Рассказывает Антон БАТАГОВ
Добрый вечер
29 июня Дмитрий Покровский вышел из консерватории и поехал к композитору
Антону Батагову, чтобы поговорить о новой совместной работе. По дороге в метро
ему стало плохо, но до квартиры Антона он все-таки доехал.
Чтобы через пять минут умереть.
— Встречаются такие люди, через которых проходит как бы объединяющая ось жизни, они, наверное, и называются гениями. Дмитрий был такой человек. У него было могучее чувство жизни, не суетной, не поверхностной, а самой глубинной. Он на физическом уровне осознавал связь между всем существующим.
По образованию он музыкант, в его дипломе было написано: балалайка. Вначале у него был ансамбль балалаек, недолго правда. Но однажды он услышал в деревне, как бабушки поют народные песни, и его потрясло, что они поют совершенно иначе, чем профессионалы, у них по-другому устроен голос. А у Дмитрия была редкая страсть к исследованиям, к точным наукам. Он исследовал спектр голоса этих бабушек, сделал физический анализ этого тембра, изучил, как у них получается такой звук. И создал свой экспериментальный ансамбль, с которым начал ездить в экспедиции. Задача была создать не ансамбль исполнителей, а научиться петь по-настоящему. Многих удивляет, как люди с высшим образованием, живущие в Москве, не имитируют, а создают подлинные народные вещи, этого больше нет нигде в мире.
Покровский занимался и исследованиями русского авангарда, Хлебниковым, Кандинским, Стравинским. Записал в Америке диск со «Свадебкой» Стравинского и вокруг нее — народные свадебные песни. Ему удалось найти те истоки, из которых эта вещь выросла, проследить все те связи, которые Стравинский совсем не афишировал. Ему удалось доказать, что все эти новые и сложные музыкальные системы не из воздуха выросли, не просто «заумь», что у всего этого есть фольклорные корни, и он конкретно знал, где они. Летом собирался ехать в Коми, потому что в Америке он получил небольшой грант для записи «Желтого звука» Кандинского, а в фольклоре Коми, считал Дмитрий, корни того, что есть у Кандинского. Искусство русского авангарда сложно и зашифрованно, он хотел его раскрыть и показать, почему оно возникло именно в русской культуре и почему это традиционная культура.
Однажды во время фестиваля «Альтернатива» он мне позвонил и сказал: «Антон, только сразу трубку не вешайте, скажите, а вы спеть не хотите?» Кончилось это тем, что я и еще два композитора, Иван Соколов и Алексей Айги, которые так же как и я к пению никакого отношения не имели, пели в составе ансамбля Покровского. Мы ощутили на себе то, что чувствовал каждый приходящий в ансамбль новичок, который через месяц начинал петь так, будто занимался этим всю жизнь, родился в деревне и научился всему от этих самых бабушек. Мы пришли на репетицию, встали в общий круг и начали распеваться, вместе со всеми тянули квинту. Дмитрий учил всех дышать, произносил несколько слов, понятных и всем очевидных, открывал рот, пел и, находясь в этом круге, ты тоже начинал петь. Твой собственный голос как-то сразу сам встраивался в эту систему. Мы даже спели с ним маленькое дуэтное соло.
Ему было 52 года, и он находился на колоссальном творческом подъеме. Он говорил, что за последние полтора-два года у ансамбля началась просто новая жизнь. Ансамбль стал петь современную музыку и перешел в некое новое качество. Для него стали писать музыку специально. Личность Дмитрия, ее сила заряжала собой все вокруг. Меня и других работавших с ним композиторов влекло это ощущение подлинности, идущее от самых корней, эти голоса. Ощущение не случайной и умозрительной авангардной жизни, а той, что никогда не прерывалась. И я не знаю, как ее назвать, эту нашу новую музыку, она не народная, так как ее сочинили композиторы, но она и народная, потому что без тех истоков, которые он раскопал и в которые совершенно естественно вошел, она бы не появилась. В будущем этот ансамбль должен был заниматься как раз этим синтезом, аналогов этому в мире сейчас нет.
