ОТЕЧЕСТВЕННЫЕ ЗАПИСКИ

Грань веков

Многое говорится не потому, что говорящий уверен, что сказанное действительно соответствует истине, а потому, что позиция - своя или противоположная - поддается некоему истолкованию. А поддаваться она может какому угодно истолкованию - самому абсурдному, низкому или, наоборот, благороднейшему. А если говорящий поверит в то, что твердит? Когда в начале века богоискатели и богостроители припечатывали друг друга почему-то словом "мещане", неужто они действительно полагали, что противник - мещанин? Или все-таки отдавали себе отчет, что просто бранятся? Когда сейчас из разных политических лагерей несутся обвинения в подготовке переворотов, в покушении на власть, в неспособности противника "предотвратить катастрофу" и т.д., то можно ли надеяться, что бранящиеся понимают, что именно бранятся? А то ведь твердят-твердят - да и поверят...

В субботу вечером на станции метро "Черкизовская" в почти пустой вагон ввалилась ватага молодых парней и сразу облепила богом забытого пролетария. Видимо, у него была зарплата, и по случаю этого светлого праздника задержался он с дружками на заводе или стройке, чтобы отметить. Был он по виду провинциалом, возможно, приехал на чужбину на заработки из какой-нибудь бывшей братской республики, чтобы накормить семью, оставшуюся там в это трудное время. Парни оказались то ли глухонемыми, то ли бродячими артистами. Хорошо одетые и уверенные в себе (признак всех нынешних прохвостов). Сразу устроили пантомиму: жестикулируют, цокают, моргают, хлопают того по ногам, плечам. Парень проснулся и блаженно улыбался, радуясь новым друзьям. На следующей остановке "глухонемые" выскочили, унеся с собой его бумажник.

Этот "скетч" был разыгран так стремительно, что редкие зрители толком ничего и не поняли. Конечно, они повторят его еще много раз. Не скудеет земля российская талантами...

Почему у бунинского господина из Сан-Франциско нет имени? У него есть все, кроме имени.

Потому что имена дают при рождении - для жизни, а господин из Сан-Франциско не живет, ибо нельзя же назвать жизнью накопление и трату денег. Потому что имена дают при крещении - для вечной жизни, а все боги господина из Сан-Франциско - от мира сего.

А вот у старика лодочника, продающего омаров, у этого гуляки в лохмотьях есть имя. Его зовут Лоренцо.

"Господин из Сан-Франциско" - это притча о богаче и Лазаре. Только там все происходит на ТОМ, а здесь на ЭТОМ свете. Но все так похоже, что начинаешь понимать: ТОГО света нет. Или ТОТ - продолжение ЭТОГО, и черный трюм с топками, куда опускают господина из Сан-Франциско, - и есть ад, а маленький рынок, где Лоренцо продает своих омаров, - и есть рай. И что другого ада и другого рая не будет.

Будет то, что есть.

Когда родился МХАТ, это была революция в театре. Это было открытие. Оно продолжалось двадцать пять лет. Да, МХАТ и сегодня популярен и известен, но того МХАТа нет. Театр живет двадцать пять лет, а дальше необходимы поиски какого-то нового качества.

То же самое и в авторской песне. Родился Окуджава. Он сделал свое дело. Прошумел. Но утратил со временем свое качество. Значит, необходимо что-то новое, какое-то новое качество. И оно придет. А может, уже приходит. Но я не считаю, что авторская песня умерла. Просто она кончилась в том смысле, в каком в свое время возникла, а сегодня той же самой и не может быть. Потому что родилась авторская песня на московских кухнях, в узком кругу мыслящих людей-единомышленников. Вот это и было в ней главное. Потом постепенно она стала знаменитой, популярной. Она вышла на эстраду и что-то начала принимать от эстрады.

Галич, Высоцкий, Новелла Матвеева, Юлий Ким, Городницкий... Что они значат в авторской песне сегодня - не могу судить. Но тогда они создали свою эпоху.

Среди духовных ценностей, составлявших основу русского миросозерцания, лежавших в основе русского бытия, во все времена особое место, наряду с "правдой-истиной" и "правдой-справедливостью", занимала совесть. Для меня это - ощущение внутренней гармонии. Это - самосогласование. Согласованность с самим собой в поступках, мыслях. Поэтому она и бывает разной. Совесть у каждого своя. Это достаточно индивидуально - насколько человек сам с собой согласен в помыслах, поступках. В ощущении правильности своих действий. В русской философской литературе в свое время совесть определяли как отражение сути Бога в душе человека. К сожалению, у нас слишком атеистическая страна, чтобы это определение было актуальным сегодня. Вот если бы у нас была верующая страна, то тогда, конечно, можно было бы сказать, что совесть - это ответ перед Всевышним.

