ИМПЕРИЯ БОМЖЕЙ

Путешествие над центром Москвы с бывшим ординарцем главнокомандующего армией «центровых» бродяг

Частная жизнь

Бомж 1

Прогрохотав и отпрыгав по стране крыш, покружив по кровлям чуть не половины зданий микрорайона, мы с Толяном наконец вползли в слуховое окно чердака старинного громадного дома. По дороге сюда, прерывая рассказ свистом, вспугивающим ворон с антенн и голубей, обсевших заросшие паутиной трубы заброшенных дымоходов, Толян ввел меня в обстановку: воплощая меморандум (этого слова Толян, конечно, не знает) Лебедя — Лужкова о «зачистке Москвы», омоновцы отыскали и разгромили штаб «системы», как называл свою странную организацию нищих и бомжей Кэп, ее создатель и шеф. Вот в разоренный КП «системы» Толян и согласился меня провести: «Но учтите, топать придется по крышам — дубиночники на дверь чердака со стороны лестничной клетки пришлепали пломбу и замочище повесили во-о-о такой!» Мне деваться было некуда, и, несмотря на свою врожденную боязнь высоты, я согласился на путешествие над центром Москвы с бывшим ординарцем главнокомандующего армией «центровых» бродяг.

С Толяном, бездомным мальчиком, сиротой (родители умерли от запоя, жилье отнял «кавказ»), я знаком с прошлой ранней весны — отпугнул лупивших его «люберов» во дворе ломбарда. Двор ломбарда — место службы Толяна: он подрядился стеречь иномарки клиентов и их «пастухов», составляющих особое сообщество. Раньше «пастухи» окликали из салонов своих иномарок всех входящих во двор: «Золото есть? Меха есть? Камни есть?» Теперь анкетирует (устно, само собой) Толян. Заодно — тайно от автовладельцев — сбивает с радиаторов фирменные эмблемы и на Тишке (Тишинский рынок) продает их или обменивает на «марафет» и «травку» по известной формуле орденоносца-баснописца: «Крал то, что должен был стеречь». А исчезнувшие с машин эмблемы списывает в разговоре с клиентами на захожих «люберов», основавших промысел эмблем.

От Толяна я и узнал тогда про Кэпа и «системы», проведав, где на Кэпа можно посмотреть так, чтобы не привлечь его тренированного внимания. Оказывается, еще с тех времен, когда Кэп был, по его собственным рассказам, замполитом на эсминце Балтийского флота, он приобрел привычку великосветских эстонцев к лыжным забавам на откосах дюн. Не желая поддаваться жизненному флаттеру — разрушительному встречному ветру Истории — и не позволяя себе распадаться под ударами личной судьбы (Прибалтику отдали прибалтам — смотал удочки флот, часть кораблей, оставив, по слухам, в уплату за почти полувековой постой, в том числе и эсминец Кэпа, по его словам, а в метрополии — ни работы, ни жилья, и жена, забрав сына, ушла к другому, ну и тэ-дэ, и тэ-пэ), Кэп наладился «оттягиваться» имитацией слалома на Ленгорах. Есть там одно довольно пологое местечко впритык к бывшему монастырю. Мы с Толяном в конце марта, пока снег не сошел, туда съездили. Я посмотрел на эту многозначную картину: вслед за разодетыми в рекламный западный спортприкид пенсионерами — ветеранами МИДа и Совмина обоего пола (рядом — их улица Косыгина, спецквартал) с вершины склона неспешными широкими зигзагами спускался оригинально экипированный джентльмен. На нем была штормовка явно б/у, скорее всего нашедшая нового хозяина по линии гуманитарной помощи, ватные стеганые штаны, школьные лыжи с ременными креплениями, в которые упирались столбами слоновьей толщины вохровские валенки, а венчала ансамбль прошедшая многое офицерская ушанка с капитанским «крабом», увязшим в лобовом поредевшем меху. Джентльмена явно не смущали канареечно-попугаистые расцветки дорогого спортинвентаря и румяно-холеные личики его владельцев, похожих на породистых элитных собак — как дредноут меж прогулочных яхт, торжественно и сосредоточенно двигался он своим маршрутом к подножию.

Я невольно восхитился вслух его внешнему достоинству и монументальности, на что Толян с гордостью во взгляде декларировал: «Фирма веников не вяжет».

Действительно, как выяснилось из блиц-опроса Толяна, «фирма» Кэпа единственно что не делала — так это не вязала веников. Профилей же деятельности имела изрядное количество, и под предлогом своего неверия словам я подвигнул подростка (на «слабо» поймал) показать мне фронт работ и источники доходов корпорации. Вот их неполный перечень.