Он хотел создать Национальный центр традиционной культуры, частью которого был бы его ансамбль. Он разработал компьютерную программу того, как хранить и систематизировать все, что добывается в фольклорных экспедициях. Есть еще детская студия, в которой занимаются дети с трехлетнего возраста. Для создания центра нужны были деньги, естественно государственные, потому что это и есть национальное достояние. А государству на это было плевать. Так все и осталось в проектах. Сейчас мы, его друзья, пытаемся все его замыслы осуществить. И есть люди, которые готовы помочь сделать это на государственном уровне. Никита Михалков предложил помощь Фонда культуры. Но очень тяжело сознавать, что это уже наследие, а самого Покровского, у которого родились эти и еще более неожиданные планы и были все возможности их реализовать, уже нет. Пока такой человек живет, все думают: он всегда будет, все еще успеется. Когда его не стало, оказалось, что, если мы хотим реализовать то, что он делал один, нужно распределить это непонятно на сколько человек, так как один из нас может заниматься только одной маленькой частью того, что он держал в голове и делал. Теперь стало понятно, что он гораздо больше, чем человек, который создал ансамбль и пел народные песни.
21 июня его ансамбль перед каникулами собрался на репетицию, мы давно хотели записать одну мою вещь по Хлебникову, которая называется «Для Дмитрия Покровского», и вот наконец добыли недостающие микрофоны. Это теперь последняя его запись.
У него в прямом физическом смысле слова разорвалось сердце. Разрыв аорты. Это могло произойти в любую секунду, и он это знал. Это знали все его близкие. Это знал его врач, американец, который лечил его несколько лет. Нужна была операция: если бы ее сделали, заменили бы клапан, все было бы совершенно иначе... Но у него никогда не было денег. Так эта операция и откладывалась. Можно было бы объявить в России, в Америке, что нужна такая-то сумма на операцию, собрали бы, я думаю, но почему-то считали, что можно отложить. С сентября он должен был в Америке преподавать, читать сразу несколько курсов по истории музыки, истории музыкальных инструментов, по русскому авангарду... Ну, и думали, вот он приедет в Америку, будет время и можно будет заняться здоровьем.
А в результате деньги на похороны собирали мы все, люди, которые его любили, ансамбль, Театр на Таганке, его друзья. При том что в Министерстве культуры, которое олицетворяет государственное отношение к искусству в нашей стране, нам сказали: да, мы понимаем, мы поможем, но нужна официальная бумага, а кстати, скажите, к какой организации относился его ансамбль?
И никто из официальных лиц не пришел на панихиду. Что, он был России не нужен? Но ведь если, например, кому-то из другой страны, кто здесь никогда не был, нужно объяснить, что такое Россия — не про выборы и колбасу, демократов и коммунистов — а по существу, можно просто дать послушать диск ансамбля Покровского и говорить больше ничего не нужно.
P.S.
Ансамбль народной музыки, созданный Покровским в 1972 году, стал одним из самых серьезных вкладов России в музыку второй половины ХХ века. Во времена, когда фольклор был лакированной прерогативой парадных концертов в Кремле, Покровский находил в глухих российских деревушках и восстанавливал в первоначальном виде старинные песни, обряды и показывал их на сценах Москвы почти что нелегально. Ансамбль клеймили за искажение русских народных традиций, да и вообще, наверное, за то, что он занимался настоящим, живым делом.
Критерий «настоящести» был единственным для него. Именно поэтому альбом, записанный ансамблем Покровского вместе с патриархом американского экологического джаза Полом Уинтером, стал едва ли не первой ласточкой перестройки в музыке и во всяком случае одним из самых удачных примеров советско-американского музыкального сотрудничества.
Увы, за рубежом ансамбль Покровского знали лучше, чем в России — несмотря на Государственную премию, врученную на пике перестройки, и то, что он регулярно выступал на ежегодных фестивалях «Альтернатива» и много гастролировал по стране. Однако лучшие работы вышли на Западе. Пластинка ансамбля вышла на фирме Питера Гэбриэла «Realworld», и сам Гэбриэл включил музыку ансамбля в свой альбом «US», а альбом «Faces Of Russia» стал в Германии альбомом года.
А. ЛИПАТОВДискография ансамбля Дмитрия Покровского
- 1. «Ансамбль Дмитрия Покровского» — «Мелодия», 1979
- 2. Совместно с Paul Winter Consort «Earthbeat» — Living Music, USA, 1987/ LP, «Мелодия», 1989
- 3. Russian Cabaret — Monitor, USA, about 1991
- 4. The Wild Field — Realworld/Caroline, USA, 1991
- 5. Faces of Russia — Trikont, Germany, 1992
- 6. Igor Stravinsky — Les Noces (Игорь Стравинский, «Свадебка») — Elektra/Nonesuch, USA, 1994