ЭВОЛЮЦИЯ ЛЖИ

Обман как стратегия успеха

Наука и техника

Крошечные самцы светлячков в поисках пары порхают над травкой, посылая свои световые сигналы: вспышка длится 0,3 секунды, 455 мерцаний на километр полета. Самочки отвечают «подмигиванием» специфической яркости и частоты (каждый из почти 2000 видов имеет свой световой код), и кавалер обретает невесту. Но при этом — коварство и любовь! — некоторые становятся жертвой ужасного обмана: самки хищного вида Photuris, крупные и прожорливые, ловко имитируют зов любви, так что иной легковерный жених вместо брачного ложа попадает в объятия смерти.

Рядом, в бархатной темноте, самцы вида Мacdermotti старательно подражают сигналам хищницы Photuris, стремясь отпугнуть конкурентов собственного роду-племени и получить преимущество в поисках пары, поскольку женские особи Мacdermotti встречаются крайне редко. А самцы Photuris? Эти ребята, чтобы овладеть своими помешанными на еде дамами, изловчились в науке любовных хитростей и мигают «фонариками», точно как самые вкусные простофили. Огромные, ненасытные хищницы не успевают и рта закрыть — уж беременны.

Среди насекомых и птиц, в подводном мире или меж млекопитающих, не говоря уже про людей, от хризантемоподобной хищной актинии до польского президента, который соврал избирателям, будто имеет университетское образование, ложь и обман проявляют себя как стратегия успеха.

Фавориты естественного отбора — плуты, лицемеры, мошенники... Ложь как стратегия эволюции?

Кант считал, что в природе нет места обману, а подобную склонность у человека называл «противоестественной». Шопенгауэр позволял себе более жесткие выражения, характеризуя «единственное лживое существо на свете» (человека) как «позор природы». Обман рассматривался лишь как стратегия выживания в суровой борьбе за существование между отдельными видами.

Так продолжалось до 1988 года, пока двое шотландских ученых — Ричард Берн (Byrne) и Эндрю Уайтен (Whiten) не опубликовали совместный труд под названием «Макиавеллистический разум», где описаны факты обмана обезьянами собственных соплеменников. Обезьяны, как выяснилось, прекрасно умеют манипулировать поведением своих собратьев. При виде чего-нибудь вкусненького умник не бросается туда сразу, он делает вид, будто занят совсем другими делами, чтобы остальные не перехватили добычу. Если ему это выгодно, он нарочно «трубит тревогу»: кричит об опасности, а потом изображает смущение — мол, ошибся, пардон. Наименее склонны к таким трюкам гиббоны, живущие строго моногамными семьями, которые состоят из родительской пары и детей разного возраста. Самые изобретательные «макиавеллисты», шимпанзе, ведут другой образ жизни. Выдающиеся «политики» среди шимпанзе могут перехитрить отъявленных плутов. Им подвластна хитрость «четвертого порядка», доступная лишь немногим людям, когда рассуждение строится так: «Если ты думаешь, будто я верю, что ты делаешь именно то, чего ты действительно хочешь, ты глубоко заблуждаешься». Отношение к власти у этих обезьян неоднозначно: хитрый частенько манипулирует сильным. Им известны донос и предательство, случается, что власть вожака, как и всякого вышестоящего, свергают путем заговора.

После обнародования работы шотландских ученых в научном мире словно прорвало плотину: со всех сторон посыпались сообщения о фактах корыстного обмана на земле, в небесах и на море. В мировоззренческом плане эти данные подтверждали теорию «циничного гена», выдвинутую британским биоэволюционистом из Оксфорда Ричардом Доукинзом.

По Доукинзу, целью эволюции является не сохранение видов, а сохранение конкретного генотипа, не общее благо, а самосохранение — эгоизм, утверждающий себя при необходимости через борьбу с себе подобными. В этом и состоит основной инстинкт.

Согласно теории «циничного гена», каждое существо стремится «манипулировать объектами окружающей среды» и влиять на органы чувств других существ, «чтобы их поведение изменилось к его выгоде».

Теория Доукинза позволяет многое объяснить. На личностном уровне можно понять механизм чувства собственного достоинства, потребность в любви, вспышки ненависти, симпатию и антипатию, насилие и жестокость. На уровне социальном обретают осмысленность бесконечные войны, которые ведутся людьми на протяжении всей истории, кровная месть, неприязнь к чужакам и расизм, равно как и патриотизм, шовинизм, всевозможные национальные идеи. Даже классовая борьба со всеми ее парадоксами, включая самообман, легко объяснима врожденным стремлением утвердить или защитить «свой ген» — будущее своих детей.

