Закрывается на ремонт основная сцена, разъезжается на гастроли
значительная часть артистов. Похоже, что великая история
начинается как бы сначала.
Культура
БАЛЕТ В ЛЕСАХ
Сначала — только факты.
В 1995 году новым художественным руководителем Большого театра стал Владимир Васильев, а руководителем балетной труппы — Вячеслав Гордеев. Оба в прошлом — знаменитые во всем мире танцовщики, великие балетные артисты. Оба сегодня ставят спектакли в Большом.
По новой контрактной системе каждому солисту гарантирован один спектакль в месяц, что позволяет им работать не в одном, а хоть в трех театрах сразу. Простаивающие солисты не упускают случая заключить выгодный контракт за границей. Кому не удалось — ждет своей очереди.
Публичные скандалы, сокрушительные статьи в газетах сопровождают почти каждую новую премьеру Большого театра — поиск новых путей проходит пока трудно. И наконец, главное.
Сезон 1996 — 1997 гг. служба пожарной охраны МВД России разрешила играть коллективу Большого театра в последний раз. Здание Большого находится в аварийном состоянии. Что же будет дальше? Здание филиала Большого театра, которое возводится на Театральной площади столицы, по первоначальному плану должно было быть закончено в этом году. Поскольку Большой театр — объект федеральный, финансирование идет из российского бюджета. Это и есть основная причина, по которой филиал к началу сезона построен не будет. Освоено только 15 процентов общего объема работ.
Пока планируется открыть филиал к сезону 1998/99 года. Однако по размеру он будет меньше, чем сам Большой театр. Не все спектакли Большого можно будет туда перенести.
Поэтому часть труппы во время ремонта старого здания будет находиться на гастролях по стране и за рубежом. Попросту говоря, не весь Большой поместится на новой сцене.
1 февраля Большой посетил Юрий Лужков, поручивший своему заместителю В. Ресину подготовить постановление об ускорении финансирования и разрешении пользоваться при строительстве средствами спонсоров.
Ходят слухи, что балет Большого театра уже не столь высоко котируется в мире, как раньше. Судя по зарубежным гастролям, это далеко не так.
И все-таки — что ждет любимый театр советского народа, что ждет символ и жемчужину русской культуры в недалеком будущем?
Мы не сможем, даже посвятив Большому весь журнал, найти ответы на эти вопросы. Перед вами всего лишь два мнения, два взгляда — из Москвы и из Лос-Анджелеса.
ЧУДО НА КАПРЕМОНТЕ
«Я и дальше буду переделывать «Лебединое»
(из интервью Владимира Васильева)
В балетной Москве всегда что-нибудь переделывали и переиначивали. И во времена никому сегодня не известного балетмейстера Глушковского, кроившего что-нибудь из француза Дидло под свой очередной бенефис. И во времена реформатора Горского. Москву всегда ругали за смесь «французского с нижегородским». За норов. За ухарство и трюкачество. И всегда сравнивали с Питером, если не с Парижем. Ну а Москва... Москва настаивала на своей самобытности.
В этом смысле сегодняшний Большой театр самоутверждающийся, не заботящийся о репутации и в то же время амбициозный, ранимый, ссорящийся со всеми (чего стоит один только отказ предоставить сцену Большого для показа двух балетов Мариинского театра, выдвинутых на национальную премию «Золотая маска»), выносящий «сор из избы», Большой, который кроит и переделывает старые спектакли, — всего лишь реставрирует сам себя. Переделать «Лебединое» — чтоб не было скучно. Заострить любовный треугольник в «Жизели» — чтоб было интереснее.
...Мы задаем глупые вопросы. Где? Где гениальные премьеры без права на ошибку? Где артисты, готовые все вынести и все стерпеть, только бы оставаться на сцене Большого театра? Сегодня покинуть театр или танцевать в нем раз в году уже не трагедия для многих, кого мы считали надеждой Большого балета. Не трагедия. Европейская норма жизни.
