Алла ЛАРИОНОВА:
Культура
В славном городе Мензелинске в Татарии во время войны были хорошие бани. Туда часто водила мама свою маленькую дочку, чтобы она, не дай бог, не заболела педикулезом. Семья была эвакуирована из Москвы. Мама работала, а девочка с беленькими косичками часто выступала со стихами перед ранеными бойцами в местном госпитале. Среди раненых в мензелинском госпитале лежал Зиновий Гердт. Девочку с васильковыми глазами звали Алла Ларионова. Много лет спустя они встретились на картине «Фокусник» Петра Тодоровского.
— Я думаю, что с детства была обречена стать актрисой. Моя мама всю жизнь проработала в детских учреждениях. Летом с детским садом и с мамой я выезжала на дачу. Как-то к нам приехала ассистент режиссера, которая искала детишек для съемок. Она долго упрашивала мою маму отпустить меня в кино, но мама не согласилась.
— Но от судьбы, выходит, не уйдешь?
— Со мной случилось, как с Золушкой. Я училась в восьмом классе, когда ко мне на улице подошла женщина и спросила: «Девочка, а ты не хочешь сниматься в кино?» Я тут же сказала: «Да». В то время я была довольно крупной девицей с косичками, курносой, да еще и с конопушками. Меня на «Мосфильме» поставили на учет в актерский отдел и стали приглашать в массовку. Учебу я забросила и школу закончила еле-еле на тройки. Сниматься приходилось почему-то всегда ночами. Кстати, я иногда вижу себя маленькую в фильме Райзмана «Поезд идет на восток», когда его показывают по телевизору.
— А что думала настоящая мама о ночных съемках и сплошных тройках?
— А она же не знала. Я жила у тетки на шоссе Энтузиастов. В нашей квартире на Спартаковской, огромной коммуналке, перестали топить. Стоял жуткий холод. Вот тетка, родная сестра моей мамы, и взяла меня к себе. В нашей комнатке остались родители, бабушка и брат. Я ходила в новую школу. Родители и не знали, как я учусь.
— А тетя как же отпускала так поздно на съемки?
— А она была моей подружкой. Окончив школу, я, не раздумывая, подала документы в ГИТИС и во ВГИК. Поступила в оба, но кино перетянуло. Я благодарю Бога, что именно так сложилось, не представляю, как могло быть иначе.
— Вы, Алла Дмитриевна, стали сниматься еще студенткой, а у Герасимова с этим было строго...
— Сергей Аполлинариевич очень не хотел меня отпускать на съемки моего первого фильма «Садко». Думаю, что его уговорила Тамара Федоровна Макарова. Как потом я узнала, Герасимов равнодушно отнесся ко мне и на вступительных экзаменах. Принять меня уговорила Макарова: «Ну посмотри, какие у нее волосики светлые, какие глазки...» Он меня и принял.
— С фильмом «Садко» вы впервые поехали на международный фестиваль.
— Не только я. До 47-го года нашу страну на фестивали за рубеж не приглашали. Прорвало в 1953 году, когда нас пригласили в Венецию. Перед поездкой нашу делегацию принимал сам Анастас Микоян.
— Инструктировал, как надо себя вести советскому гражданину?
— Скорее напутствовал. За рюмочкой коньяка, естественно. Ведь тогда был «железный занавес». На нас ходили смотреть даже на пляж и удивлялись, почему мы не в лаптях. Тем не менее наш фильм получил «Серебряного льва». «Золотого» в том году решили не присуждать. Для меня Венеция была самой настоящей сказкой, прекраснее сказки о Садко. Из полуподвальной коммуналки я попала во дворец. Гондолы, каналы, кинозвезды, блистающие бриллиантами, мехами...
— А вы там чем блистали?
— Нас было три актрисы в советской делегации: Наталья Медведева, Лиля Гриценко и я. Я была еще студенткой, какое тут вечернее платье! Но нашлись добрые люди, которые срочно сшили нам в ателье три белых платья из одинакового материала. Спасибо хоть разных фасонов. Потом, после фестиваля, мы эти платья сдали.
