В этом сезоне он окончательно признан театральной звездой
Культура
Тридцать ему будет только в следующем году. Десять лет он в Москве. Учился в школе-студии МХАТ у Табакова, теперь работает у Табакова в театре. Заметили его сразу — даже не талант, а большие возможности. Известный критик, профессор и историк театра, преподававшая ему в школе-студии, тогда уже говорила: «С задатками гениальности».
В одном из интервью, которые, после того как он сыграл у Валерия Фокина в спектакле «Карамазовы и ад» среднего брата, посыпались градом, Миронов рассказал о своем самом сильном впечатлении: он сходит с поезда и видит на вокзале большие буквы — «Москва». В другом интервью поправился: «Шок от переезда из Саратова в Москву был сильнее, чем последующие впечатления от Запада, потому что мне лет было меньше. Я мало повидал еще. Москва сразу ударила по башке».
Важно ли для того, кто возьмется исследовать и объяснить стремительный взлет Евгения Миронова, его провинциальное прошлое? Обратил ли внимание Табаков, когда набирал себе курс, что этот паренек из его родного Саратова? Кстати сказать, на многие годы за Мироновым могли бы остаться такие похожие роли — открытых и простых пареньков. А он взял и круто так все перевернул, сыграв сначала у Хотиненко главную роль в картине «Мусульманин», а следом — нынешней зимой — Ивана Карамазова.
А до фильма, до работы с Фокиным был Штайн, отобравший именно его на роль Ореста. Тогда еще многие недоумевали, не верили, а когда увидали, сказали — не получилось, и он мучился. А потом понял, что над такой ролью, как Орест, можно работать бесконечно. Те, кто не поленился и посмотрел «Орестею» по второму разу во время гастролей спектакля на нынешнем Московском международном театральном фестивале, оценили его игру, заметили перемены. Орест стал взрослее. Взросление — пожалуй, именно об этом и стоит сегодня говорить применительно к Миронову.
Фокин предложил ему сыграть Ивана Карамазова, хотя все думали, что Миронов начнет репетировать Алешу. Он же, как позже признался, «с радостью согласился, Иван для меня — это что-то такое непознанное. Для Фокина это был, конечно, риск, и я благодарен ему, что он рискнул. За четыре месяца репетиций я очень многое пережил... Очень многое».
Фокин открыл нового Миронова, каким мы еще не видели его ни у Штайна, ни у Хотиненко. Ивана Карамазова Миронов играет с техническим совершенством и с пугающим вдохновением, пугающим, поскольку в этом вдохновении проглядывают страшные пропасти болезненного сознания, поврежденного рассудка.
Миронову, конечно, повезло. И с Табаковым, и с Саратовом, откуда они оба, и с критикой, которая, как бы он ни сетовал на нее, с самого начала была к нему благосклонна, писала о том, что получалось, а очевидные неудачи (вроде роли в режиссерском дебюте Владимира Машкова, спектакле «Звездный час по местному времени») не замечала, будто их не было в биографии того, кому с самого начала прочили славу звезды, надежды русского театра, «Михаила Чехова сегодня» (с которым сегодня у него уже не только внешнее сходство, но и некоторые совпадения ролей, — после Хлестакова, сыгранного в картине Сергея Газарова).
Ему повезло еще и потому, что «Любовь», фильм, после которого к Миронову пришла слава, стал едва ли не последним, прошедшим широким экраном.
Ему везет — пока он не пропускает свои роли, подходящие ему по возрасту. «Как говорил Сергей Газаров, — рассказывает Миронов, — еще год, и я бы не сыграл Хлестакова в кино. В театре бы сыграл — Михаил Чехов сыграл Хлестакова в 28 лет. Но для кино это важно. Еще год, и пропала бы, может быть, молодость, инфантильность, какая-то непосредственность...»
За «Ревизора» можно не волноваться — покажут по телевизору.
Дело, конечно, в везении.
Дело, конечно, в таланте. Сегодня все очевиднее, что второе обстоятельство играет чуть большую роль в его судьбе.
