«Я СПОСОБЕН РАСКРАСИТЬ НОТЫ»

Добрый вечер

Художник

У меня существует визуальная концепция моего творчества. Мне кажется, что я достаточно хороший «вульгаризатор». Я делаю доступными слегка абстрактные идеи. В этом мое принципиальное отличие от Ино, который отталкивается от простых вещей, чтобы подняться на более высокий эстетический уровень. Именно поэтому мы так хорошо взаимодействуем. Я всегда ищу визуальное воплощение моей работы. Я даже способен раскрасить ноты.

Успех

Я всегда злюсь, когда слышу, как люди говорят, что все, чем я занимаюсь, в сущности, маркетинг. Маркетинг — это такой метод, при котором совершенно точно известны ожидания людей и ясно, что они получат, ты принимаешь тиранию широкой публики, становишься ее сообщником. Однако как только ты начинаешь двигаться против течения, остаешься на периферии, обходишь очевидные вещи — публика начинает испытывать затруднения, перестает следовать за тобой. Со мной так происходит постоянно — моя аудитория все время колеблется. Иногда полностью принимает то, что я делаю. Иногда она более чем безразлична и не обращает на мое творчество никакого внимания. Но, как бы то ни было, я предпочитаю существование на периферии перспективе превратиться в жертву катастрофы, которой является успех. Если хочешь быть значительным художником, а мое эго говорит мне, что я таковым являюсь, надо научиться.

Европа и Америка

Будучи европейцем, я всегда имел доступ к культуре. И к контркультуре. Взрослея, я все более ощущал, что Лондон — настоящий неисчерпаемый источник информации. Происходило столько всего — и в Лондоне, и во мне. В Европе существует настоящая глубина в восприятии жизни. В Америке возможен только один взгляд на вещи. В результате получаются люди вроде Сильвестра Сталлоне или Шэрон Стоун — величественные мифические фигуры, совершенно одномерные. В Европе можно даже начать сомневаться в том, что расизм вообще существует. В Америке же он просто сразу бросается в глаза.

Конец истории

Я не верю в ход истории. Я верю в индивидуальный выбор, который и обуславливает Историю. После первых работ Барта невозможно больше считать, что История развивается линейно. Он сформулировал идею первостепенной важности об изменениях, о хаосе как об основном элементе Истории. Каждый человек создает свою собственную культуру. В свете современных философских воззрений необходимо отдавать себе отчет в том, что марксизм обладает достаточно жестким дидактическим измерением, которое отсутствовало в то время, когда Маркс размышлял о конце Истории, или об «иллюзии конца», как говорит Бодрийар. Можно распространить эту систему иллюзий на прошлое, настоящее и будущее. Это очень по-буддийски. Я был буддистом пятнадцать минут в жизни. Оттуда я извлек идею о том, что жизнь в данном настоящем времени есть всего лишь сумма фантазий по поводу настоящего и будущего. Джон Кейдж однажды сказал: «Ситуация постоянно улучшается. Просто мы этого не замечаем». Я надеюсь, что он прав.

Раздвоение личности

Я полностью отдаю себе отчет в том, что мое сознание раздвоено. В одной книге в семидесятые годы была сделана попытка объяснить, почему, например, Жанна д'Арк слышала голоса. На самом деле она пользовалась скрытыми областями своего мозга, что очень шизофренично. Если вы писатель, шизофрения может оказаться даже спасительной. Однако, если вы не в состоянии найти способ самовыражения, вы потонете в хаосе. Сегодня хаос не вызывает у меня страха. Я чувствую себя почти в гармонии с ним. Однако это результат долгих баталий. В семидесятые годы у меня было ощущение раздвоенности, разделенности на две части, и одна из них должна была взять верх над другой. Мне казалось, что битва неизбежна. Тем не менее я сумел примирить обе части моего характера между собой, я их обуздал. Мое воображение работает как никогда хорошо, но я также получаю удовольствие от радостей более домашних, более уютных, более рациональных. Метафорически я бы представил это следующим образом: с одной стороны, существует гностическое видение мира, с другой — агностическое, таинственное. Сейчас я сумел примирить оба видения: я понял, что нуждаюсь в обеих философиях, так же как церковь нуждается в еретиках. Агностическое видение мира состоит в том, что существует Бог над Богом, Бог, не имеющий идей. Со своей стороны гностики проповедуют идею, что Бог един, всесилен. Он одновременно является Создателем, Отцом и Властителем. У меня такое впечатление, что люди вроде меня живут как бы между этими двумя Богами.

Смерть

Я понял недавно, что одна из главных загадок жизни заключается в невозможности объяснить моему сыну, что я чувствую сейчас, когда мне 50. Я себя чувствую прекрасно. Я не боюсь ни старости, ни смерти. Полная уверенность в том, что я не бессмертен, стала для меня идеей почти успокаивающей, облегчающей жизнь. Когда я был моложе, мне иногда казалось, что я не умру никогда. Теперь моя смерть очень важна для меня. Теперь я прекрасно понимаю японских монахов дзен-буддистов. Они считают, что нужно использовать собственную смерть. Я попытаюсь ее записать! Во всяком случае, оставить звуковой след. Олдос Хаксли принял кислоты за двадцать минут перед смертью. Не правда ли, здорово?

