Личные вещи
— Есть, как известно, «злые вещи века», а есть ли добрые?
— Если вы спрашиваете о так называемых материальных благах, то для меня вещи бывают теплые и холодные. А в принципе я не обращаю на вещи внимания. Я не увлекаюсь модными вещами, такие вещи почти никогда не кажутся мне «уютными» и поэтому неинтересны.
— Вы, наверное, человек в финансовом смысле независимый...
— Независимый от кого?
— От обстоятельств.
— Ну, таких людей нет. Я думаю, что даже миллиардеры зависят от обстоятельств.
— В принципе да. Но все-таки, трудно представить, что, как человек обеспеченный, к такой вещи, как квартира, вы относитесь безразлично. Неужели вам не хотелось выбрать получше «среду обитания»?
— Мне это не приходило в голову. Я как жил в этой трехкомнатной квартире между Киевским вокзалом и гостиницей «Украина» двадцать лет назад, так и живу. Во дворе садик, рядом река. Я люблю, когда видно воду из окон.
— Есть люди, считающие, что все самое лучше, произошедшее в их жизни, осталось в прошлом. Другие живут только сегодняшним днем, а есть и такие, кто только от будущего ждет хорошего. Вы — человек прошлого, настоящего или будущего?
— Мне очень трудно ответить, потому что я никогда над этим не задумывался. Ну, я как-то живу по наитию — и живу.
— Значит, все-таки можно сказать, что вы — человек настоящего.
— Наверное, нет. Ведь тогда вроде бы получается, что я не думаю о прошлом и будущем.
— Какие вещи из прошлого дороги вам? Что вы храните как память?
— Вот эта гитара, например. (Стас показывает на массивную картинную раму, стоящую на полу в кабинете, под стеклом которой закреплена гитара. — С.Т.). Ее мне подарили «Scorpions», когда были первый раз у меня в гостях. Помните, они еще написали песню со свистом, про ветер перемен? Объективно, конечно, она — ценная вещь, потому что эта гитара — первая модель «Гибсон», их всего две в мире. Но я ее никогда не открываю, это просто приятное воспоминание.
— Есть ли у вас свой архив: старые письма, газетные вырезки и т.п.?
— Как такового архива нет. Есть какие-то письма, кое-какие вырезки. В основном «плохих» статей, времен ансамбля «Цветы», в которых нас ругали.
— Чтобы не забывать фамилию ругавшего журналиста?
— Нет, ну что вы! О чем вы говорите! Просто хорошие собирать как-то неинтересно...
— Остались ли у вас какие-либо вещи легендарного периода «Цветов»?
— Вот фотография, видите, стоит на пианино (на снимке — четверо молодых музыкантов «Цветов» — С.Т.). Такая же фотография, только побольше, висела в магазине «Мелодия» на Калининском проспекте, где продавалась наша первая пластинка, в 1973 году. В то время о нас вообще не писали и не упоминали ни в прессе, ни по радио и телевидению. Даже не ругали, а просто игнорировали. Нас как будто не было. А эта фотография существовала. Как доказательство того, что мы не миф.
— У вас сохранилась та пластинка?
— К сожалению, нет. Это была такая голубая гибкая пластинка, типа тех, что выпускал журнал «Кругозор». Мы издали ее хитрым способом: как самодеятельная студенческая группа. После того как заняли какое-то место на фестивале студенческой песни. Тогда и было решено выпустить студенческую подборку (нас, трио Линник из МГУ и инязовскую «Лингву»). После этого фирма «Мелодия» выпустила еще несколько наших пластинок. Но в конце концов группу расформировало Министерство культуры «за пропаганду идей хиппи» и запретило само название — «Цветы».
— Остались ли у вас вещи вашего знаменитого деда — Анастаса Ивановича Микояна?
— Нет, ничего. Только фотографии. И то потому, что я сам увлекаюсь фотографией. И фотографировал с детства.
— Любите ли вы живопись?
— Да. У меня есть коллекция картин. Это — наши современные художники. Коллекция экспонировалась в разных странах, в том числе и в Москве.
— Где она сейчас?
— Постоянно она представлена в нью-йоркской гостинице «Астория». Также их выставляет и Питер Макс, известный американский художник, придумавший мультипликацию битловской «Желтой подводной лодки». Кстати, картины, висящие на стенах этого кабинета, нарисовал тоже он.
— Сколько стоит ваша коллекция?
— Не знаю. Я ведь не продаю картины, поэтому мне трудно судить об их стоимости.
— Хорошо. Арчи Гудвин, один из героев детективов Рекса Стаута, составлял первое впечатление о человеке по обстановке его квартиры. В частности, по картинам, украшавшим интерьер. Его принцип прост: если реализм — человек открытый, прямой, с ним можно, что называется, играть в открытую...
— А если импрессионизм, тогда что?
— Про импрессионизм старина Арчи умолчал. Вторым «если» был авангардизм.
— Поэтому я, сразу поняв логику данного анализа, и спросил про импрессионизм. Его я действительно очень люблю.
— «Музыка — невещественная дочь вещественных звуков, которая может перенести трепет одной души в другую», — сказал Герцен. Какой инструмент, рождающий «невещественную дочь», сегодня вам более близок?
— Ближе всего — гитара.
— Как часто вы играете на гитаре?
— Последнее время — часто, потому что я готовлю свой сольный диск.
— Вы считаете музыку своей профессией?
— У меня, может быть, и нет профессии. Или все мои хобби — и есть мои профессии.
Фото М. Штейнбока