И не потому ли нас так задело васильевское «Лебединое», что при всем старании из него ушла тайна? Так же, как ушла из Большого легенда, и балет из романтического перешел в какое-то заземленное измерение.
Приходится разбираться с мифологией, вспоминать...
Миф о Большом олицетворял собой уже чисто советское величие. Параллельно со всеми советскими великими стройками (ВДНХ, реконструкция Москвы) — Большой театр укрепляли кадрами. Если Петербург — колыбель классического танца, то Москва должна была стать его цитаделью. Сегодня Москве напоминают: все лучшее вы получили из Питера — Галина Уланова, Марина Семенова, Ольга Лепешинская, Елизавета Гердт, из класса которой вышли Майя Плисецкая, Екатерина Максимова, Раиса Стручкова. А «Ромео и Джульетта» Леонида Лавровского, спектакль, после которого в лондонском «Ковент-Гардене» — тишина, гром аплодисментов и мировая слава? А Григорович, тоже подаренный ленинградцами Москве?..
Когда, вступая в должность художественного руководителя, Владимир Васильев произносил свою тронную речь, перечисляя имена хореографов, которыми должна была украситься афиша Большого: Д. Ноймайер, М. Эк, У. Форсайт, М. Бежар (где они, имена?), — самое главное им было произнесено как-то вскользь: может быть, артисты наконец-то почувствуют себя свободнее, забудут о склоках, комплексах, страхах? И займутся творчеством...
«Я давно хотел» — любимое словосочетание Владимира Васильева. Давно хотел вернуть в репертуар «Ромео и Джульетту» (хореограф Лавровский), «Укрощение строптивой» (хореограф Кранко) — первую полезно танцевать молодым для развития драматического таланта, вторую полезно смотреть зрителям для знакомства с комическими жанрами. И наконец, поставить «Лебединое», в котором танцовщику двадцать пять лет назад отказал Григорович.
Восстановление утраченного наследия, бесконечные «поиски жанра» имеют отношение лишь к ностальгии самого Васильева. Для молодых артистов балета они формальны. Что там отцы не допели, что не достроили?
В Большом бесконечно крутят старое кино на юбилейных вечерах. Архивные пленки, на которых царственная Семенова, тишайшая Уланова, виртуозная Лепешинская. А когда следом за кинопленкой танцевать те же эпизоды выходят молодые — становится грустно. И если бы им предлагалось конкурировать, преодолевать! Им предлагается «чтить» и учиться на хороших образцах. Что само по себе прекрасно. Только как-то настораживает этот танц-класс, это бесконфликтное пространство на сцене Большого. Не знаю, имеют ли эти поиски отношение к творчеству — скорее, похоже на отчет о проделанной учебно-воспитательной работе.
В итоге есть репертуар, есть прекрасные солисты, но нет образа театра, нет Балерины, нет Танцовщика. Театр как бы гадает, может ли им быть благородный, но скрытный Джеймс в «Сильфиде» Сергея Филина? Или «другая» Анюта — Галины Степаненко? А может быть, Король из «Лебединого озера» Николая Цискаридзе? Но ни в том, ни в другом, ни в третьем это лицо не обретает ни узнаваемости, ни новизны. В итоге — мы видим прилежных, старательных «детей», допевающих отцовские песни. Может быть, оттого они так зажаты, что боятся не оправдать возложенных на них надежд?
...Проходил недавно концерт с громоздким названием «Во славу русского балета». Публика оживилась в тот момент, когда премьер Большого уронил приму Мариинки. Кто-то даже вспомнил, как в свое время разбивал носы партнершам «сам» Барышников. Ну правильно. Ронять так ронять. Все-таки жизнь.
Сегодняшним символом нашего балета останется, конечно, не этот смешной эпизод, а так и не сложившееся, бесконечно переделываемое, разносимое критиками и удивляющее зрителей васильевское «Лебединое», в котором ни артисты, ни режиссер, ни само время никак не могут себя найти.
