ЛУЧШЕ РАЗОЧАРОВАНИЕ В ЛЮБВИ, ЧЕМ ЕЕ ОТСУТСТВИЕ…

Из первых рук

Пугачева не любит беседовать, когда на нее направлен микрофон, в этом случае она или напыщенна, или дурачится (это гораздо чаще), но почти никогда не бывает сама собой. Поэтому для тех, кто собирает досье из интервью суперзвезды всех русскопонимающих народов последнего двадцатилетия, Пугачева всегда разная и всегда ускользающая.
На самом деле она абсолютно цельный человек.
Я знаком с ней (не имею права написать, что дружу — своих друзей она определяет сама) почти те же самые двадцать лет. Во всяком случае до того, как вся 300-миллионная страна начала называть ее Аллой Борисовной (хотя, боюсь, что ошибаюсь, по-моему, она сразу стала Аллой Борисовной). Мне она как-то сказала: «Почему Дмитрий Кабалевский — Дмитрий, а Пугачева — Алла Борисовна?» Я встречался с Аллой сотни раз, но, по-моему, впервые открываю (с ее позволения) текст нашей беседы — увы, магнитофон лежал на столе. Поверьте на слово, без него Алла куда афористичнее и остроумнее. Это ей передалось в наследство

Много лет назад мы мирно пили днем чай, хотя помню, что было седьмое ноября. Моя маленькая дочь показывала маленькой Кристине тогда необычную собаку породы бассет, которая пришла с нами в гости и тут же наложила кучу под белый рояль (позже ее сынок, член уже семьи Пугачевой, выделывал номера покруче). После суматохи, когда только чудо спасло бассета от наказания, причем от руки собственного хозяина, Алла хлестко сравнила наглую выходку бассета с поступком одного из ее знакомых. Аккуратная, с голубизной в седой прическе Зинаида Архиповна укоризненно посмотрела на дочь. «Мама, почему у тебя такой странный взгляд?» — грозно спросила Алла Борисовна. «У меня взгляд козявки, породившей скорпиона», — ответила нежная мама самой громогласной певицы Советского Союза.
Вступление мое затянулось. Я не заблуждаюсь насчет того, кто интереснее читателю, и поэтому, отбросив все свои вопросы — они и так ясны из ответов, — перехожу к монологам Аллы.

Монолог об исчезновении со сцены...

...Эта тема возникала не раз, я, признаться, думал, что тут больше «от лукавого»: бросить крики «браво» — все равно что отказаться от наркотика. Алла есть Алла — не выступает больше года. Делает вид, что отдыхает, но на самом деле потихонечку работает, работает.

— Публика для меня — это не просто зрители. Это люди, с которыми я общаюсь, перед которыми открываю душу. Это должно быть взаимной радостью. Вдруг на одном из концертов я поняла — мне необходимо усилие, чтобы радоваться тому, что я делаю. Ужас! Такое состояние странное, я вдруг поняла, что работаю на автопилоте, при этом успех был, все шикарно, а я работаю и думаю: «Интересно, как извлекается голос? Я тут стою, существую, с руками, ногами, что-то горлом делаю...» Физиология какая-то началась. «Тут сидят такие же люди, и они верхними конечностями мне хлопают за то, что я извлекаю из собственного горла...» Абсолютный сюр. Пою третью песню и все о том же думаю... Это меня так напугало, что в тот же день я заявила — это последний концерт.

Я действительно испугалась. Потому что для меня всегда было счастьем выйти вот сюда — и этот момент от испуга до восторга, от начала до конца концерта. Но когда все идет на автопилоте, а главное, и проходит замечательно, может, даже лучше, чем всегда... Нет, я не хочу, чтобы то, чем я занималась, превращалось в чистую технику. И еще... делание денег.

Многое не сделано, но и многое получилось. Я никогда не подводила итогов. А теперь надо. И если начинать снова, то с убеждением, что все делаешь точно. Я могу собрать программу из прежних песен, которые люди хотят слушать, — это одно. И я вернусь к этим песням, но как к новым, вернусь с чистой совестью, а не так, чтобы сказали: «Да ей нечего петь, поэтому она поет старые песни». Нет, это будет абсолютно осознанное действие. Возможно, я сделаю совершенно новую программу, найду для нее форму, соответствующую мне нынешней.

На это должно быть озарение, которого я жду.

— Помню, как еще во времена, когда я училась в школе, отец, видя, как я переживаю какое-то замечание, говорил: «Что расстраиваешься, говоришь, тебя незаслуженно критикуют, так тебя иногда и незаслуженно хвалят». И все нормально, все уравновешенно.

