ГЛАВНЫЙ РЕЖИССЕР МОСКОВСКОГО ЦИРКА НА ЦВЕТНОМ БУЛЬВАРЕ ВАЛЕНТИН ГНЕУШЕВ

КРАСНЫЙ АРЛЕКИН ВМЕСТО РЫЖЕГО КЛОУНА

Культура

Недавняя премьера в Московском цирке на Цветном бульваре доказала, что и в цирке, с опозданием почти в век, фигура режиссера становится ключевой. Валентин ГНЕУШЕВ добился того, что в переходах метро, где продаются билеты на цирковое представление, для рекламы вместо названия главного аттракциона ставят его имя

Гнеушев приехал в Москву в середине семидесятых, окончив в Нижнем Тагиле тот самый кулинарный техникум, над которым вся страна тогда смеялась вместе с Хазановым. В это время в Москве существовала студия пластической драмы Гедрюса Мацкявичюса — студия вроде бы самодеятельная, но даже самые искушенные зрители охотно ездили смотреть ее спектакли в отдаленные клубы. Туда и пришел повар Гнеушев, чтобы в скором времени стать одним из первых актеров в труппе. Помимо необычайной пластической одаренности, в нем обнаружился незаурядный актерский талант. Потом Гнеушев поступил в цирковое училище, где преподавал тогда прекрасный цирковой режиссер Сергей Каштелян.

Гнеушев, пижон и эстет, постоянно театрализующий и украшающий свой быт, свой дом, самого себя, одетый в какие-то немыслимые бирюзовые пиджаки или канотье, с неизменной сигарой в отставленных пальцах, в профессии одарен редким чувством стиля. Возможно, именно это и обеспечило ему длительный конфликт с цирковым начальством. В советском цирке ценились совсем другие умения, и желание Гнеушева ставить номер как спектакль вызывало раздражение.

Гнеушева принял театр — он ставил движение в спектаклях самых модных режиссеров: Захарова, Виктюка, работал на Таганке. Но международное признание пришло к нему все-таки в цирке.

Цирк Гнеушева гораздо ближе к французскому кабаре, к театру французских бульваров ХVIII века, к миму Дебюро (помните «Детей райка»?). Или, вернее, к символистскому образу этого балагана, лунным Пьеро и лоскутным Арлекинам мирискусников, к костюмам Бенуа и балетам Баланчина. Умение накинуть флер утонченного декаданса на техничную работу циркового артиста принесло свои плоды. Стиль цирка «Валентин», который давал свои представления на сцене ЦТСА, был с благодарностью принят публикой. И немудрено, что эти изысканные и надменные номера получали призы на международных фестивалях, становились украшением телепрограмм и торжественных приемов. Удивительнее другое — как решился Юрий Никулин привести этого манерного модерниста в славный и любимый старый цирк, где «весь вечер на арене — ученые тюлени», шутки коверных и прочие милые сердцу детские воспоминания о шапито. Привел, видимо, потому, что почувствовал — на обаянии запаха опилок дальше жить нельзя, образ цирка нуждается в обновлении. И, возможно, потому, что почувствовал — очень большой талант. И сделал ставку.

Новая премьера, «Ярмарка чудес», — второй спектакль Гнеушева в цирке на Цветном и его первый — в качестве главного режиссера. Никулин доволен. Публика тоже — в кассе все билеты проданы, и у входа идет бойкая спекуляция. Однако пока это удачный компромисс.

В программе — и традиционные номера, чуть переделанные и украшенные, и старые гнеушевские, сразу отличимые, но тоже слегка подгримированные под общий стиль. Новая музыка, новые костюмы, новый ритм. Программа в целом, кажется впервые, обрела эмоциональность и даже некий намек на целостность. Но... Заменив коверных на Арлекина, рассыпав по арене массовку-кордебалет, придумав сюжет, а главное — оказав предпочтение эффектности номера перед эффектностью трюка, Гнеушев сделал шаг от цирка в сторону шоу и мюзик-холла. Что, возможно, как раз и есть та самая современная тенденция, которую наблюдают во всем мире.

Однако перед Гнеушевым стоит более сложная задача, чем просто модернизировать цирковое представление. На самом деле он должен сохранить давнюю цирковую традицию и при этом остаться верным себе, своему взгляду на искусство. Задача, достойная зрелости мастера.

Главный режиссер Московского цирка
на Цветном бульваре Валентин ГНЕУШЕВ:

— Я всегда любил цирк как идею, которую воспевали художники и философы, а цирк реальный для меня был цирком притворной радости утраченного социализма. Александров и Пырьев в кинематографе, ВДНХ и семь высотных зданий в архитектуре, «солнечный» Олег Попов в цирке, являющийся для меня флагманом фальши, — все это лицо советской страны. Меня не «грели» напомаженные декольтированные девушки со знаменами республик или дяденьки с красными флагами, скачущие на лошадях по кругу. Привлекал цирк не советский, а тот, который снимал Феллини и описывал Ницше. Я отношусь к цирку как к трагедии. Видимо, поэтому люди, формировавшие идеологию «краснознаменного» цирка, так долго не принимали меня.