Ольга ГЕРДТЛЕГЕНДЫ И МИФЫ БОЛЬШОГО БАЛЕТА
В 30 — 40-е годы прошлого века разгорелась настоящая балетная война: между поклонниками московской балерины Е. Санковской и петербургской Е. Андреяновой. Когда последняя приехала на гастроли в Москву, по свидетельству очевидцев, дело дошло до того, что вместо букета на сцену госпоже Андреяновой бросили дохлую кошку «как эмблему худобы этой балерины». К хвосту кошки прикрепили записку: «Первой танцовщице». После спектакля во избежание разборок в городе усилили полицейские посты, а студентам запретили посещать спектакли.
Рассказывают, что знаменитость сороковых годов балерину Ольгу Лепешинскую обожали школьницы. Перед спектаклем они толпились в служебном подъезде... с раскрытыми дневниками. Успеваемость юных фанаток Ольга Васильевна проверяла лично. Двоечниц отправляла домой, а отличницам выдавала пропуска. Слушались беспрекословно.
Своих поклонников Марис Эдуардович тоже ценил. Говорят, мог неожиданно приехать среди ночи в гриме после спектакля с цветами и пирожными, чтобы поздравить с днем рождения.
Правда, иногда они его утомляли, и барская натура премьера давала себя знать:
— Марис Эдуардович, Марис Эдуардович, дайте автограф!
— Ну зачем тебе мой сотый автограф? Возьми лучше веник и обмети машину...
По воспоминаниям Майи Плисецкой, Хрущев очень не любил ходить на «Лебединое озеро», на котором ему приходилось присутствовать с каждым высоким гостем. «К концу своего царствования, — пишет балерина, — пожаловался он мне как-то на одном из приемов:
— Как подумаю, что вечером опять «Лебединое» смотреть, аж тошнота к горлу подкатит. Балет замечательный, но сколько же можно. Ночью потом белые пачки вперемешку с танками снятся...»
Об остроумии Плисецкой ходят легенды. Может быть, когда-нибудь ее реплики издадут отдельной книжкой.
Известному балетному критику однажды сказала: «Вы так интересно рассказываете, вот бы посмотреть!»
Знаменитая балерина однажды пожаловалась Плисецкой:
— Бесконечно танцую «Умирающего лебедя». Как он мне надоел!
Плисецкая, участливо:
— А ты ему?
— Владимир Викторович, правда, что вас называют в театре Васильев Блаженный?
— Знаю. Лучше быть Васильевым Блаженным, чем Иваном Грозным.
ТРИДЦАТЬ ТРИ НЕПРИЯТНОСТИ И ОДИН УСПЕХ
Взгляд из Лос-Анджелеса
Гастроли бывают удачные, неудачные и, как правило, всегда трудные. Американские гастроли балета Большого театра были очень трудными и, пожалуй, удачными.
В последний раз театр был здесь в 1990 году. Нынешние гастроли были задуманы, дабы вернуть утраченное доверие зрителя и заработать денег на жизнь, которая у театра такая же трудная, как у всего российского народа.
Американская фирма «Рашен Ледженс продакшен» предложила организовать турне в Лас-Вегас (штат Невада) и в Лос-Анджелес (Калифорния) на весьма приличных условиях. Для поездки отобрали три спектакля: «Лебединое озеро» в постановке Ю. Григоровича (1969 год), его же «Дон Кихот» образца 1994-го и обновленную О. Виноградовым жемчужину мировой классики «Сильфиду» А. Бурнонвиля.
Контракт подписали, хотя Большой переоценил возможности «Рашен Ледженс продакшен», а американцы переоценили сами себя. Неискушенность организаторов проявилась в выборе Лас-Вегаса местом гастролей. Люди приезжают в игорную столицу Америки испытать судьбу, традиционно спуская наличность в казино, а не в романтические волны «Лебединого озера». Тем более что билеты стоили недешево: от 30 до 95 долларов и 300 за категорию «Золотое кольцо», то есть билет плюс прием с участием артистов.
