Неизвестные подробности рейда израильских коммандос в Энтеббе
Публикации
Игорь ТУФЕЛЬД
Утром 27 июня 1976 года самолет французской авиакомпании «Эр-Франс» покинул израильский аэропорт имени Бен-Гуриона и направился по маршруту Тель-Авив — Афины — Париж. Вскоре все радиостанции мира сообщили трагическое известие о захвате террористами авиалайнера и его вынужденной посадке в угандийском аэропорту Энтеббе. Спустя несколько часов стали известны требования воздушных пиратов о немедленном освобождении 52 террористов, находящихся в тюрьмах Израиля, Западной Германии, Кении и Швейцарии. «Если условия не будут выполнены — все заложники будут уничтожены», — так заканчивался ультиматум террористов.
Через два дня в Энтеббе была произведена селекция пассажиров. Те, кто не имел израильских паспортов, были освобождены. Экипаж французского самолета наотрез отказался покинуть Уганду без заложников. Все они остались в Энтеббе. За несколько часов до окончания ультиматума, в ночь с 3 на 4 июля 1976 года отборные части генерального штаба Армии обороны Израиля высадились в угандийском аэропорту. За считанные минуты заложники были освобождены, а террористы ликвидированы.
До сих пор эта блестящая операция остается самой удивительной и самой успешной за все годы борьбы с терроризмом. К сожалению, не обошлось без жертв. Погибли трое заложников и командир операции Йонатан Нетаньяху (старший брат нынешнего премьер-министра), который был смертельно ранен и скончался по дороге в Израиль.
Это интервью с двумя участниками «Операции Йонатан» (так ее назвали после смерти Й. Нетаньяху) состоялось пять лет назад. Оно должно было быть опубликовано к 15-летней годовщине легендарного рейда в Энтеббе. Однако из-за того, что имена многих участников и некоторые (а быть может, и многие) детали операции оставались засекреченными, публикация материала была отложена.
Зеэв: «Сейчас в события тех дней очень тяжело поверить. Дело в том, что, по сути, никакой подготовки не было. Я помню, как в первый раз мы имитировали стремительный выход из самолета и молниеносный захват здания аэропорта. Так вот, единственное, что нам удалось получить, был учебный макет самолета, из которого мы должны были «высадиться», и асфальтовая дорожка, никак не похожая на бетон взлетной полосы. Перед началом учения кто-то из ребят достал специальную сигнальную белую ленту и отметил ею участок от «самолета» до того места, где должно было находиться здание аэропорта. Затем мы довольно резво пробежали это расстояние и даже немного постреляли в воздух. И все. Настроение у всех было отвратительным. Я помню, что на Омере Бар-Леве, командире одного из взводов (командующий отборными частями генштаба в 1984 — 1987 годах. — И.Т.), просто лица не было.
Ребята предпочитали молчать. Говорить действительно было не о чем. Все мы прекрасно понимали, что такие учения ничего не дадут. В то же время никто не сомневался в том, что операция необходима и провалить ее мы просто не имеем права. С другой стороны, от этих мыслей становилось еще хуже.
Поначалу этой операции дали название «Шаровая молния». Точно так же назывался популярный в те годы фильм и одноименная книга о Джеймсе Бонде. Многих это сходство привело в еще большее уныние. Мы вовсе не супермены, попадающие в яблочко с завязанными глазами, — мы солдаты, которые должны спасти заложников. И все же, несмотря на подавленность и даже некоторое отчаяние среди всех нас, на военной базе шла упорная борьба за право участвовать в операции. Я помню, что больше всего усердствовали командиры взводов. Для них было делом чести включить в рейд если не всех своих солдат, то хотя бы большую часть. Я знаю, что в наших войсках не было ни одного солдата, который добровольно отказался от полета в Уганду».
Арик: «Для проведения операции необходимо было достать черный «Мерседес». Точно такой же, как у Иди Амина (диктатор Уганды. — И.Т.). Жестокий тиран и самодур, он мог появиться в аэропорту в любой момент самым неожиданным образом. На это и был сделан основной упор. Было решено имитировать появление Амина, выезжающего на взлетную полосу прямо из люка самолета. Для этого нам и был необходим «Мерседес».
Зеэв: «Сразу после проведения операции в Израиле мгновенно распространился слух, что самые большие трудности были связаны именно с «Мерседесом». Машина, мол, последней модели, а в Израиле таких всего один экземпляр и, как назло, вовсе не черного цвета. По причине строжайшей секретности ее якобы пришлось угнать. Была ли она угнана или нет, я не знаю, но вот то, что она была в жутком состоянии, это точно. Бензобак протекал, мотор не заводился, одна фара не горела, шины были настолько протерты, что едва не просвечивались. Правда, справедливости ради отмечу, что «Мерседес» действительно не был черного цвета. И из-за этого возникла еще одна проблема. На следующий день после покраски он стал пятнистым. Причем настолько, что стал абсолютно непригодным даже для ночной операции.