Толян на пару с хроническим алкоголиком и дауном Му-Му вкалывает «писуном» — парочка нанимается к риэлтерам за гонорар сорвать сделку конкурентам простым способом: перед осмотром конкурентами и их богатенькой клиентурой, желающей прикупить метриков, какого-либо подъезда с коммуналками Толян и Му-Му по наводке нанимателей изгаживают стены подъезда и лифта матерными надписями, свастиками и здравицами Ленину и КПРФ, а полы — своими испражнениями. Тем самым оправдывая название своей специальности, образованное от слова «писать», в котором перенесение ударения с одного слога на другой дает полный перечень гарантируемых услуг. «Пятку» — пятую часть гонорара — Кэпу в общак, остальное себе.

Поролоня, старушка в неснимаемом круглый год розовом (когда-то) поролоновом пальто, продает подобранные на свалках у офисов различных турагентств буклеты — чаще всего у Главпочтамта, — и ведь покупают! «Пятку» — Кэпу.

Бомж 2

Мусорка, низенькая, коренастая бабонька неопределенных лет, извлекает истинные богатства из помоек — встает короткими ножонками на приступочку по низу борта контейнера, опускает голову в него, в поясе переломясь, ныряет затылком внутрь, вглубь, а огромная ватная подкладка на макушке под платком (выглядит как начес) спружинит, самортизирует, если Мусорка не удержится и свалится в контейнер на что-то твердое, не дай бог, острое. «Пятку» — в общак тож.

Варвара-Краса, свихнувшаяся бывшая балерина — по ее легенде, — «бомбит» бутики и автосалоны. Заходит в какое-нибудь царство достатка и стиля (очень любит посетить французскую парикмахерскую «Ив Роше» на Тверской недалеко от излюбленного ею же «Националя») — так вот заходит в шикарное-модерновое заведение, не вытерев о ворсистый коврик грязных босых (в любой сезон) ног в ботфортах из рваных газет, этакое чудо: седые космы дыбом, во рту — окурок, злобный взгляд, разошедшаяся в стороны детская шуба, перепоясанная веревкой, открывает грудь и живот в потеках разнообразных оттенков, верх нагого туловища, не прерываемый набедренными деталями женского белья, переходит в низ и ноги, кои не чище вышеописанного верха. Существо вносит с собой такие запахи, что посетители и персонал исчезают из заведения мгновенно. Чтобы не обанкротиться, потеряв клиентуру, хозяин заведения раскошеливается — ничего другого ему не остается, ибо торговое и сервисное заведения не имеют права социально цензуровать входящих, а Варвара-Краса блюдет УК и всего лишь щупает товар или садится в кресло клиента.

Таких у Кэпа до десятка, обоего пола, разной степени вменяемости. Доход с них твердый.

Есть еще пара подземных певцов. Но с них как с козла молока: смрадные сквозняки переходов губят голосовые связки.

Бомж 3

Вошли в «систему» с пяток нищих. Взносят не часто, но бывает.

Не всех людей «системы» при исполнении, что называется, показал мне Толян месяца за полтора, пока не уехал «к морю погреться». Да и познакомить меня с контингентом отказался: «В любой момент Черный Десант наскочит, по яйцам даст или солнечное сплетение пробьет!» Я уже знал от него, что Черный Десант — служба безопасности «системы» в едином лице, бывший «афганец», тоже бомж, нанятый Кэпом для охраны своих трудящихся. Черный Десант (я его видел однажды, так до сих пор при воспоминании о нем — особенно страшен неподвижный, будто мертвый взгляд! — меня знобит...), он, по рассказам Толяна, появляется неожиданно и, если просекает ситуацию как опасную для «трудящегося системы», срубает носителя угрозы — если мужчину, то одним приемом, обсказанным Толяном, если женщину — то другим. И сразу исчезает. «У него нутро гнилое после ранения на афганской войне, почки и печень задеты осколками, оттого и темный весь, как негр, потому и драться долго не может, в обморок падает, так вот и отточил два удара до совершенства», — объяснил мне Толян тактику Черного Десанта. Никогда не забуду его высокую, натянутую как стальной трос фигуру, лицо цвета дубовой коры, из-под замызганного до серости берета — взгляд, взгляд... Пришлось из-за него сразу закончить любоваться волшебной пластикой и акробатической ритмикой труда Мусорки...