Таким образом, неправильный расчет, дорогие билеты и почти полное отсутствие рекламы привели к тому, что на первом же спектакле из семи тысяч мест в зале отеля «Аладдин» лишь тысяча была занята. Организаторы впали в отчаяние, в Москву помчалась удручающая информация, а художественный руководитель балета Вячеслав Гордеев собрал труппу и сурово сказал: «Все, что происходит в зале, не должно отражаться на качестве вашего исполнения».
А вот что писали местные газеты: «От костюмов до постановки, от хореографии до исполнения, от кордебалета до примы-балерины — все было поистине прекрасным в «Лебедином озере». Впечатление усиливалось изумительным оркестром».
В Лос-Анджелесе более придирчивая критика упрекнула театр за привезенную «потрепанную редакцию «Лебединого», однако отметила «блестящую слаженность кордебалета» (в чем безусловная заслуга Вячеслава Гордеева), «виртуозные шалости Михаила Шаркова в роли шута», «сияние звезд нового поколения: Надежды Грачевой, Галины Степаненко, Андрея Уварова».
Первая часть турне закончилась другой крупной неприятностью: одного из музыкантов оркестра увезли в больницу с тяжелейшим сердечным приступом. РОСНО (Российское страховое народное общество) пришло на помощь. По его страховке больному сделали дорогостоящую сложнейшую операцию на сердце. Да и вообще травмы буквально преследовали труппу.
Наконец, из Лас-Вегаса театр переехал в Лос-Анджелес.
Есть в городе огромный и безобразный в акустическом отношении концертный зал «Шрайн Аудиториум» на 6 тысяч 300 мест, в котором проходит торжественная церемония вручения ежегодной высшей американской кинопремии «Оскар» и где в одиннадцатый раз выступал балет Большого театра.
Переезд в Калифорнию ознаменовался денежным вливанием спонсоров в турне и полным выполнением обязательств по отношению к театру. Но финансовые трудности устроителей сказались на размещении и питании артистов. Балетную труппу поселили в лос-анджелесской тмутаракани, в сорока пяти минутах езды от «Шрайн Аудиториума». Естественно, немедленно возник напряг с транспортом. Огромная труппа не может жить так далеко от места спектакля. Были трудности и с питанием. Вторая кормежка начиналась во время последнего акта. Кто не танцует, тот закусывает и получает сухим пайком завтрак в белой пластиковой коробке. Если ты молод и у тебя нет язвенно-гастритных заболеваний, то жизнь прекрасна.
Однако не хлебом единым жив артист балета, он еще и танцует. И делает это очень хорошо, судя по откликам в прессе. Особенных похвал удостоился «Дон Кихот»: «...несколько самых захватывающих часов, когда-либо проведенных в театре». «Этот «Дон Кихот», может быть, лучший балет Григоровича, показанный в Америке». «Спектакль похож на блестящую череду безукоризненно выполненных карточных фокусов. В конце каждого у зрителя вырывается восторженное «Ах!». «Оркестр выше всяких похвал».
«Китри — Галина Степаненко демонстрирует немыслимо четкую работу на пуантах, парящий прыжок, легкость и изобилие фуэте, невероятную способность казаться абсолютно спокойной и центрированной в конце каждого бравурного пассажа.
Рядом с ней бесконечно милый, достигший совершенства, первоклассный Базиль в исполнении Юрия Клевцова, танцора темпераментного, с яркой индивидуальностью и звездными качествами».
Не обошла молчанием «Лос-Анджелес таймс» и других солистов, отметив Эрику Лузину, Елену Волкову, Марианну Ризкину, головокружительную джигу Руслана Пронина, Михаила Шаркова и Игоря Юрлова.
