережениями она не сумела вовремя распорядиться, и в один прекрасный момент они обесценились. Бессмысленными оказались и годы работы дворником: обещанную за это квартиру теперь не выбить никакими силами. "Но ни о чем другом, как о Боге и моем мальчике, я давно не думаю", - отмахивается от житейских невзгод Вера. Былая красота в ней больше не угадывается. "Боялась превратиться в "кошелку", - усмехается она, - а во что превратилась? Трудно и сравнение подобрать".

"В общем, жизнь не состоялась, - подводит она черту. - Но скажи мне сегодня - начни сначала и по-другому, я все равно не смогла бы не родить этого ребенка".

По любви

Татьяна познакомилась с ним в электричке, во время экскурсии по городам "Золотого кольца". "Все произошло, как в кино, он посмотрел на меня, я встала и вышла в тамбур, он - за мной. А там мы стали целоваться". Таких способностей она за собой раньше не замечала, наоборот, мужчин настолько стеснялась, что даже нравиться из-за этого могла только сумасшедшим или отсидевшим лет двадцать в тюрьме. А этот, как потом выяснилось, был из элитной семьи, вундеркиндом, семейный культ которого не прервался и с наступлением его заурядной зрелости. Был он, конечно же, "престижно" женат по воле родителей, а к тому времени и благополучно разведен. Короткая встреча заканчивалась, и он попросил ее провинциальный адрес.

Прошла зима, наступило следующее лето. И однажды к вечеру в калитку вошли трое: мужчина, женщина и ребенок. В мужчине Татьяна узнала своего попутчика-туриста. Без особых церемоний он представил свою вторую жену и мальчика, ее сына. Она постелила им в доме, а себе - в саду, на раскладушке. И не спала до рассвета. А под утро он вышел в сад, и снова, как тогда, в электричке, они молча целовались. И тогда же зачали своего первого ребенка.

"Он сказал, что влюбился в меня за рваные колготки, - вспоминает Татьяна единственное в своей жизни признание в любви. - И правда, там, в поезде, я за что-то зацепилась. А три года спустя я не могла ходить иначе как только в драных колготках". К тому времени у них появился уже второй малыш. "Ни на что не хватало, хотя мой "вундеркинд" изо всех сил боролся с нищетой. В конце концов он ушел, сказав на прощание - "безнадега".

Требовать какой-либо материальной поддержки от него было бессмысленно: постоянно занятый самоустройством, он и сам почти никогда не имел средств к существованию. "Не скажу, что я его за это совсем презираю. В нашей стране всегда было так - всю ответственность за детей несет одна мать. Я к этому была готова".

Они и теперь встречаются иногда. "Я называю его "мужчина по вызову", он не обижается". Результатом одной из этих встреч стал третий ребенок. И трудно сказать, как долго еще будет крутиться пластинка любовного притяжения и недосягаемого семейного счастья для этой пары.

Дети растут, Татьяна крутится, чтобы прокормить семью. Сейчас пристроилась продвигать товары, которые по карману только богатым. Попадая порой с образцами в их дома, Татьяна думает подчас, что все они, мягко сказать, странные: квартиры ломятся от добра, но почти никогда в них нет детей. И ей веришь, когда она говорит: "Я бы ни за что не променяла на это свою многодетную бедность".

По лимиту

"Детство мое прошло в глубинке, где мало кто и поезд в глаза видел" - таким было ее начало. Зная, что впереди ничего не светит, кроме навоза на ферме и тоски по настоящей жизни, она двинулась по единственной тропинке, проторенной из этой глуши в столицу: работа по лимиту. Но и тут не сам выбираешь, а идешь вслед за кем-то. Так она попала в вооруженную охрану на одно из крупнейших закрытых предприятий. Как и других девушек, оказавшихся здесь, Зою стали называть "вохрушкой". Инструкция, пистолет, форма, точнее, обмундирование - летнее, зимнее, сутки - смена, двое дома, одни из которых отсыпаешься, а другие психологически готовишься к следующему дежурству. Общежитие с тараканами, кухня с призрачными огоньками газа, еда на одного вперемежку с голоданием от острого гастрита. Так день за днем, и круг знакомств при этом не шире окна. А мимо проходили известные всей стране люди, космонавты, которые иногда даже здоровались, и душа замирала от чувства собственной неполноценности. Никуда дальше вахты не двинешься, лимитчиц замуж не берут, работу не сменишь... Поступила на вечернее отделение института при предприятии, но и там оставалась для многих лишь лимитой.

Закончила институт, да никому ее диплом оказался не нужен. К тому времени с предприятия стали сокращать даже опытных специалистов. "Куда уж мне соваться! Так и осталась на воротах".

И тут появляется в ее судьбе мужчина. "Однажды меня вызвали с вахты, и я отправилась в кабинет, в какие раньше меня никогда не приглашали". Хозяином его оказался руководитель одной из коммерческих структур, которые, когда основное производство хирело, делали большие деньги. Предложение было неожиданным: я оформляю тебя секретаршей, ты ничего не делаешь, даже на работу не ходишь, но... живешь в квартире, которую я пока для тебя сниму, а позже и куплю. Все, что от тебя требуется, - ждать. Иногда буду к тебе приходить. Без ночевки. У меня есть семья.

Зоя опешила. Он дал срок подумать. "Как я ни крутила, ничего другого мне не оставалось. Согласилась". К тому же он не был ей неприятен, более того, она почувствовала мужскую власть над собой, к чему и стремилась в поисках настоящей любви. "Я даже сильно не задумывалась, за что он меня выбрал: у меня была тонкая талия и большая грудь. Думаю, достаточно". За годы, проведенные в городе, Зоя стала понимать, что здесь почем.

