Личные вещи
— Есть ли у вас талисман, с которым вы не расстаетесь? Известно, что большинство спортсменов суеверны...
— Спортсмены суеверны все. Другое дело, что один говорит об этом, другой нет. А талисман? Были у меня талисманы. Однажды шведский вратарь Холквист подарил мне рубашку, и я ее всегда брал на чемпионаты мира. Простая такая, голубенькая, под горло. Она мне приносила счастье. Так лет семь ее и возил. Потом талисманчиком была небольшая игрушка — Чебурашка. Ее мне подарила старинная подруга моей матери — Бронислава Ефимовна Гелета, которая, кстати, в свое время познакомила меня с будущей женой. Чебурашка тоже некоторое время со мной путешествовал... Правило было такое: если проигрываешь — талисман меняешь. Я когда проигрывал, вообще все менял.
— Есть ли вещи, с которыми вы никогда не расстаетесь?
— Всегда со мной записная телефонная книжка. Вот она, видите, очень невзрачная, уже почти развалилась. Стыдно даже показывать. Но я привык к ней: маленькая, компактная, обложки на магнитах и странички разворачиваются очень удобно, «гармошкой». Кстати, где ни бываю, не могу до сих пор такую купить... Всегда ношу с собой... вот, что в карманах, — носовой платок, ручка, бумажник, фото семьи, деньги.
— К вопросу о деньгах: кто делает покупки в вашей семье?
— Раньше практически этим занимался я. Сами понимаете, многие директора магазинов были хоккейными болельщиками, вот и приходилось заниматься хозобеспечением семьи. Сейчас все иначе. Супруга сама всем занимается. Но если она просит что-то купить, то никогда не отказываюсь.
— Что-то я не увидел ключа от квартиры.
— А я его никогда не ношу. Жена все время дома. Татьяна окончила Московский педагогический институт, по образованию преподаватель русского языка и литературы, но никогда не работала. Меня ведь никогда не было дома, все время в разъездах. А она очень домашний человек и полностью посвятила себя семье, детям и дому.
— Мы сейчас разговариваем в вашем кабинете? Это офис...
— ...компании, которую возглавляет мой друг. Мы жили в одном доме и вместе учились. Вот сейчас я ему помогаю. И еще представляю в России продукцию канадской фирмы, выпускающей снегокаты.
— У вас замечательное, яркое прошлое. Какие вещи тех времен, когда хоккей был для очень многих не только любимым видом спорта, но чем-то большим — частью жизни, частью Родины, дороги вам?
— Прежде всего — мои медали. Это самое дорогое, что у меня есть, что осталось. Они все очень важны для меня. Даже та невзрачная медаль, которую я завоевал в 63-м году, став чемпионом Москвы. Это моя жизнь.
— «Падая и вставая, ты растешь» — такими словами знаменитого голландского конькобежца Кееса Феркерка вы начинаете свою книгу «Верность», вышедшую в 1986 году. Конечно, ваша спортивная биография состоит практически сплошь из изумительных побед и достижений. Однако же и вам случалось, хотя и редко, падать. Ну, например, поражение от американцев в 1980 году на Олимпиаде в Лейк-Плэсиде. Вы всегда помнили (и помните) слова Феркерка?
— Конечно, всегда. Жизнь каждого человека состоит из белых и черных полос. И, преодолевая трудности, человек растет. Становится сильнее. А в спорте это естественно. Тем более что сегодня выиграл, а завтра проиграл. Ну, у нас такая команда была, что мы больше выигрывали. Поэтому каждое поражение воспринималось как трагедия.
— Оставляли ли вы что-то на память после поражений?
— Специально — нет. Но если мы вспомнили Лейк-Плэсид, то после того поражения у меня осталась серебряная медаль.
— Как напоминание, что серебро — не золото?
— Да, хотя это тоже очень большая награда. Многие спортсмены мечтают получить олимпийское «серебро» или «бронзу». Но мы были избалованы до такой степени, что думали исключительно о «золоте». Поэтому я никогда не восторгаюсь той серебряной медалью. Она всегда напоминает мне о той горечи, которую мы испытали. Тогда, после матча, мы с Валерием Харламовым вообще хотели оставить хоккей.
— О вашем дебюте в сборной СССР на чемпионате мира (1970-й, Стокгольм) Виктор Коноваленко написал так: «У меня новый дублер — Владик Третьяк. А может быть, я у него?..»
— С того чемпионата, кроме золотой медали, у меня осталась фотография, где нас с Коноваленко запечатлели на «финальном» банкете по окончании чемпионата. Тогда одна шведская фирма подарила мне — как самому молодому чемпиону чемпионатов мира — необычный велосипед: складной и с маленькими колесиками. В то время у нас таких вообще не было. И когда я ездил — единственный, наверное, в Союзе, — все надо мной смеялись: дескать, дурачок, что ли, взгромоздился на детский велосипед. Он до сих пор у меня. Теперь дети катаются.
— «Владислав Третьяк — имя, которое напоминает о чуде», — сказал Жак Плант после того, как советская сборная окатила холодным душем канадских профессионалов. А что вам напоминает о тех знаменитых суперсериях 1972 и 1974 годов?
— С 1972 года осталась небольшая коллекция значков, выпущенных специально для каждого матча. С виду они все одинаковые, только названия городов, где проходили матчи, разные: Торонто, Квебек, Монреаль, Ванкувер. Шайбы с символикой. Еще — клюшка Рателля (канадский нападающий, забросивший в третьем матче суперсерии-72 шайбу в ворота Третьяка. — Ред.), где все игроки сборной Канады оставили автографы. Жалко только, что я тогда не подумал обернуть ее и сейчас все автографы выцвели. Ну а с матчей 1974 года храню большой канадский вымпел. Он сейчас у меня на почетном месте. Там висят все дорогие мне значки... Но самое главное, что осталось в памяти, — сами игры.
— У вас на столе постоянно лежит ежедневник?
— Я всегда все записываю. Каждый день на ночь я составляю план на следующий день. По натуре я человек дисциплинированный, плановый. Не люблю свободу. В том смысле, что я люблю быть все время чем-то занятым, люблю ездить в командировки. У меня уже шестой год котракт с «Chicago Black Hawks», я отвечаю за подготовку вратарей. Когда выпадает свободная минута, учу английский, много времени провожу с учебником Бонка. Сейчас это моя любимая книга.
— А возле служебного телефона наверняка стоят фотографии детей?
— Нет. — Владислав поворачивает ко мне две небольшие деревянные рамки. — Это — иконки.
— Вы — верующий человек? Ходите в церковь?
— Верующий. Вообще, где бы я ни был, всегда ходил в церковь. Особенно когда на душе плохо. Не регулярно, правда. Могу два, три месяца не ходить в храм, а потом — два, три раза в неделю.
— Вы как-то написали, что «лучшими в моей жизни были те дни, когда ступал я на лед не в парадном костюме, а в тяжелых вратарских доспехах и проливал на этот лед свой пот. И больно было, и тяжко до тошноты, но все искупалось счастьем побед». Что сейчас поддерживает вас в трудные минуты?
— Жена, семья моя, друзья. Хоккей уже не поддерживает. Все ушло.
Фото Ю. Феклистова, М. Штейнбока