Зрители принимали спектакль еще благосклоннее, весело смеясь над Санчо Панса (Александр Петухов), над неудавшимся женихом Китри Гамашем (Андрей Меланин), сопровождая шквалом оваций суперпрыжки Юрия Клевцова и восхитительные фуэте Галины Степаненко. После спектакля долго аплодировали стоя, бросали букетики цветов на сцену. Приме преподнесли роскошные розы. После спектакля за кулисы набивалось множество народу. Люди приходили поблагодарить, взять автографы. Немало наших бывших соотечественников с дрожью в голосе говорили теплые слова артистам.
...Наученные горьким опытом, организаторы снизили цены на билеты, а детские и для пенсионеров шли по 15 долларов. Были и бесплатные билеты для пожарных, которые беспрерывно тушат лесные пожары Южной Калифорнии.
Есть в Лос-Анджелесе настоящий клуб поклонников балета Большого театра, немногочисленный, но состоит он из людей фантастически преданных. А самый преданный из них — Дуайт Грелл. В далеком 1959-м юный Дуайт попал на первые американские гастроли Большого, влюбился в балет и посвятил свою жизнь русской Терпсихоре. Он создал фонд «Архивы Большого театра», собрал уникальную коллекцию документов, фотографий, афиш, рецензий, рисунков, видеофильмов, балетных туфель наших величайших балерин. Он стал первым иностранцем, которому разрешили снимать танцклассы, репетиции в стенах Большого театра и в хореографическом училище. Снятый фильм показывал во многих американских университетах и балетных школах. Все скромные сбережения тратит на свой фонд, старается не пропускать зарубежные турне любимого театра. Такой деятельной, бескорыстной, самоотверженной любви, надо полагать, Большой не встречал за все 220 сезонов.
Больше всего американских фанов нашего балета печалили пустые места в зале. Они все время вспоминали толпы желающих за любые деньги купить лишний билетик на предшествующих гастролях. Ко всеобщей радости последние три спектакля прошли почти в полном «Шрайн Аудиториуме». Давали «Сильфиду» А. Бурнонвиля в обновленном О. Виноградовым варианте.
...Надежде Грачевой в отсутствие заболевшей Степаненко приходится танцевать три вечера подряд. Зритель в проигрыше не остался, наслаждаясь ее грациозным изысканным танцем. А за кулисами трепетали: случись что с Грачевой, на сцену выйти некому. Лучшая из Сильфид Нина Ананиашвили вне досягаемости. Невольно вспоминается прошлое театра, когда одна звезда сменить другую спешила, и существовала «звездная» очередь на спектакли.
В последний день гастролей пренеприятнейший криминальный сюрприз: из гостиничного сейфа похитили 28 тысяч долларов, принадлежащих театру.
Гастроли завершились. А два года назад завершилось тридцатилетнее царствование Юрия Николаевича Григоровича и была поставлена последняя точка в истории советского балета. Вместе с его эпохой в прошлое ушли имена, ставшие легендой мирового балетного искусства.
На плечи сегодняшнего руководства театра легла тяжелейшая ноша ответственности за судьбу национального достояния, ибо Большой во все времена являлся украшением духовной жизни Державы. Изо дня в день Большой должен подтверждать свое звание «большого». Театру нужны новые имена, новые звезды. Их воспитание — дело тонкое. Эта культура быстрому разведению не поддается. Потребуются годы серьезной кропотливой работы.
В ожидании будущего театр молодеет, он молод как никогда. А молодость — это надежды. Они буквально витают в воздухе, их аромат пьянит, кружит голову. Все кажется возможным...
Алиса ДАНШОХ19 февраля лауреат премии «Триумф» Нина Ананиашвили будет танцевать «Сильфиду» в Большом театре вместе с Сергеем Филиным. На московской сцене — впервые. До этого Ананиашвили танцевала Сильфиду в «Американ балле тиэтр». Из последних работ в России — балет «Прелести маньеризма» в постановке Алексея Ратманского («Постмодерн-театр»): чепчики в воздух не бросали только ленивые.
