НОЧЬ РЕЛЬСОВОЙ ВОЙНЫ

Специальный репортаж

Возможно, на прошлой неделе началось то, чего так боялись и чего втайне надеялись избежать, — «рельсовая война» в московском метрополитене. 11 июня в туннеле между станциями «Тульская» и «Нагатинская» под сиденьем в одном из вагонов сработало взрывное устройство, заряд которого был эквивалентен 450 граммам тротила. Четверо человек погибли, семнадцать получили ранения. Журналистов тогда на место трагедии не пустили, и они почти целую ночь провели у входа в вестибюль станции «Тульская». Все версии и официальные заявления были сделаны только на следующее утро. А до выборов оставалось целых пять дней...

Было очень нервно. Пресса ждала трупов, а их все не показывали и не показывали. В какой-то момент толпа журналистов не выдержала, смяла заграждение и оказалась в двух шагах от спуска под землю. Офицер в оцеплении истерично приказал принести мегафон, спецназовцы уже начинали нервничать под объективами десятков камер. После строгого предупреждения толпу оттеснили за турникеты. Падали штативы, а по рядам прошел слушок, что вот теперь-то наверняка будут выносить тела...

Охота шла за всеми, кто поднимался на поверхность, — в штатском, в форме, в комбинезонах. Путаница в «показаниях» была дикая: ремонтники противоречили спасателям, отпускавшие скупые реплики спецназовцы — заявлениям пресс-секретарей. В конце концов стало непонятно даже, в каком вагоне произошел взрыв — в пятом от головы состава или от хвоста. Сразу несколько телевизионных групп побежали за промелькнувшим у киосков белым халатом. Халат спасался бегством, а потом испуганно говорил в микрофоны, что он не врач, а просто буфетчица...

Милиционеру в оцеплении на вид было лет двадцать. Его заклинило: «Между девятью ноль пятью и девятью ноль пятнадцатью... Шум такой был, что уши закладывало... Тетка на станции кричала: смотрите, платформа трескается... А у тех, кого из туннеля выводили, у них никакой паники не было. Очень организованно выходили...»

Паренька уже давно никто не слушал, даже его товарищи по оцеплению. Он вел свою пресс-конференцию, глядя прямо перед собой в пустоту, в ночь: «Между девятью ноль пятью и девятью пятнадцатью...»

Мы подарили ему бутылку ледяного «Боржоми». Напитки продавала тетенька в соседнем киоске, сделавшая в эту ночь на разгоревшихся страстях неплохой бизнес.

...Пожилой аварийщик в глубине спецфургона выдал себя светом ручного фонаря — подсвечивал, укладывая в ящик инструменты. Рассказывал спокойно: мол, его специализация — распиливать пострадавшие или устаревшие вагоны. Он распиливал их и на предыдущем московском рельсовом теракте в 1977-м — когда экстремисты устроили взрыв на станции «Измайловская». Больше двадцати лет в метро, но такого, как сегодня на «Тульской», не видел — чтоб вагон буквально по стенке размазало... Потом деловито добавил, что к террористическим выходкам на метрополитене лично он готов: оборудование надежное, хотя и поступило «на вооружение» в начале 80-х, — не устарело ни морально, ни физически. А год назад, когда началась война в Чечне, аварийщикам добавили спецсредств. С особой гордостью ветеран показал на черневший у входа в станцию ремонтный автомобиль, который умеет ездить и по дорогам, и по рельсам...

Врач с журналистами разговаривал охотно, но вопросы ему задавали в основном нелепые, будто не к месту — так же нелепо выглядели его кроссовки под белым халатом. Да, всем пострадавшим оказывается медицинская помощь в различных медучреждениях города. Нет, больше никого под землей из пассажиров сейчас нет, всех развезли еще в первый час... Он отвечал бегло, всем по очереди и, как казалось, уже скучая.

Вдруг две женщины лет сорока, которые терпеливо дожидались, когда врач повернется к ним, почти хором очень спокойно и очень настойчиво задали вопрос:

— А где можно сдать кровь?

Врач ответил, что сейчас кровь уже не нужна. Потом подумал и добавил, что пострадавшим в этом поезде не нужна, а вообще нужна. Вообще, продолжил он более твердо, кровь очень нужна, в Москве крайне не хватает доноров. И как-то поспешно отошел подальше от турникетов и журналистов.

— Понимаете, — будто оправдываясь, говорили женщины, — мы живем в доме напротив, и у нас соседка прибежала в истерике — она была на станции прямо во время взрыва. Мы сначала ее отпаивали успокаивающим, а потом решили — может, кровь нужна... Ну мы все равно завтра в больницу пойдем, раз доктор говорит, что доноров мало. Это же терроризм в Москве, и, как во время войны, наверное, каждый должен что-то сделать...

В этот вечер сотни москвичей приезжали на «Тульскую», чтобы убедиться в том, что среди пострадавших и погибших не было их родственников. Они перемешивались у турникетов с прессой и отличались отсутствием диктофонов, сотовых телефонов и скорее растерянным, чем озабоченным выражением лица.

Еще никто не знал, что двое из четырех погибших приехали в Москву из Смоленска. Сколько же людей по всей стране с ужасом всматривались тогда в мелькавшие в вечерних телевизионных репортажах лица?..

Корреспондент кричал на оператора: «Козел! Ты мне всю съемку испортил — в последний раз с тобой на дело езжу!..» Стоявшая рядом женщина вдруг разревелась — почему-то именно эта ругань стала для нее последней каплей. От нее шарахнулись...

Под утро мимо станции метро «Тульская» по направлению к центру ехала машина с подъемником-«стаканом», в котором сидели двое полупьяных мужиков. Они украшали столбы российскими флагами — столица готовилась к празднованию Дня независимости. Подъезд к очередному столбу оказался перекрыт спутниковой тарелкой одной западной телекомпании. Мужики посмотрели на суету у «Тульской» с высоты своих стаканов — принятых внутрь и того, в котором сидели. В ночи раздалась отборная брань: крыли лето, праздники, журналистов и — особенно — террористов, которые взрывают всякую фигню в метро...

Уже на следующий день милиционеры проверяли в каждом вагоне, не лежит ли что-нибудь под сиденьями. Машинистам было строго наказано тщательно проверять на конечных станциях, все ли пассажиры покинули поезд. И романтические поездки влюбленных в депо перешли в историю московского метрополитена.