Но талия вскоре стала толстой - она носила его ребенка. Поначалу рожать не собиралась, но он строго запретил что-либо предпринимать и велел вынашивать ребенка, обещая, правда, лишь достойную материальную помощь. Это унижение она стерпела, потому что после долгих раздумий решила, что он ей нужен меньше, чем ребенок.

Родилась дочь. К тому времени Зоя уже знала, что она у него не единственная в таком роде, что таких "квартир" несколько и что детей с его отчеством четверо. Иногда он ночует. Ведет себя как полный хозяин. Унижения и оскорбления, утонченные и прямые - стиль его отношения к ней. "Но я повязана по рукам и ногам. Дочь еще не умеет ходить, работы у меня нет, старенькие родители в деревне умрут, если я к ним вернусь и расскажу правду". Так и терпит, не зная, до каких пор это продлится. Из дочки он делает суперребенка, из тех, которых рисуют на упаковках с памперсами. И хочет второго такого же. "Я даже думать об этом страшусь, - признается Зоя, - но и сопротивляться ему нет сил. Защищаться мне нечем - я никто".

Сегодняшние времена беспощадны к неполным семьям, и мало кто из женщин в таких условиях осознанно захочет возместить свое одиночество материнством. А проблема остается. Конечно, не государственное это дело - обеспечивать каждую женщину достойным мужем (впрочем, президент недавно внял сетованиям своих землячек и дал до гениальности простой совет: почаще приглашать в женские коллективы курсантов военных училищ), но дело государства - позаботиться о создании условий, при которых, если уж судьба распорядилась так, женщина смогла бы и одна вырастить ребенка. Или нам не нужны ТАКИЕ дети?

Кстати

Смешно читать сообщения о пособиях на детей: государство от щедрости своей ежемесячно "отваливает" на каждого ребенка до шестнадцати лет целых 70 процентов от минимальной заработной платы! Сегодня такое пособие составляет 44 275 рублей. Правда, одиноким мамам, пока малыш не достиг полутора лет, полагается на 50 процентов больше - 66 412 рублей.

Грустно слышать о бесчисленных фактах, когда даже этот мизер, гарантированный государством, приходится ждать месяцами и выбивать чуть ли не через суд. Хлопотное у нас это дело - борьба за свои права.

Страшно узнавать про голодные обмороки детей в школах, про случаи детской смерти от истощения. Правда, государство взяло на себя обязательство: компенсировать затраты на питание школьников, ежемесячно положив на каждого по 19 тысяч.

Все эти обязательства, если представить их реальную значимость, - хорошая мина при плохой игре.

Нравственная деградация - такой диагноз все чаще ставится нынче нашему обществу. Обращен он прежде всего к рядовым гражданам: матерям, бросающим детей, детям, забывшим про долг перед родителями... Оправдывать их нельзя, но объяснить такое поведение можно: человек без будущего, утверждают психологи, старается освободиться от обязательств перед другими. И героизм матерей-одиночек образца 70 - 80-х годов мало кого вдохновит на подвиг материнства.

Как бы ни менялся мир, семейное счастье остается заветной мечтой большинства женщин. Один из бесчисленных советов для желающих сохранить его, изложенный памфлетистом Паркинсоном, гласит: "Когда современные женщины изучат искусство семейной жизни так же тщательно, как их бабушки, они наконец поймут, что очаровательной скромностью можно прибрать мужа к рукам гораздо надежнее, чем воинственными попытками самоутверждения". Судя по лестным отзывам с международного рынка невест, российские женщины завоевывают симпатии западных женихов именно благодаря интуитивному знанию этого.

Наши соотечественницы в большинстве своем без особого интереса наблюдают за недюжинными стараниями поборниц их прав. Не в пример западным женам, которые, имея больше возможностей полностью посвятить себя семье, стремятся работать (и не столько из финансовых соображений, сколько из желания чувствовать себя самостоятельными и независимыми), россиянки выбирают семью. Так, один из опросов общественного мнения показал, что лишь треть российских женщин, имеющих семью, в любом случае не оставили бы работу, зато 47 процентов хотели бы посвятить себя семье, полностью перейдя на иждивение мужа. Но, к сожалению, только около 6 процентов смогли поступить так. Те же, кто лишен такой возможности, продолжают работать, не делая из этого трагедии и не изводя мужей сетованиями на свою долю.

Женщины без иллюзий смотрят на то, какую роль отводят им мужья в браке. Так, 18 процентов опрошенных считают, что это забота о детях, а 32 процента объединились в мнении, что супруги видят в них лишь бесплатную любовницу. От этого предназначения не отказываются и остальные жены, но они уверены, что значат для своих мужей гораздо больше, и вовсе не чувствуют себя обиженными.

Сегодня мало кто из россиян недооценивает груз забот по дому, возложенный на плечи женщин. В ходе еще одного опроса 84 процента респондентов признали, что работа домохозяйки так же важна, как и работа на производстве. Примерно в каждой третьей семье распределяют домашние обязанности поровну. В остальных мужья чувствуют себя гораздо вольготнее. Но - еще одно исключительное качество российских женщин - это довольно редко становится поводом для "разборок", а тем более для распада семьи. Пока жива любовь, российская жена простит мужу его маленькие слабости. А на Западе, отмечают социологи, несовпадение представлений о распределении обязанностей в семье все чаще оказывается сильнее любви.