Григорий ЗАСЛАВСКИЙ,«Независимая газета», специально для «Огонька»
РАЗГОВОР С АРТИСТОМ О ЖИЗНИ И О ВЕРЕ...
— В юности вы ощущали себя верующим человеком? Глядя на вашего «Мусульманина», я думал о том, что это невозможно сыграть...
— Сначала я был условно верующим, или даже неверующим. Семья моя — неверующие люди. Потом некие обстоятельства повлияли на меня, и в девятнадцать лет я крестился вместе с матерью и сестрой в своем родном Саратове. Я хочу быть верующим. Выбор меня на эту роль был случаен. А мне это показалось очень интересным. Потом начались мучения. Многие считают, что за смену веры ждет какая-то кара. И передо мной стал выбор... Если спросите, верил ли я в фильме, я скажу — верил. Я серьезно подошел к этому вопросу. Я ходил в мечеть, изучал обряды. Мне нужно было влюбиться в эту веру. Поверить я не мог.
— На этой неделе вы ловили себя, что поступаете как безбожник?
— Вы хотите, чтобы я исповедовался?
— Нет-нет. Просто скажите.
— Ну, поругался я. И знаю, что не прав.
— Вам хочется научиться прощать всякого вашего обидчика, не сердиться, не гневаться?
— Была полоса жизни, когда я хотел научиться запоминать зло. Как мне казалось, приобрести мужественность... А теперь, конечно же, как человек, который пытается жить по вере, хочу научиться прощать, но не получается.
— Чувствуете подъем, умиротворение, находясь в церкви?
— Достоевский говорил, что в вере нет доказательств. Это так. Зашел и — ах! — почувствовал умиротворение... Иногда получается так, иногда — нет.
— Вы женаты?
— Нет.
— Вы решили, что будете бесконечно влюбляться, сходиться, расходиться?
— Влюбляться — это прекрасно, но, конечно же, бесконечно ни у кого не получается...
— Вы думаете, что и теперь, после двадцати девяти лет, вы будете продолжать влюбляться?
— Конечно. Это относится не только к женщинам, но и к профессии. Спектакли, театры, режиссеры, роли. Это тоже влюбленность.
— Самый длительный период, когда вы не могли влюбиться долго и мучились?
— Трудные моменты в жизни — когда погружаешься в себя и не можешь отвлечься. Год, полгода...
— Кто вас околдовывал, гипнотизировал из актеров? Казался недосягаемым мастером?
— Лоренс Оливье, Марлон Брандо — они обладают гипнотическим талантом. Из женщин, очевидно, Раневская.
— Из русских актеров кого вы боготворите, как Оливье?
— Олега Борисова. В нем загадочная, мощная энергетика. Евгения Леонова, сыгравшего гениально в «Старшем сыне».
— О какой мечтаете роли, где можно было бы развернуться?
— Я не совру, если скажу, что не знаю, что умею делать хорошо и что — плохо. Я начинаю работать с трудом. Вот недавно сыграл Хлестакова. И мне кажется, партнеры сыграли так блестяще! Джигарханян, Козаков, Гердт, Никита Михалков, Янковский, Ильин... Там я попал в одну среду... А репетировал «Братьев Карамазовых» в совсем другой атмосфере... Все, что я делаю, я ищу в себе. Мало того, могу сказать, что характер артиста зависит от ролей, которые он сыграл, в нем отпечатки, которые оставляют персонажи. Что интереснее, чем искать в себе неизвестное и — находить? Человек, конечно же, меньше всего знает самого себя. Правильно сказано, что человеческий мозг использует себя на тридцать процентов. Театр — это возможность реализовать остальные семьдесят. Я могу лететь, умирать, испытывать миллион состояний.
— Представьте себя семидесятилетним, остывшим... Спектакли, кино — не интересно. Придумайте себе другое любимое занятие.
— Я себя не представляю семидесятилетним. Думаю, и занятия не будет.
— Каким человеком вы хотите стать?
— Хорошим. Очень хочу, и пока не получается.
— А что такое хороший человек?
— Это значит, сохранять в себе что-то очень важное. И после ухода оставить не имя, а звук...