Когда знаешь о балерине, что она относится к твоему поколению, трудно быть объективной. Ровесница «своя» — даже если совсем чужая. Особый счет, особое отношение, особые надежды.
Статьи в балетной энциклопедии о народной артистке России Нине Ананиашвили еще нет. В 1981 году, когда зелененькая с золотом толстая григоровичевская книжка вышла в свет, длинноногая, стремительная, красивая грузинская девочка появилась на международном конкурсе в Большом театре. (Позднее в новой энциклопедии напишут — «буквально ворвалась».) Какие были рядом имена — Янис Пикиерис, Светлана Смирнова, Маргарита Перкун-Бебезиче, Алла Артюшкина-Ханиашвили, Ирек Мухаммедов, Юрий Васюченко. Говорят ли они что-нибудь сегодняшнему зрителю? Нина ворвалась в расцвет, граничащий с закатом. Тогда — не сегодня, на общем сером фоне не засветишься. Надо было иметь основание. Иметь право. Нина имела. Она танцевала решительно, сильно, на одном дыхании, демонстрируя все преимущества московской школы, московского стиля. В ее танце была какая-то здоровая красивая полноценность, подкупающая искренность и что-то другое, очаровательное, как ее грузинский акцент, как ее скороговорка в минуты волнения.
В Большом театре Нина перетанцевала все ведущие партии: Китри в «Дон Кихоте», Маша в «Щелкунчике», Жизель, Аврора, Одетта — Одиллия, репертуар Ю. Григоровича. Ей везло. Ее дуэты были счастливыми — с Андрисом Лиепой, Алексеем Фадеечевым. Ей повезло с педагогом — Раисой Стручковой. Нина стала ее любимой ученицей, лебединой песней. Но, как многие артисты ее поколения, своего хореографа в театре она так и не дождалась. К чему, кажется, отнеслась без трагедии. Тем более что время было на ее стороне, счастье быть «невыездным» прошло мимо. С самого начала карьеры танцевала по всему миру. В балете «Принц пагод» К. Макмиллана. В «Симфонии Си», «Аполло», «Вариациях Раймонды» Джорджа Баланчина в «Нью-Йорк сити балле», став, кстати, первой иностранной балериной, приглашенной в труппу Баланчина. Танцевала в «Метрополитен- Опера», Шведском королевском балете, в Японии, Норвегии... Сегодня ее иностранные контракты подписаны на много лет вперед. На Нину уже «положили глаз» Бен Стивенсон, Руди ван Данциг, Кеннет Макмиллан. Но не будем сыпать именами. В Большом не ставят Баланчина, потому что это «скучно» и народ не поймет. В Большой никогда не пригласят Уильяма Форсайта или Матс Эка. А это значит, артисты будут продолжать искать своего хореографа на стороне, потому что скучно выходить на сцену раз в месяц в порядке «живой очереди» солистов...
Не могу сказать, чтобы сегодняшняя Нина мне нравилась больше прежней. Сегодня в ее танце как будто больше пафоса, она научилась «подавать» себя. А, может быть, это не «те» спектакли? Например, «Ромео и Джульетта» в Большом театре, спектакль, в котором Нина показалась мне красивой перепуганной птицей, попавшей в чужую золотую клетку. Правда, в минуту творческого смятения чувств в ней мелькнуло что-то прежнее: романтический порыв и скороговорка, к своему Ромео, старому надежному партнеру Алексею Фадеечеву, она бросалась, как ребенок, перепуганный возможностью трагического финала. Мелькнула неугаданная Нина — может быть, Чайка, новая Нина Заречная? Рожденная для счастливых дуэтов и застигнутая врасплох трагическим финалом?
Не знаю. О ровесниках трудно писать объективно. «Своя».
Чего-то ждешь, на что-то надеешься...
Ольга ГЕРДТФото О. Чумаченко, Л. Шерстенникова, М. Штейнбока,
из архива «Огонька»