— Вы называете Олега Попова «флагманом фальши», но ведь наверняка были в советском цирке люди, достойные похвал, которые восхищали и вас своим искусством?
— Да, существовал советский цирк, и в нем, совершенно не изменяя себе, не изменяя своей чести, не изменяя своей доброте душевной и мастерству, — Юрий Владимирович Никулин.

— Каким образом вы стали известны на Западе?
— В 1986 году в Париж на фестиваль «Цирк завтрашнего дня», организаторами которого являются Доминик и Изабель Моклер, поехала моя первая работа «Красный Арлекин». Этот номер получил приз за развитие традиций, специальный приз прессы и самое главное — золотую медаль фестиваля. С тех пор я стал постоянным участником этого фестиваля. Появилось множество предложений от зарубежных импресарио. Я работал в разных странах, участвовал во всемирно известных цирковых фестивалях, преподавал.

— Как складывались ваши отношения с Юрием Никулиным? Как вы оказались в цирке на Цветном?
— С Никулиным у меня непростая связь. Я старался к нему не подходить. Известный человек, народный артист Советского Союза. Я восхищался им со стороны. И вот в 1985 году я показывал своего «Красного Арлекина». Все говорили, что это ужасно, что это патология. А Никулин сидел, сидел и вдруг говорит: «А мне нравится, я беру номер в старый цирк». В 1992 году Юрий Владимирович приехал в Париж на фестиваль «Цирк будущего». Мой номер «Русская палка» получил там золотую медаль. Юрий Владимирович взял в старый цирк и этот номер. И вот уже почти три года я работаю в цирке на Цветном бульваре. Сначала я был приглашенным режиссером, потом штатным, потом назначили главным. Ответственность очень большая. Трудно. Одно дело — иметь идею, а другое — ее реализовать.

— Ваша идея — создать совершенно новый цирк, не похожий на традиционный?
— У меня, может, и есть какая-то идея сделать цирк будущего или цирк какой-то совершенно другой, но нужно помнить о традициях. Зрители хотят видеть что-то знакомое. Публика любит узнавать. Ты экспериментируешь, а тебе говорят: «Чего-то мы такого не видели и не знаем, хорошо это или плохо». Словом, надо быть доступным всем. Для меня, человека капризного, это очень и очень нелегко.

— Как вам, человеку творческому, удается управлять таким огромным живым организмом, как Московский цирк?
— Помимо всяких организационных моментов, необходимо уметь общаться с людьми, а это всегда непросто. Понимаю, что поиск общего языка с артистами, да еще с целой армией билетеров, осветителей, маляров, слесарей и т.п. — дело тонкое и важное. Ведь все они работают на благо цирка и искусства. Репутация старого цирка основана на любви к артистам.

— Цирк в традиционном понимании — это отдельные номера, связанные репризами коверных клоунов. Не хотелось бы вам создать цирковой спектакль, который был бы ближе к театральному?
— Я поставил в 1995 году в Японии такой спектакль. В нем были заняты мои артисты, а музыкантов пригласили из Сан-Франциско. Японцев очень волнуют проблемы экологии и окружающей среды. Этим проблемам и посвятили спектакль, хотя за основу был взят «Маленький принц» Экзюпери. Здорово, когда артист гармонически развит: умеет петь, плясать и на голове стоять. К этому надо стремиться. В моей новой программе артисты будут даже разговаривать. Но все-таки не надо путать цирк с театром. Цирк должен развиваться как цирк, а театр — как театр. У артистов цирка есть своя амплитуда красок, свои понятия. Если же цирковые артисты начинают играть драму, то можно за голову схватиться.

— Мы привыкли к тому, что эстрадные концерты включали в себя всегда красивые оригинальные номера, а сегодня эстрадный концерт — это певцы, танцоры и «разговорники». Что случилось?
— Во-первых, артисты оригинального жанра, не имеющие языкового барьера, разъехались по итальянским, турецким, греческим курортам и с большим удовольствием работают там в кабаре. Во-вторых, умер генератор идей и автор множества оригинальных номеров, замечательный Сергей Андреевич Каштелян. Ведь хороший режиссер цирка — это большая редкость. Если вы думаете, что цирковых режиссеров в мире много, то вы заблуждаетесь. Работа не особо доходная. Богатым не станешь.

— А если бы вас пригласили быть главным режиссером лучшего в мире цирка или, например, главным режиссером Большого театра, вы бы ушли из старого цирка?
— Я считаю, что лучший цирк в мире — цирк на Цветном бульваре. У него все для этого есть, и если б не трагедия страны... Я не могу уйти в Большой театр, потому что не смогу стать его идеологом. Эфроса убили, назначив его главным режиссером Таганки. Нельзя канделябром заколачивать гвозди. В цирке я себя чувствую комфортно.

Меня возмущает, когда человека хотят обидеть и называют циркачом. Если человек играет классическую музыку, его считают интеллигентным, хотя, может быть, он очень плохо ее играет. А артист цирка не вызывает такого почтения, даже если он виртуоз своего дела. Я стараюсь возводить цирк в степень высокого искусства.

Фото Л. Шерстенникова