Слава богу, что на нашей базе был великолепный механик Дани Деген. Он привел машину в полный порядок. А после второй покраски «Мерседес» уже можно было попробовать выдать за машину Иди Амина. Но разве президентский «Мерседес» возможен без самого президента? С этим тоже возникли трудности. Никто не хотел быть Амином. В конечном итоге Йони под угрозой наказания утвердил подходящего кандидата».
Арик: «Когда мы стали детально прорабатывать план операции, стало известно, что в «Мерседесе», кроме псевдо-Амина и шофера, должна ехать ударная группа из семи человек. Было очевидным, что один из них будет Йони. За место остальных шестерых началась новая борьба, исход которой решил сам Йони. Он лично отобрал своих помощников».
Зеэв: «В какой-то момент сама ситуация и особенно период подготовки к операции стали казаться нам просто абсурдными. Вот один из примеров. Вдруг нам сообщили, что через час начнется раздача военной формы угандийцев. Так оно и произошло. Мы все вырядились и стали показывать друг на друга пальцами. Выглядели мы действительно смешно. Белые угандийцы наверняка бросаются в глаза более резко, чем солдаты в форме израильской армии. Тогда кто-то предложил загримировать нас под африканцев, то есть «покрасить» всех в черный цвет. Слава богу, что это предложение скоро отменили. Было очевидно, что в такой напряженной ситуации мы сможем перепутать своих с чужими и начнем стрелять друг в друга.
Арик: «Поначалу все шло как по маслу. Появление на взлетной полосе президентского «Мерседеса» не вызвало ни малейшего подозрения и произвело полный эффект встречи диктатора. Мы выиграли первые, может быть, самые драгоценные минуты и тем самым обеспечили успех нашей миссии.
Но были и случайности. Со мной лично в Энтеббе произошла просто невероятная вещь. Перед тем как ворваться в комнату, где находились заложники, я должен был пересечь небольшой плохо освещенный коридор. Как и полагалось, перед тем как начать пробежку, я несколько раз выстрелил в темноту. Добежав до середины, я оказался в неожиданно вспыхнувшем мерцающем свете неоновой лампы. Прямо перед собой я увидел человека с остекленевшими глазами и вскинутым, направленным на меня, «Калашниковым». Я остановился. В моей голове словно начали бить часы. Я плохо соображал, что именно со мной происходит, но в то же время я отчетливо видел своего врага, тщетно пытающегося нажать на курок. Такую ситуацию мы не раз отрабатывали на учениях. Но сейчас я никак не мог понять, почему же он не стреляет?! В конце концов раздалась очередь. Возможно, их даже было две или три. Мой противник сделал резкий выпад вперед, затем вскинул руки, продолжая держать автомат, и начал медленно оседать. И тут я увидел, именно увидел, а не услышал, маленькие огненные язычки, вылетающие из дула его автомата то ли в потолок, то ли в чугунное небо... В этот момент меня подтолкнул кто-то из наших, и мы вместе влетели в комнату с заложниками. Там бой уже закончился...»
Зеэв: «Когда мы уже летели обратно в Израиль, двое ребят рассказывали, как они, ворвавшись в зал ожидания, увидели запертую дверь. Соблюдая инструкции, они взорвали замок и бросили еще несколько гранат в образовавшуюся брешь. После последнего взрыва ребята молниеносно ворвались в помещение, поочередно давая короткие автоматные очереди. Только через несколько минут они поняли, что оказались в закрытом на ремонт туалете. Естественно, что там не было ни души.
Когда мы ворвались в зал, где находились заложники, и началась перестрелка, я отчетливо слышал, как какой-то ребенок во весь голос заорал: «Как здорово! Как весело!» Для того чтобы дать понять заложникам, кто мы, и по возможности успокоить их, мы за секунду до выстрелов крикнули на иврите: «Лежать! Не двигаться! Свои!» К сожалению, это не помогло: один из пленников вскочил и сразу же получил смертельное ранение».