Немалую долю «пятки» тратил Кэп на лечение и оплату службы Черного Десанта. Но наибольшая часть общака уходила на вознаграждения по графе «юридические услуги». Во-первых, платил милиции, чтобы не хватала его подданных, а если ухватила — чтобы отпускала. Во-вторых — гонорары Пгиму. Пгим — это кличка бывшего юриста, который стоит в любое время и всякую погоду у служебного входа в Генпрокуратуру и стережет одному ему ведомых чиновников, чтобы сунуть им чье-то прошение, заявление на кого-то. И ведь помогал, и гордился этим (мне представился так: «Я — борец за справедливость и защитник обездоленных!»), и на гонорар недавно новые ботинки всесезонные — рыжие — купил, в цвет со своей фантастической курткой, сшитой грубым холостяцким швом внахлест из разноформенных кусков кожи и замши всех мыслимых оттенков коричневого цвета (а баул, что рядом с Пгимом, — такой же; в нем — брезентовый плащ с капюшоном, набор лекарств и витаминов и кодексы лет за тридцать). Пгимом Игоря Александровича прозвали бродяги околотки за его привычку грассировать а-ля Ленин при произнесении юридических и медицинских терминов: «Б-пгим, 206-я «пгим».

С милицией Кэп, чему Толян свидетель, и сам до поры до времени находил общий язык — милиция и кушать хочет, и к бывшим офицерам расположена. Но приказ есть приказ, и как только была произнесена в новостных программах ТВ эта мрачная формула — «зачистка Москвы», — загрохотали кованые подошвы по узкой лестнице к чердаку, где Кэп имел свой «офис»... Вот он, передо мной — со следами погрома, с пеплом кострищ, перемешанным с косточками породистых, отборным зерном кормленных голубей из окрестных ограбленных голубятен (уличный сизарь ведь опасней калия-цианида, ибо жрет отбросы ядовитой жизни города). Вот они — следы омоновских бутс на сорванной со стены карте Москвы (с олимпийской еще символикой почему-то...). Вот они, лыжи образца централизованных поставок из гороно. И валенки. И брошюрка «Конституции» с триколором, занесенная разметанной золой. И вон в углу главная ценность Кэпа — биотуалет голландский переносной стоимостью за миллиончик, не меньше — съедал бомжатного «капитана Немо» жестокий недуг еще со сдачи Прибалтики аборигенам: как понервничает — так опрометью в тот угол, или с улицы — в чердачный офис. Гастрит на нервной почве.

Не бомж

«Но зато, как отсидится, дух переведет, так становится веселым и разговорчивым! — вспоминает юный ординарец своего босса. — Заворкует, и не остановишь! Все больше про политику, так и называл — «политинформация».

Я представил себе витийствующего перед мальчиком Кэпа.

Вот, все так, как сейчас: в слуховое окно бьет мощной струей цеховой шум гигантского города, и прожекторным пыльным столбом упирается в потолок блик с распластанной напротив, через провал улицы, фундаментальной, сработанной на века, крыши института марксизма-ленинизма. Бывшего. Но институт работает... А в окнах дома, что во дворе супротив нашего, — рутинная жизнь коммуналок: мордобой, пьянки, сношения, скандалы. А здесь, на пыльном чердаке, почти иллюстрация к Гайдару-деду, только штурвального колеса с протянутыми от него нитями не хватает... Эпицентр брехтовского действа, робингудства, замешанного на рэкете в нищенском социальном андеграунде...

«И о чем же он говорил?» — оглядываюсь я на Толяна. «О чем? Говорил, что весь мир — система бомжей. Особенно эта страна: мол, нынешние хозяева ее сами по натуре — нищие и бомжи. — Толян, сам того не замечая, начинает копировать манеру речи гуру, переходя на монотонное изложение текста, будто бы считанного с учебника или «методички». — Старое жилище совков, соцлагерь, развалился. А в новое грехи не пускают. Вот на манер бездомных и таскают на себе все, что держится и не держится на плечах по принципу «ни одна блоха не плоха». Тем более что основное, что имели, растеряли — так за оставшееся всеми лапами ухватились, да еще и зубами норовят прищемить. Вон, Чечня и пот с кровью выжимает, и кусается — а все равно как чемодан без ручки — и бросить жалко, и ухватить, блин, не за что».

Я всерьез удивляюсь: «Ну и память у тебя!» Подросток отвечает задумчиво, внимательно разглядывая новый для себя вид чердака, словно запоминая его: «Не жалуюсь». Потом шипит, как оскорбленная змея: «Мы сюда еще вернемся! С Кэпом...»

Алексей ДИДУРОВ

P.S.

Нынче уже середина осени. С лета Толяна в наших окрестностях не видать. Над знакомым чердаком новенькая ослепительно-серебряная крыша — весь подъезд скупила какая-то фирма и перестроила чердак в мансарду. Старухи двора со злобным прищуром сообщили мне, что там, на верхотуре, буржуи устроили мраморный бассейн и купаются в шампанском с секретаршами, которые, и впрямь, выходят иногда покурить во двор с блестящими, будто влажными, волосами в мелких завитках, как после махрового полотенца. А может, это мода нынче такая. Но шампанским от них подчас таки веет.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...