Я очень рано прочитала чеховскую «Чайку». «Неси свой крест — и веруй!» У меня много девизов — этот был первый. А лесть, что лесть — это как катаракта. Или способ успокоить себя.

Монолог о муже

...Вот уже два года минуло, как я специально приехал, чтобы поздравить Пугачеву с объявленной свадьбой, в видеомонтажную, где Алла «собирала» очередные Рождественские встречи. Она сказала: «Ох, все это непросто, очень непросто. Ты первый, кто к этому серьезно отнесся». Человек может скрывать, что он несчастлив. Но счастье скрыть невозможно. Она и не скрывала.

— Я стесняюсь подарков. Не стесняюсь их принимать только от мужа. Мне безумно нравится, как он это делает. Впервые в жизни я вдруг поняла, что мне нравится принимать подарки. Еще Валя Юдашкин замечательно делает подарки. Они заряжены каким-то добрым отношением.

...Квартира на Тверской, где сейчас живет Кристина, была небольшой. Но было весело, и всегда крутилось много народу. Здесь людей меньше. Все стали заняты, все разобщены. Тогда я чаще готовила, и друзья знали — предстоит праздник желудка.

...Пусть дом, где мы живем, не считается престижным, но во дворе — церковь, и когда начинается перезвон — это... это очищение. Под Москвой я заканчиваю дачу. Дом такой, какой я хотела. Чтобы глаза не в забор упирались. Но это строительство — особый разговор. «Борисовна! Да мы это тебе за два дня сделаем!» И так уже два года. Филипп дома не видел, он на него работает, хотя город ему дороже природы. Мне его жалко. Он же один из тех, кто мною воспитан. Он работает не за деньги. Сейчас Филипп самый высокооплачиваемый певец, но он возит с собой такое количество людей, аппаратуры и света, что от гонорара остается далеко не умопомрачительная сумма. Мы не бедствуем, но ничего такого позволить себе не можем. Никуда мне не деться, придется работать, надо дать мужу отдохнуть.

— Мы не поем вместе. Мы вместе живем.

Монолог о воспитании

...Когда-то Зинаида Архиповна мне говорила: «Я смотрю на Аллу и вижу Бориса. Она абсолютная копия отца». Теперь Алла смотрит на свое продолжение...

— Кристина сейчас рождается не просто как профессионал — как личность. Она в поиске. Я горжусь, что она выбрала нелегкий путь. Над ней все же довлели имена Пугачевой, Преснякова, но она выбрала свою дорогу. Куда она выйдет и выйдет ли, я не знаю. Знаю, что она идет честным путем, не поверхностным.

Воспитание человека определяют две среды. Среда домашняя и среда производственная. Наверное, корни, которые были заложены в моем детском воспитании, помогали мне окружать себя такими людьми, которые не уничтожали меня, а только помогали. Это были порядочные люди. У нас был единственный, наверное, ансамбль, который на гастролях не пил. Были порядочные директора — я могла гордиться людьми, которые меня окружали. Конечно, возникают разные личности, но от этого никуда не деться. Слава богу, я не падкая на лесть, да и критика не могла меня уничтожить. Уничтожить себя я могла только сама.

Мои песни большей частью были заряжены положительными эмоциями. Даже одиночество и трагическая любовь выносились на сцену в образе сильной женщины, которая могла с этим справиться. Мне это нравилось. По мне — лучше разочарование в любви, чем отсутствие ее как таковой. Я чувствовала, что мои песни помогали людям и очищали души. Мне Бог дал Великое Дело. Потому и я отношусь к нему как к Великому. Сегодня Бог дал возможность помолчать и осмыслить сделанное, быть ближе к семье, к дочери.

Кстати, Кристина больше всех меня знает. Раньше, как от любого ребенка, от нее многое скрывали. Она, правда, с десятилетнего возраста звала меня «непутевой». «Какая ты, мамочка, у меня хорошая, но какая непутевая». Это про быт. А что касается работы... Я для нее маяк. Работа, работа. Мне кажется, Кристина сейчас находится в таком положении, что и я в свое время по отношению к семейной ситуации. Сцена требует тебя всего — и никуда от этого не денешься. Это данность.

...Внуков не больше любят, внуков больше понимают. Внуки — исправление ошибок. Считается, что надо уделить им больше внимания, дать им то, что недодали детям, хотя это и есть главная ошибка. Именно дедушка и бабушка балуют. А родители, как правило, нет. Я добрая бабушка и за это получаю. Но Никиту стараюсь понять, он сложный ребенок. Тем более я сижу с ним все больше и больше. Кристина занята. Я надеялась на другую бабушку, Преснякову, но оказалось, что «Самоцветы» опять в фаворе, у них все время гастроли, а я сейчас — бэз-ра-бот-ная, вот и сижу с Никитой. У него с Филиппом один знак Зодиака, и иногда такие проходят параллели, что удивляться не устаешь. Зато я знаю, как с Никитой разговаривать, и знаю, почему он так поступил.