— Что вас особенно поразило за границей?
— Поражало все. Первый шок у меня вызвала ванна в номере гостиницы. Я решила принять ванну после самолета и долго крутила какие-то рычажки, нажимала на кнопки, дергала краны. Намылила мылом мочалку, а она не мылится! Потом выяснилось, что я пустила в ванну морскую воду. Второе потрясение вызвали у меня чулки... горничной! Я расплакалась даже: у меня таких никогда не было. Шелковых, тоненьких. Мы все больше носили, знаете, такие, в резиночку.
— Вас тем не менее не могли не заметить западные продюсеры!
— В Венеции журналисты тогда обо мне писали: «Самая молодая, самая веселая, самая красивая» — и еще: «Солнце Венеции в волосах у Аллы». После картины на меня кинулись разные режиссеры, продюсеры. На все приглашения за меня отвечали официальные лица: «Что вы? Что вы?! Она у нас чуть ли не одна-единственная на весь Союз. У нее контракт на 15 лет, она не сможет у вас сниматься». Никакого контракта, естественно, не было. Мне было горько и обидно. Возвращаясь в самолете в Москву, я думала: «Ну все. Прощай, сказка! Прощайте все мои мечты, возвращаюсь к серым будням». Но сказка, как оказалось, для меня продолжалась. Прямо у трапа самолета мне сообщили, что я утверждена на главную роль в фильме «Анна на шее».
— Ваш партнер по фильму Михаил Жаров, наверное, был кумиром с детства?
— Однажды мы с девчонками пошли во дворец культуры, где должны были выступать живые знаменитости. В фойе меня кто-то толкнул в плечо. Оборачиваюсь — батюшки! Это же сам Жаров! Он погладил меня по голове: «Я тебя не сильно ушиб, деточка?» Когда мы встретились на съемочной площадке, я рассказала про этот случай Михаилу Ивановичу. Он долго смеялся: «Ну если бы я знал, Аллочка». Мы очень долго почему-то снимали бал. Целый месяц. По-моему, про нашу с Жаровым мазурку можно было еще один фильм снять, отдельный. Снимали мы ночами, так как артисты оперетты никак не могли днем, Жаров меня все просил: «Ты соберись, чтобы мы один дубль только станцевали, а то врача придется вызывать». Но плясал он лучше всех. Я помню, приходила домой с опухшими ногами, долго доставала из прически кучу шпилек и бухалась в постель.
— Ну а правильно танцевать мазурку вас, наверное, учил сам Вертинский?
— Это отдельная история. Для меня, девчонки, оказаться в кадре с живой легендой было и почетно, и очень страшно. Я никогда прежде не видела таких мужчин. Он был уже в возрасте, совсем других манер, другого склада ума. Он очень любил молодежь. В Ленинграде мы часто собирались у него в номере. Мы садились на ковер, и под коньячок с лимоном и маслинами начинались его бесконечные рассказы. После рождения моей первой дочки Аленки в 57-м году мы с Колей переехали на новую квартиру. Никто не знал еще нашего нового адреса. У нас даже не было дверного звонка. Как-то однажды раздался стук в дверь. Вошел посыльный с корзиной белой сирени. А в Москве февраль, представляете! Рыбников, конечно, приревновал. В корзине лежала записка: «Я рад, что у вас родилась доченька. Обязательно покрестите ее. Если не возражаете, я буду ее крестным отцом. Ваш Вертинский». Но он не успел. Скоро его не стало.
— После «Анны» в вашем будуаре толпились многочисленные корзины цветов и визитки... визитки...
— Как же. Я жила в то время в полуподвале. Ванна прямо на кухне. Мы прорубили с родителями два окна на улицу, чтобы было посветлее, но пришлось их держать все время зашторенными. На меня лезли в окна посмотреть с улицы поклонники. Когда весной сошел снег, у наших окон мы нашли калоши, сигареты, носовые платки и прочие потерянные вещи.