ГАСТРОЛИ

Когда-то в 70-е Боуи заявил, что «Британия готова принять нового Гитлера». Чем в сочетании со своими бисексуальными образами и столь же двусмысленными высказываниями обеспечил себе в нашей стране попадание в список «запрещенных» и закрыл в нее и так более чем проблематичный доступ в качестве артиста. Это не помешало ему, правда, побывать у нас в виде частного лица проездом и даже запечатлеться на Красной площади.

Боуи потом объяснял, что он вовсе не за появление нового Гитлера, а просто констатировал наличие в Британии параллелей со временем подъема нацистской партии в предвоенной Германии. Правда, в финале «Всего лишь жиголо» — одной из лучших кинолент, вскрывающих феномен появления фашизма в Германии, — Боуи лежит в нацистской форме. И хоть лежал он в гробу, фотографии суперзвезды в довольно-таки экзотическом одеянии пронеслись по свету, как и его снимки на фоне мавзолея Ильича.

В конце 80-х, видимо почувствовав, что делает слишком большой крен в коммерцию, Боуи опять меняет свое направление, создав группу «Tin Machine» и выпустив с ней пару альбомов, с громкой, тяжелой и весьма мрачноватой музыкой.

Итак, теперь «Outside». Альбом появился в продаже 26 сентября, а уже в октябре музыкальные магазины Штатов окрестили Боуи «артистом месяца». Критики успели расхвалить Боуи, хотя альбом вряд ли ожидает особенно большой коммерческий успех. Но «Outside» — это стопроцентный Боуи. Один из обозревателей назвал альбом «возвращением к золотым годам». Но думается, что он, просто сделав еще один шаг в своей карьере, собрал лучшее из каждого периода предшествующей работы. «Outside» воссоединил Боуи со своим соратником — продюсером трилогии «Lom», «Heroes» и «Lodger»: Брайан Ино продюсировал альбом. А в записи участвовали Ривз Гэбрелс (гитарист из «Tin Machine»), Май Гарсон (пианист, записывающийся на «Alladdin Sane»), Карлос Аломар (гитарист, с которым работал Боуи в лучшие периоды своей карьеры) и сам Ино (синтезатор).

В «Outside» слышатся апокалиптические нотки «Diamond Dogs» и «Low» и мрачноватые тона «Rock And Roll Suicide», опять всплывают картины общества, где тирания моды стала сродни фашизму, как на «Scary Monsters», а в «Hallo Spaceboy» мелодия будто выходит из-под контроля музыкантов и просто сходит с ума.

Это сравнение не случайно. Работу над альбомом «Outside» Боуи начал в 1994 году, отправившись с Ино в психиатрическую больницу под Веной для сбора фактического материала. Там они разговаривали со знаменитыми пациентами-художниками, чье искусство, иногда именуемое аутсайдерским, наложило мощный отпечаток на стратегию работы над новым альбомом.

Теперь Боуи едет в Россию. Он избежал приезда к нам в годы перестройки, когда в СССР ринулись рок-певцы, чтобы попарить на «ветре перемен». Он приехал с полнокровными гастролями.

Как-то Дэвид Боуи заметил: «Люди говорят, что они обожают свободу. Но когда у них есть выбор, они проходят мимо Ницше и выбирают Гитлера».

ТЕЛО ВСЕЙ ЖИЗНИ

Хочешь не хочешь, но начинать придется не с души, а с тела Дэвида Боуи, которое будет 18 июня выставлено на всеобщее обозрение. Такой взгляд на свое творчество навязывает нам сам музыкант своим последним альбомом. В самом деле, о чем «Outside»? О теле — обезображенном и обезглавленном. Внутренности наружу — «outside», что называется. Детектив по имени Натан Адлер изучает эти «художества» серийного убийцы, действующего на грани «убийства как искусства».

Диагноз известен. Тело, которое мы называем Боуи, с давних времен было то вампиром-оборотнем — в кино, то собакой-гуманоидом — в композициях со знаменитого альбома «Diamond Dogs». В «Outside» среди прочего Боуи перевоплощается в 14-летнюю Бейби Грейс Блю, чье тщательно разрезанное на части тело выставлено на обозрение неизвестным «художником-убийцей». Боди-арт. Body — это тело. А искусство заключается в том, чтобы превратить боль плоти в искусство. Нужно ли напоминать, что Bowie — это охотничий нож. Такой сценический псевдоним выбрал себе в 1965 году Дэвид Роберт Джонс.

Чтобы уже никто не усомнился в том, что он — концептуалист, Боуи расставляет эстетические знаки все с меньшими промежутками. В журналах он позирует со скальпелем в руке и цитирует вперемешку Барта, Куинси, Дюшана и Маркса. Публикует свое интервью с художником-концептуалистом Балтюсом в «Modern Painter». Исполняет роль Энди Урхола в фильме, снятом художником Шнабелем. Откуда такое болезненно пристальное внимание к этой боли? Почему, наконец, это расплывчатое, как будто раздавленное, лицо на обложке «Outside»?

16 января 1985 года Терри Джонс вышел на заснеженную аллею психиатрической больницы Кэн Хилл. Терри — старший брат Дэвида. С детства он страдал умственным расстройством. По аллее он идет на железнодорожную станцию Колсон Саус. Покупает билет и выходит на перрон. Услышав стук колес, Терри спускается на пути, смотрит на приближающийся со скоростью 90 километров в час состав и ложится на рельсы. Когда машинист заметил Терри, было слишком поздно.