Курье играет на гитаре и что-то тихонечко напевает. Не для меня. Для себя
Спорт
Гитару, как и ракетки, он возит с собой всегда. Еще он играет на ударных и обязательно заберется на сцену на какой-нибудь вечеринке. Маливай Вашингтон, финалист Уимблдона — 96, говорит, что стоит Джиму пощипать струны, и девушки тают, как мороженое. Кстати, сейчас Курье ест сливочно-фруктовый десерт.
Он весь в черном. Черный цвет сейчас в моде, а Джим считает, что одевается он лучше многих друзей-теннисистов. И мыслей у него в голове побольше, чем у других, хотя и образование в свои 26 лет он так и не получил. Да и зачем оно ему — двукратному чемпиону Франции и Австралии, недавней первой ракетке мира...
«Мне многие советуют меньше задумываться над всем, голову не ломать, тогда легче будет вернуться на первую строчку в мировом рейтинге», — рассуждает Курье. Я слушаю.
«А как по-другому? Все меняется в этой жизни — и мои взгляды, и мысли в том числе. Единственная «постоянная» в этом мире — это его изменяемость. Взрослея и набираясь информации, становишься умнее, если, конечно, обращать внимание на то, что происходит вокруг».
— И что же ты увидел вокруг себя?
— Многое. Я путешествую, много читаю, встречаюсь с людьми... Я меняюсь. Да, все меняются. Спроси любого, кто хоть раз побывал на вершине, они теперь другие. Я сейчас смотрю на мир открытыми глазами. Я беру от жизни по максимуму. Не хочу откладывать все до завершения своей теннисной карьеры. Познание жизни не мешает мне быть сильнейшим теннисистом. Я им уже стал. Я сейчас не делаю ничего, что может отвлечь меня от главной цели моей жизни.
— О каких переменах ты говоришь?
— Главная пока — это встреча с Хосе Игейрасом, под руководством которого я и стал первой ракеткой мира. С ним изменился мой взгляд на игру. Я научился рассчитывать на корте все свои ходы. Хосе открыл мне тайну этой игры. Только благодаря ему я так хорошо играл все эти годы. Сейчас у меня новый тренер, Харольд Саломон, но пока рано говорить, что получится из нашего сотрудничества.
— У нас говорят: терпение и труд все перетрут...
— Я изнуряю себя тренировками, потому что такой у меня характер. Иду напролом. Если что-то не клеится, говорю себе: работай больше, и все получится. Но иногда, действительно, требуется не увеличение нагрузки, а простое терпение. Я же нетерпелив, пытаюсь форсировать события там, где нет в этом необходимости. Во всем нужен баланс.
— Ты участвовал в Олимпийских играх в Барселоне тоже ради жизненного эксперимента?
— Выиграть хотел, потом посмотреть, конечно...
— Ну и как впечатления?
— Несколько удивило, как все реагировали на мое появление. Я был тогда первой ракеткой мира и все, в том числе и другие участники игр, относились ко мне как к суперзвезде. Это показалось странным: для меня встреча, знакомство с известным человеком не является чем-то особенным. Я могу восхищаться, уважать, но я ни перед кем не преклоняюсь. Тогда, в Барселоне, еще большее внимание выпало на долю баскетбольной сборной США. На церемонии открытия все спортсмены просто с ума посходили: окружили баскетболистов и не переставали щелкать камерами.
— Тебе кажется это не по-олимпийски?
— Я считаю, что баскетболистам НБА на Олимпиаде делать нечего. Зачем посылать туда парней, которые бьют другие команды с отрывом в 50 очков? Это все равно что лить воду на мельницу чужого эгоизма. Ничего общего с олимпийским духом это не имеет. Ни один спортивный профессионал ничего позитивного в олимпийское движение не принес. Для меня Олимпиада — вечное и великое событие.
— Говорили, что у тебя был друг священник. И еще говорили, что он умер несколько лет назад. Что бог для тебя?
— Это довольно личный вопрос... Об этом не говорят... Это держат всегда в себе.
— Обязательно ли верующему ходить в церковь?
— Все зависит от человека. Лично я не хожу в церковь. Думаю, что для общения с богом не обязательно куда-то ходить. В этом даже есть момент лицемерия.
— Ты христианин, мусульманин, буддист?..
— Я — Джим Курье. И никто другой.
— Значит, у тебя свой, особый бог? Или ты сам себе бог?
— Я не хочу отвечать...
— Ты говорил о главной цели... А какая у тебя может быть цель после того, как ты уже побывал первой ракеткой мира?
— Хочу выигрывать турниры Большого шлема. Если это вернет меня на первую строчку — прекрасно, но главное — постараться выиграть еще 2 — 3 Шлема... Для этого надо уметь одинаково принимать и хорошее и плохое. Например, если сегодня был неудачный день, то можно, конечно, пожалеть себя, но жалость не поможет мне лучше сыграть завтра. Поэтому расстраиваться нет смысла.
— Кто и что помогает тебе поддерживать такое душевное равновесие?
— Во многом это идет от меня самого, но, безусловно, если вокруг меня хорошие люди, они оказывают благотворное влияние. Когда я чем-то расстроен, друзья могут расшевелить меня, помочь увидеть вещи с другой стороны. Это для меня очень важно.
— Я всегда считала спортивную карьеру хождением над пропастью. Я говорю не только о возможности проигрыша, но и об обязательном неминуемом завершении этой карьеры и после всего — о неотвратимом забвении, потере этакой общественной значимости. Спорт — это не та профессия, где с возрастом становишься ценнее. Что там, после 30-ти?
— В этом тоже своя прелесть. Трудности мобилизуют. Возраст — это тоже трудности. С другой стороны, на свете большинство людей, которым не так повезло, как нам, спортсменам. Теннисисты играют при переполненных трибунах, все любуются нашим мастерством и платят нам за зрелище. Пока мы играем, перед нами весь мир. Мы сами себе хозяева. Нам не нужно ежедневно ходить на работу, где какой-нибудь начальник указывает, что и как делать. Теннис дал мне свободу. Возможность самостоятельно распоряжаться своей судьбой. И после окончания спортивной карьеры в том числе. Теннис — мое благословение.
— Значит, никакого страха перед будущим нет?
— Если не принимать вызовы судьбы, то зачем вообще дышать? Любое испытание, чем оно опасней, тем оно притягательней.
— Ты заработал только призовых больше 12 миллионов долларов. Деньги дают тебе свободу?
— Да. После окончания моей спортивной карьеры мне уже не придется идти искать работу. У меня хватит средств, чтобы накормить и одеть себя, иметь крышу над головой и купить все, что я захочу.
— Все так. Но каково все-таки остаться без большой идеи и цели, но с мешком денег в 30 лет?
— Хорошо, посмотри на других теннисистов, которые уже закончили выступать. Я что-то не припомню, чтобы кто-то из них покончил жизнь самоубийством.
— Я не об этом. Я не уверена, что они счастливые люди. Разве Бьорн Борг доволен своей нынешней жизнью?
— Не знаю, спроси его сама. Вообще, это только ты выбираешь — быть счастливым или нет. Плакать или смеяться — это выбор. Это взгляд на жизнь. Я не знаю, что буду делать в 30 лет. Знаю только, что лет через пять буду сильно отличаться от себя сегодняшнего. Может, в один прекрасный момент захочу иметь семью, детей. Одно это может полностью перевернуть всю твою жизнь. Но сейчас меня это совсем не волнует. Мне просто сейчас охота домой.
Фото Ю. Феклистова, AFP, REUTER