Зеэв: «По-моему, они просто не верили в то, что их освободили. Для них это действительно было больше похоже на сон. Ко всему прочему операция началась около полуночи, и они уже спали или по крайней мере делали вид, что спят. В Уганде было очень жарко и душно. Поэтому практически все заложники были раздетыми. Мне запомнился один эпизод, произошедший с летчиком французского авиалайнера. Он стоял посреди зала босиком и в одних трусах, тщетно пытаясь найти ботинки. Наконец кто-то из наших объяснил ему, что нельзя тратить ни минуты. Он развел руками и пошел к выходу. Там его встретил другой израильтянин и поинтересовался, почему он без ботинок. Тот решил, что его просят надеть обувь, и направился к своему первому собеседнику. По дороге он заметил ботинки и мгновенно влез в них. При этом он не обратил ни малейшего внимания, что находится без брюк и без рубашки. Когда пилоту указали на это, он с явной досадой схватил брюки и начал пытаться натянуть их, забыв при этом снять туфли. Естественно, что у него ничего не получалось, но он никак не мог понять — почему. Его прыжки на одной ноге с брюками в руках выглядели очень комично, но никто не смеялся. В зале стоял жуткий запах гари, пороха и крови».
Арик: «Я помню, что несколько человек серьезно возражали, когда им сообщили, что они не могут взять с собой багаж. Дело в том, что самолет и так был забит до отказа. Все было рассчитано буквально по граммам, поэтому любой лишний вес мог привести к катастрофе. Мы не могли сделать ни единого исключения. Но удивительно то, что нашлись люди, которые все же умудрились пронести с собой чемоданы. Как им это удалось? До сих пор ума не приложу».
Зеэв: «А один мужчина просто убил всех своей настырностью. Когда мы уводили освобожденных из зала, он, ни слова не говоря, вернулся к груде чемоданов, для того чтобы взять свой дипломат. Потом, когда он вновь оказался перед выходом на улицу, то, демонстративно хлопнув себя ладонью по лбу, во второй раз вернулся в зал, где всего несколько минут назад находился под дулом террористов. И знаете зачем? За пакетом с виски и с сигаретами, которые он купил в безналоговом «Duty Free». Другой мужчина начал возмущаться, когда узнал, что мы летим в Израиль. Он стал доказывать, что билет у него был до Парижа и ему позарез нужно во Францию».
Арик: «Общение с заложниками было делом нелегким. Уже на обратном пути кто-то из ребят рассказывал, как подбежал к молодой симпатичной девушке, которая лежала на полу и стонала. Увидев солдата, она сразу же сказала, что ранена в ногу, и указала на щиколотку. Он осмотрел ногу и не обнаружил ничего кроме небольшой ссадины. Тогда девушка продолжала настаивать, что у нее есть еще одно ранение на внутренней стороне бедра, чуть ниже паха. Эту рану она наотрез отказалась показать. Ну что тут скажешь? Ее только что спасли от гибели, хотят помочь, сделать перевязку, а она стесняется. Пришлось нашему солдату на себе тащить девушку к самолету. Как раз в тот момент, когда он ее поднимал, рядом с его головой просвистела пуля. По его словам, положив девушку на плечи, он таким образом загородил шею и голову от шальной пули. «Пусть лучше она, чем я», — подумал он».
Арик: «Естественно, что существовал план отступления. Однако до начала операции о нем знал только командный состав части. Я думаю, это можно объяснить его полной невероятностью. И действительно, зачем сообщать всем участникам операции то, что, по сути, невыполнимо».
Зеэв: «Мне кажется, что, если бы участники операции знали о планах нашего командования заранее, это бы еще в большей степени подействовало на них удручающе. Дело в том, что в случае провала мы должны были бы применить так называемый сухопутный вариант, то есть отступать к кенийской границе, где нас должны были принять местные власти. А теперь представьте себе, как бы выглядело это отступление. Джипы и бронетранспортеры, набитые солдатами, заложниками, ранеными, убитыми да еще и военной техникой, несутся по незнакомой местности, преследуемые угандийскими войсками на земле и в воздухе, пытаясь при этом преодолеть расстояние в несколько сот километров.
Это не просто невероятно, это было немыслимо и, уж конечно, неосуществимо. Кстати говоря, один из водителей джипов, не зная об этом плане, разработал для себя нечто поинтересней. Он, пренебрегая жесткими правилами о погрузке на военный самолет, взял с собой несколько 50-литровых цистерн с горючим, собираясь в случае провала добираться до Кении в одиночку, вернее, со своим экипажем. Кроме бензина, они еще прихватили с собой дорожный атлас и разработали точный маршрут. Кстати, они как раз и могли рассчитывать на успех. Но только потому, что собирались проделать этот сложнейший путь на одном-единственном джипе, а не в бесконечно длинной цепи военной автобригады».