Было-было, все было. Однажды мою машину понесла толпа вместе со мной. Но я не потеряла голову. Наверное, мне помог Бог разобраться, что к чему.
— Алла Дмитриевна, в фильме Тодоровского «Какая чудная игра» рассказывается о вашей с Рыбниковым любви. Вы помогали писать сценарий?
— Жаль, что Петя не обратился ко мне до фильма, я бы многое подсказала. Мне об этом сказала его жена: «Ты знаешь, что тебя сыграла Маша Шукшина?» Но этот фильм не столько о любви, сколько о розыгрышах Коли, о его веселом и заводном характере. Они нашли старый дореволюционный приемник, приладили микрофон и поставили в своей комнате. Коля залезал в шкаф и оттуда «говорил» с народом. Все мои однокурсницы прошли «исповедь», на которую их вызывал старый приемник. Они приходили на занятия и ужасались: «Со мной говорил какой-то дух и все выспрашивал». Они все верили. Меня это не коснулось. Такая вот была игра. В какой-то праздник Коля голосом Левитана щедро сбавил цены на все продукты. Мало того, «наградил» Сталинской премией одного студента-художника, который нарисовал Сталина, сидящего на каспийских камнях. От счастья студент одолжил деньги и закатил пир в общежитии.
— В фильме герои были сурово наказаны в подземелье Лубянки.
— Скандал во ВГИКе был жуткий. Не помню, выгнали ли его из комсомола, но под угрозой было его пребывание в институте. Мне кажется, что его спасла Макарова, сумев смягчить Герасимова, который был в ужасе.
— А почему вас не вызывал Рыбников на откровенные сеансы?
— А он все знал обо мне, бывал у нас дома, был знаком с родителями. На первом курсе я была в него втайне влюблена, а он был увлечен другой. Эта девочка потом уехала в Болгарию, вышла замуж. А на последнем курсе он вдруг воспылал, а я уже остыла. Где бы я ни была — в деревне, за границей, — где бы я ни снималась, я обязательно от него получала телеграммы: «Целую. Люблю. Пью твое здоровье. Твой Коля». Он, как говорится, меня «достал», и мы поженились.
— Как вы, два знаменитых актера, умудрились родить и вырастить двух дочек?
— Мне очень помогала мама. Мы часто уезжали на съемки. Когда однажды мы вернулись домой через месяц, дочка мне сказала: «Тетя». Я в истерику. Решили повесить на стену наши большие фотографии. Дочкам регулярно нас показывали: «Это мама, это папа». Как-то я пошла с маленькой Аришкой в детскую поликлинику. Она сидит у меня на руках, смотрит по сторонам. И вдруг, показывая на портрет Хрущева, кричит: «Папа, папа». Я ее в охапку и бегом.
— А кто у вас хозяйством занимался в доме?
— Коля. Он все время что-то готовил, мариновал, варил.
В годовщину нашей свадьбы, 2 января, кстати, как и у Бондарчуков, мы лепили миллион пельменей. Коля был большой специалист по соленым помидорам. Он всегда их открывал к 7 ноября. Он умер во сне, улыбаясь.
— Вы дружили с семьей Бондарчуков?
— Мы долго жили в одном доме. Я была крестной мамой у Аленки Бондарчук, а Ира Скобцева крестила мою Аришу. Мы часто общались. Молодость! Помню, решили пойти все вместе на каток. Надели спортивные свитера, взяли напрокат коньки... Что там было! Весь каток собрался вокруг нас. Коля, конечно, блеснул. Он, заложив руки за спину, стал лихо давать круги. Мы с Ирой словно коровы на льду — ноги разъезжаются в разные стороны, Сережа, правда, что-то там изобразил. Так мы бесславно собирались начать здоровый образ жизни. И не лень было.
— А правда, что вам сам Жерар Филип стихи посвятил?