Тем не менее возникает вопрос: как же быть в таком случае с совестью? Как прикажете понимать «цинизм» основного инстинкта, если он сопровождается нравственными мучениями? И почему люди не живут до сих пор, как гиббоны, родовыми кланами, а создают государства, где сосуществуют разные генотипы? Будь мистер Доукинз прав — человечество, так или иначе, не превысило бы по организованности стаю шимпанзе!

На эти вопросы, пока мы в России, сидя за железным занавесом, не имели доступа к новой информации, дал ответ американский биолог Ричард Александер (Мичиганский университет). В его «Биологии моральных систем» утверждается: на последней ступени развития родового строя человечество и в самом деле оказалось на грани выживания.

Гибельной конкуренции между враждующими родами можно было противостоять только объединившись. Крупные, кооперирующиеся между собой социумы начали образовываться, когда от непосредственной помощи друг другу (как требуют гены единого клана) удалось перейти к опосредованной системе взаиморасчетов: мы — вам, вы — нам.

Успешные социальные объединения укреплялись и расширялись. В крупных социумах возникало понятие репутации и определенные моральные нормы: благое действие могло остаться «неоплаченным», но вызывало общее одобрение, что опять-таки использовалось в собственных интересах.

По мысли Р. Александера, любое общественное устройство в целом заинтересовано в корректной, правдивой информации ради общего блага, поэтому члену общества становится выгодно изображать себя как можно более честным, порядочным и достойным доверия. Следовательно, всякий «акт доброй воли» есть результат трезвого расчета, а «совесть» — набор общественных моральных норм, закрепленный в памяти поколений.

Если отдельный человек (ради успешного выживания в первую очередь своих детей) генетически готов обманывать конкурентов, то государство для общей безопасности должно препятствовать чрезмерному потоку лжи, которая способна разрушить общественные отношения, как избыток фальшивых денег разрушает финансовую систему. Поэтому всякое государство взывает к совести и восхваляет правду.

Таким образом, мир эгоистов вырабатывает некий универсальный закон и усредненный «уровень правды» — то, что считается истинным на сегодняшний день. Это позволяет осуществлять определенный моральный отбор: общество не приемлет ни отъявленных лгунов, ни чересчур активных правдолюбцев (вспомним Христа или Джордано Бруно), поскольку и те и другие угрожают стабильности. Развитие общества — достижение нового «уровня правды», а вместе с тем и формирование новых законов — происходит по мере постижения новых истин достаточно большим количеством людей.

Стоит внимательно заглянуть в себя, чтоб согласиться: наше стремление к истине имеет свои пределы. Есть правда, которую мы не желаем увидеть. Есть информация, которую мы принимаем на веру как совокупный опыт человечества на текущий момент.

Возможно, и совесть есть вера в рискованность лжи, укоренившийся опыт страха перед дурными последствиями неблаговидных или неразумных поступков. Во всяком случае, механизм действия «циничного гена» значительно более сложен, поскольку он явно снабжен мощным противодействием.

Произнося неправду, человек не остается спокойным. У него повышается кровяное давление, учащается пульс и дыхание, понижается электропроводность кожи. Симптомы общего возбуждения бывают столь сильными, что их можно измерить (на этом основано действие знаменитого детектора лжи). Когда ложь наконец-то произнесена, человек глубоко вздыхает — трудное дело сделано, организм позволяет себе расслабиться.

Итак, сохранение вида или сохранение генотипа? Чарльз Дарвин с его «происхождением видов» или Ричард Доукинз с теорией «циничного гена»? Наконец, эгоизм или коллективизм — где там сегодня находится корень и ствол?

Видимо, в центре. Противоположности борются, крайности обречены погибать, пока не найдут компромисса, гармонии.

Современные социобиологи утверждают: эволюция доказала оптимальную стабильность смешанных стратегий. Черно-белый мир всех и всяческих «или — или» уходит в прошлое, нашим глазам открывается радуга. Существует уже устоявшийся научный термин «Mixed Evolutionary Stable Strategy», сокращенно «MESS», что в переводе на общедоступный язык выглядит примерно так: фаворитами в эволюционном отборе являются здоровые люди, достаточно эгоистичные, чтобы при надобности солгать, достаточно умные, чтобы ценить правду, и достаточно совестливые, чтобы насколько возможно помогать другим.

Теперь, дорогие читатели, позвольте нас всех поздравить — раз мы еще живы, значит, мы безусловные фавориты. Если только ученые эгоисты не врут.