Арик: «На самом деле командование не случайно разработало такой, мягко говоря, абсурдный план отступления. Оно, так же как и мы, было абсолютно уверено в успехе операции. Иначе быть просто не могло. Так же как не могло быть операции без плана отступления. А абсурдный он или нет — какая разница. Все знали, что им воспользоваться не придется.
От знания конкретной ситуации и конкретного места действия зависела цена нашего успеха. Эти познания были не слишком обширными. Тем не менее потери оказались самыми минимальными. Как известно, погиб Йони и трое заложников. Даже по самым сверхоптимистичным прогнозам жертвы с нашей стороны должны были быть большими. К счастью, этого не произошло. Почему? Не берусь сказать наверняка. Но абсолютно точно, что не из-за везения».
Арик: «Уверен, что немалую роль сыграл и внутренний настрой каждого участника операции. Возможно, мои слова покажутся странными, но и «предоперационная» депрессия пошла нам на пользу и во многом способствовала успеху. Все мы пытались и показать, и доказать, что можем совершить то, что мы совершили. На мой взгляд, это вполне естественно. Другое дело, что осознали мы все это уже после операции».
Арик: «По дороге в Израиль мы сделали посадку в Найроби. В самолет вошел Эхуд Барак и, не глядя по сторонам, молча направился к «Мерседесу». Там на переднем сиденье спал один из офицеров. Барак растолкал его и тихо произнес: «Ты сидишь на месте Йони». «Знаю, — ответил офицер, — а в чем, собственно, дело?» «Йони умер...» — так же тихо произнес Барак и вышел из самолета. А до этого все мы были уверены, что Йони только ранен, что он непременно останется в живых...»
После войны за независимость нарушение государственных границ арабскими федаинами (экстремистами-фанатиками) стало обычным явлением. Только за один 1952 год в Израиле было зарегистрировано более трех тысяч террористических актов. Именно тогда и было принято решение о создании новых элитарных частей.
Большинство операций этих частей до сих пор остаются секретными. Тем не менее о нескольких из них известны некоторые подробности.
Май 1972-го. Арабские террористы захватили самолет бельгийской компании «Сабена» и заставили посадить его в израильском аэропорту имени Бен-Гуриона. Они требовали освобождения террористов из тюрем, денег, оружия и возможности беспрепятственно покинуть страну. В противном случае они угрожали взорвать авиалайнер. Израильские коммандос, переодетые в белые костюмы механиков, молниеносно захватили самолет, ликвидировали воздушных пиратов и освободили 97 заложников. Двое солдат и четверо пассажиров были ранены. В операции принимали участие нынешний премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху, недавний министр иностранных дел Израиля Эхуд Барак, директор Моссада Дани Ятом и Узи Даян (племянник Моше Даяна), недавний руководитель делегации на мирных переговорах с палестинцами.
Апрель 1973-го. Ликвидация лидеров террористов в Бейруте. Поздней ночью израильские коммандос в составе 40 человек прибыли в Бейрут морем. Там их ожидали агенты-нелегалы Моссада. В течение нескольких минут восемь машин доставили их в центр города. В течение нескольких секунд трое часовых были сняты, и первая группа ворвалась в дом, где находилось жилое помещение штаб-квартиры террористов. Пресс-секретарь ООП (организации освобождения Палестины) и «Аль-Фатаха» Камиль Насер; главный организатор террористических актов на территории Израиля Кемаль Адван и один из главарей организации «Черный сентябрь», устроившей резню на Олимпиаде в Мюнхене, Махмуд Юсуф Наджир (известный также как Абу Юсуф) были убиты на месте. Кроме них, были ликвидированы еще 17 террористов. Трое израильских солдат были ранены. В операции принимали участие Эхуд Барак и Амирам Левин, нынешний командующий Северным военным округом.
Ноябрь 1973-го. Во время сражения на Голанских высотах был ранен и попал в плен к сирийцам один из командиров танковых частей Иоси Бен-Ханан. Той же ночью группа, состоявшая из солдат спецчастей генштаба, высадилась на сирийской территории и вынесла раненого Бен-Ханана. Командовал операцией погибший в Энтеббе Йонатан Нетаньяху.
Март 1975-го. Палестинские террористы захватили тель-авивскую гостиницу «Савой». Вскоре после предъявления стандартного ультиматума группа захвата ворвалась в гостиницу и уничтожила всех террористов. Один из израильских солдат был убит, двое ранены.
Январь 1988-го. Ликвидация главы оперативного отдела и отдела планирования ООП Абу Джихада. Подробности операции пока остаются закрытыми.
Однако самой знаменитой и самой удачной была и остается операция в Энтеббе, названная по имени своего погибшего командира — операция «Йонатан».
В оформлении использованы кадры из фильма
«Рейд на Энтеббе»