— Во Франции, где я была с делегацией, нас водили в ресторан. С нами был и Жерар, очень кокетливый, любил со всеми фотографироваться. Мы сидели рядом, и вдруг он мне на меню пишет посвящение, которое мне тут же перевели: «Со мной сидит очаровательная блондинка вся в голубом...» Дальше не помню. У меня этот листок до сих пор хранится. Кто-то тогда его из ревности проткнул вилкой. Не Жерара, а листок.
— Вы не жалеете, что могли бы в жизни сделать более выгодную партию?
— Судьба, значит. У меня в жизни было много ситуаций и предложений. Но я не жалею. Коля был личностью, известным человеком. А главное, очень любил меня.
— А как Николай Николаевич относился к своей невостребованности?
— Его очень угнетало, что нет работы. В последнее время он себя неважно чувствовал, как оказалось, на ногах перенес микроинсульт. Он располнел, я его периодически сажала на диету. Вдруг ему предложили роль в англо-русской картине. Он загорелся, стал учить роль на английском. Ходил по квартире и бубнил под нос текст. Но, к сожалению, все разрушилось. А вы знаете, что Коля был великолепный театральный актер! Дипломный спектакль нашего курса «Юность Петра» был событием в Москве. Его до сих пор вспоминают те, кто видел. Рыбников сыграл Петра фантастически. Он был очень худ тогда, почти дистрофик, да и росту невысокого, но играл удивительно!
Михаил ШИШКОВ, народный артист России: «Я знал Аллу с фильма «Анна на шее», где мы вместе снимались. Успех у нее после фильма был огромный. Как-то я гастролировал с цирком в Ленинграде. Остановился в гостинице «Европейская». Влетает в мой номер Аллочка с вещами: «Можно я чемоданы у тебя оставлю, мне на «Ленфильм» нужно съездить». Алла помчалась на съемки, поздно вечером ей надо было возвращаться в Москву. Я пригласил ее на наше вечернее представление. А надо сказать, что у нас с Гитаной (женой Алексея Баталова) были и лошади и медведи. Гитана была лучшей цыганской наездницей-танцовщицей на лошади. Но наше представление пошло насмарку: весь цирк смотрел в ложу, где сидела Алла Ларионова».
Лариса ЛУЖИНА, актриса: «Чаще всего мы общались на общих концертах. В брежневские времена были такие «звездные рейсы», где собиралось много кинозвезд, все мы летели вслед за Брежневым и выступали после его официального визита. Помню, в одной поездке с нами были Рыбников и Ларионова. Алла была королевой. Она всегда очень небрежно снимала норковую шубу, которую подхватывал молоденький журналист и всюду за ней таскал. Он был очень маленького роста, но тем не менее с обожанием следовал за Ларионовой как паж. Рыбников шубу не носил и на пажа не обращал внимания. Когда он выходил на сцену и пел знаменитую песню «Не кочегары мы, не плотники...», то все цветы в зале доставались только ему. К моменту выступления других звезд не оставалось ни цветка. И так было в каждом городе. А сколько касок с лампочками ему надарили! На целую строительную бригаду хватило бы».
Ирина СКОБЦЕВА, актриса: «Они были прелестной парой. Их дом был очень открытым: праздники, дни рождения. В молодости мы чаще встречались. Когда мой муж стал режиссером, видеться стало труднее. Сергей Федорович был очень занят. Тем не менее Коля сыграл у него в «Войне и мире» Дениса Давыдова. В последние годы жизни Рыбникова не снимали в кино, и он очень переживал. Его трагедия в том, что он не смог психологически перестроиться на возрастные роли. Я рада, что Аллочка активно работает. Они были моими друзьями в юности, а такие друзья остаются навсегда».
На фото:
- С братом Володей
- «Анна на шее». 1954 г. (справа — артист Малого театра А. Сашин-Никольский)
- Алла Ларионова, Клара Лучко, Зинаида Кириенко — три звезды советского кино со своим учителем С.А. Герасимовым
- Пока не артисты, пока не муж и жена — просто студенты ВГИКа Ларионова и Рыбников
- Николай Рыбников с дочерьми: Ариной и Аленой
- На гастролях в Армении. 60-е годы
Фото Л. Шерстенникова