При коммунистах такой станции метро не могло быть в принципе. Название-то - "Римская" - вполне возможно (допускаю даже "Вторую Римскую", "Третью Римскую"), но дело не в названии, а в том, что сделал со станцией московский скульптор Леонид Берлин. Он превратил ее в мечту о Риме, раскрасив каменные площади золотым солнцем и лазурным небом Италии, населив их ангелами и детьми, Волчицей, Ромулом и Ремом, Мадонной и конями.

Почему же при коммунистах не могло быть таких дерзких, раскрашенных скульптур? Потому что они не только прекрасны - они свободны. Их ваял не свободный художник, а свободный человек.

Пройдитесь вдоль согбенных бронзовых фигур на "Площади Революции". Женщина с младенцем, футболист, школьница с глобусом, революционный матрос с наганом, пограничник с овчаркой, птичница, дискоболка - все они согнулись, сгорбились, втиснулись в карцер ниши. Эти статуи - символ народа, который так привык жить на коленях, что даже не замечал этого. Поэтому ему так трудно идти.

Часто говорят: ну и куда нас привела перестройка, ваши так называемые демократы?

Хотите увидеть? Тогда поезжайте с "Площади Революции" на "Римскую" - здесь даже дышать легче.

Мужчина не должен игнорировать требование времени со вкусом одеваться. Мне неприятно видеть человека, который не следит за собой. Жена, считаю, должна наставлять мужа в этом направлении, но - ненавязчиво. Естественно, например, по поводу французского фильма ненароком заметить: "Ален Делон все-таки мужчина что надо. Смотри, какая у него стрижка! А как ему идет эта сорочка!" Только заранее стоит прикинуть, пойдут ли такие стрижка и сорочка мужу. А то ведь, помню, было такое - стриглись и "под Лещенко". Мне самому один знакомый говорил: "Слушай, жена требует, чтобы я подстригся "под Лещенко". Это как?.."

Не когда-нибудь, а в 1918 году академик Павлов определил основные черты русского ума, и пусть я не раз встречался с чертами прямо противоположными, наблюдения Павлова дают пищу для размышлений.

Итак, по Павлову, русский ум расплывчат, главное для него - не решить вопрос, а запутать, ибо русский ум любит слова, а не факты, причем смысл слов не проверяется.

Я тоже люблю слова и замечал, что для музыкально чуткого славянского ума звучание слова подчас важней его содержания. Слово дорого мне как таковое, а если оно звучит красиво, то уже вызывает к себе доверие. Русский человек не жалует сталкивать истины, поверять одной другую. Ему достаточно поверить истину красотой, мечтой. Недаром князь Владимир отдал предпочтение православию за его обрядовое и духовное великолепие. Но это в лучшем случае. А в худшем русский ум поверяет истину силой. Отсюда наш страх перед свободой.

У русских нет беспристрастной любви к своим идеям, нет умения спокойно отказываться от них, если идея ложна.

Это верно. Но верно потому, что беспристрастная любовь вообще чужда русской душе. В беспристрастной любви есть что-то от движения манекенщицы по подиуму. Нечто внешнее, механическое, бездуховное. Перебор вариантов как смена нарядов. Работа за гонорар. Любовь горяча и пристрастна по своей сути, а если беспристрастна, то это не любовь.

Русский ум стремится к туманному, сложному, необъяснимому.

И до революции крестьянская Россия не была чисто христианской страной. Русский крестьянин ходил в церковь по праздникам, а в будни у себя в избе оставался наполовину язычником. Сейчас, когда и церковное и языческое вышло из-под запрета, с новой силой вспыхнул интерес и к тому и к другому.

Русский ум исполнен гордыни. Все знаем, все понимаем. Мы - самые умные.

Наше нынешнее самобичевание - это вывернутая наизнанку гордыня. Гордыня вместо смирения. Самобичевание вместо покаяния. Амбиции властвуют над разумом.

Русский ум привык оперировать общими положениями, обстоятельность мысли ему скучна, подробности утомляют. Главное для нас не истина, а новизна, нам не свойственно отыскивать дополнительные красоты в уже известном, как узнали, так интерес пропал.

Русская душа артистична, а потому переменчива, непостоянна. Соблазн новизны прельщал ее всегда, а ведь именно свойствами души и определяются черты национального ума. Между тем истина не в новом или старом, не в прошлом или будущем - она в вечном, и, может быть, лучше многих знал об этом Иван Петрович Павлов, спокойно и методично в двух столетиях изучавший физиологию пищеварения.