от Леонида ПРУДОВСКОГО
Напоследок
Новые «Рассказы о господах и товарищах»
В начале 50-х годов известный режиссер Марк Розовский возвращался домой поздним вечером. Было морозно, и окно троллейбуса, в котором ехал Марк, заледенело и обросло толстой шубой.
И вот на одной из остановок в троллейбус вошел человек без шапки и босиком, а поскольку салон был полупустой, это сразу заметили и всем стало неловко. Разом отвернувшись, люди стали продышивать дырочки в ледяной шубе и всячески делать вид, что они ничего не заметили.
Человек, меж тем, медленно прошел к передней двери и встал там.
И вот они едут одну остановку, две, три. Наконец, этот человек собрался выходить, и уже в дверях громко сказал: «Ну хоть бы одна... (тут он грубо выразился) спросила — ну почему, ну почему я босой?»... и торжественно вышел на мороз.
Поэт Валентин Дмитриевич Берестов много лет дружил с Риной Зеленой. Разговор она всегда начинала с атакующих нот. И вот однажды она звонит ему из Малеевки и говорит:
— Валя, почему ты, человек так обожающий Пушкина, ни разу не взял из него эпиграфа?
— Какого эпиграфа, Рина Васильевна? Я как-то не знаю...
— А вот у Пушкина есть такие чудные, потрясающие строки: «И человека человек послал...».
В Доме актера сразу после войны встретились два офицера — писатель Ортенберг (генерал, писавший в газетах под псевдонимом Владимов) и писатель Соловьев — тоже в офицерской форме и тоже, так уж получилось, еврей. Сели за столик, выпили, еще выпили, опять выпили, и... поссорились.
Говорили о разном.
Наконец, генерал Ортенберг покраснел, воздвигся над столом и типично генеральским голосом начал отчитывать младшего по званию: «Когда русский офицер говорит русскому офицеру...». Тут к ним развязной походочкой подошел режиссер Прут и игриво спросил:
— О чем шум, евреи?
И ссора разом прекратилась.