— Я думаю, плачущей меня не видели. Правда, последний раз я плакала на концерте Танечки Булановой. Обрыдалась. Русские люди — они склонны к жалости. Это наше, только наше, и, мне кажется, ценное качество. «Я тебя жалею...» Я не знаю еще такого народа. Но чувство жалости не заменит нам чувства любви.

Монолог о книге, обуви и партийной песне

...В начале восьмидесятых (ЦК, КГБ, выездные комиссии) Алла заявила — правда, дома, за столом, — что, когда закончит петь, откроет свой ресторан. Тогда это звучало таким вольнодумством, которое могла себе позволить только она.

— О книге я говорю давно. Но что меня волнует — ее хотят написать другие. Сообщают, что у них есть все материалы. Какие материалы? Что за материалы? Многие ныне здравствующие и живущие побаиваются моих планов самой все написать. Но сделать это трудно. Многое забыто. Ведь все начинается с детства. Все. Но люди, которые меня знали лучше, чем кто-либо,— они ушли из жизни.

В чем-то я себя обделила с шестнадцати лет. В тот самый период, когда хотелось погулять, дурака повалять, студенческая среда, простые отношения. Но всего этого почти не было. Не было потом и семьи, которая зиждилась бы на покое, доверии. Зато последний год я живу так, как должна была жить в семнадцать-восемнадцать. Энергии еще много, а деть ее некуда. Так начиналось моделирование обуви. Совсем другая песня, но мне она нравится. Интересно, как все возвращается. Запах кожи был в нашем доме всегда, папа работал в кожевенной промышленности. И я с ним ходила на кожевенные склады, фабрики, ездила маленькой с ним в Талдом на фабрику, которая до сих пор существует. Вернулись запахи детства.

Я отправилась в Италию, на их фабрики. Изучала производство. Одно дело нарисовать какую-то обувку и сказать: хочу такую модель. Другое дело — понять, как она делается. Я собиралась еще и найти фабрику с нужной мне колодкой. Может, это не получится с первой коллекцией, но мне важно, чтобы, помимо дизайна, был комфорт. Сейчас коллекция не для моих ног. Она для тех, у кого нормальная стопа. А я хочу добиться полного удобства при сохранении внешней красоты модели.

Весной на Старом Арбате откроется магазин, где корпорация «Эконика» представит мою коллекцию обуви, она так и будет называться — «Алла Пугачева». Мы провели исследования. Сначала обувь будет продаваться непросто, но довольно быстро все раскрутится.

— Никогда песня не была для меня средством существования. Поэтому я не пела комсомольских песен, не лезла в политику. И сын Брежнева, который приходил ко мне на концерт, был для меня обычным зрителем. Меня и не звали попеть на даче, на закрытые концерты. Сами приходили ко мне в зал.

...Когда-то звезда послевоенной эпохи Клавдия Шульженко благословила молодую Пугачеву. Это было символично и вдвойне трогательно, так как популярность Аллы к тому времени уже выходила за любые границы разумного о ней представления.

— Один из секретов удерживания на сцене — такой незаметный вроде бы факт: уважение к авторитетам в твоей жизни делает тебя самого сильнее. Можно отрицать все сделанное до тебя, но для меня такая позиция невозможна. Кстати, многие этого не понимают.

Я знала, что оказалась для страны неким символом. Символом той внутренней свободы, которая во мне царила на сцене. В жизни я была замкнутой и скрытной и, как все, боялась что-то ляпнуть. Но на сцене я себя чувствовала раскрепощенной. Меня называли вульгарной, а я кричала: «Я не вульгарная, я свободная!»

А теперь посмотри, что делается!

Тогда было немного артистов и существовал ценз — любит тебя публика или нет. А сейчас: любят тебя или не любят, ты крутишься на экране. Правда, из моря этой информации намного легче «выловить» артистов, которых хочется слушать. Их немного. Но они есть. Имен десять. Может, это мало для страны, но мне достаточно. Я включаю в эту десятку всех: от рок-групп до кабацкого пения, я называю его кабацко-бардовым. Славянам оно всегда нравилось.

P.P.S. Сейчас у меня точное ощущение, что страну лишили девственности. Она была старой девой. Стоит она и думает — то ли в загул бросаться, то ли в пуританство податься? Ее грабят, а она Богу молится и Храм восстанавливает. Дуреха она, такая же, как и я.

Фото А. Басалаева, И. Грановского,
П. Деряжина, Г. Кузьмина, Ю. Феклистова