«Однажды Вождь Всего Прогрессивного Человечества разговаривал с китайской провинцией Янь-Нянь и остался недоволен хрипами и помехами в трубке. Он позвонил Берии и сказал по-грузински:
— Лаврентий! Какой дурак у тебя начальником связи? Убери.
И Мамурина убрали — то есть посадили на Лубянку. Его убрали, однако не знали, что с ним делать дальше. Не было привычных указаний — судить ли и за что, и какой давать срок...
Тогда-то и окрестили приехавшего Железной Маской».
«Огонек» против
В стране, провозгласившей себя правовым демократическим государством, открыто продолжает функционировать система внесудебной расправы времен 30-х годов
Александр Солженицын
«В круге первом»
«Карающий меч»
В середине прошлого года директор ФСБ Николай Ковалев сделал такое заявление: «Мы последовательно восстанавливаем следственный аппарат, потому что без этого инструмента, «карающего меча» — как бы над этим термином ни шутили и ни измывались — не может быть эффективной борьбы с преступностью».
Уж какое там шутить, тем более измываться — упаси Бог! Россия и все три ее власти проглотили пилюлю главного гэбиста как нечто само собой разумеющееся — «как скажете, гражданин начальник!» В странах более цивилизованных подобное заявление означало бы в лучшем случае позорный конец карьеры, в худшем — обвинение в попытке узурпации власти.
Трудно поверить, что г-н Ковалев просто оговорился. Ему ли не знать, что «карать» кого бы то ни было ни он, ни весь его «орган», ни отдельно взятое следственное управление не имеют никакого права. Карать (или освободить от кары) может только суд. Знает не хуже нас. Это просто принцип, согласно которому следствие — это и есть правосудие, а обвинительное заключение — приговор.
У всех на слуху липовые «дела» предпринимателя Льва Вайнберга, министра Владимира Панскова, замминистра Петра Карпова, капитана 1-го ранга Александра Никитина, правозащитницы Валерии Новодворской, поэтессы Алины Витухновской и многих других. Ни одно из них не дошло до суда».
Сегодня в перечень жертв органов, которые по недоразумению продолжают считать правоохранительными, я внес бы еще две фамилии: бывшего начальника финансово-экономического управления Федерального агентства правительственной связи и информации генерал-майора Валерия Монастырецкого и бывшего же председателя Фонда социального страхования Российской Федерации Юрия Шатыренко.
Генерал Монастырецкий
О причинах, которые привели недавнего генерала в Лефортово, о догадках, сплетнях написано немало. По его собственной версии, ГУО, СБ, ФСБ имели своей целью «вести тотальную слежку за государственными и политическими деятелями, их компрометацию, а затем использование в своих личных политических целях». Во многом эта версия подтверждается сенсационным признанием самого ФАПСИ, которое недавно опубликовали «Московские новости»: «Барсуков неоднократно говорил Старовойтову (генеральному директору ФАПСИ) о том, что если Монастырецкий будет мешать Главному управлению охраны, то «его размажут по стенке». Умышленно опускаю «финансово-экономическую» подоплеку дела. Она нам просто ни к чему, что станет ясно в дальнейшем.
В день, когда этот номер «Огонька» начнет поступать к читателям, минет ровно год со дня возбуждения уголовного дела в отношении Монастырецкого. 12 апреля прошлого года его взяли под стражу и поместили в Лефортово. Рас-следованием занялась группа, возглавляемая заместителем начальника отдела Следственного управления ФСБ («карающий меч») г-ном Гоголевым. С этого момента можно вести хронику правоохранительного произвола (сколь ни противоестественно сочетание этих слов), произвола циничного и изощренного.
Начать хотя бы с того, что Уголовно-процессуальный кодекс, библия юриста, статьей 126 четко определяет подследственность, то есть разграничивает сферы деятельности Генпрокуратуры и ФСБ. Данное дело никаким боком не касалось ФСБ, но ведь мы помним, кто больше всех был заинтересован «сплести лапти» Монастырецкому.
По свидетельству адвокатов Сергея Замошкина и Эдуарда Хайретдинова, произвол начался с первых же шагов следствия. Постановление о привлечении Монастырецкого в качестве обвиняемого было предъявлено ему 22 апреля — без адвоката. В отсутствие адвоката проходили и первые допросы. Затем г-н Гоголев донельзя ограничил законное право адвокатов на свидания с подзащитным. Соответствующая команда поступила начальнику лефортовского СИЗО — пускать только по моим «разовым» разрешениям. Затем г-н Гоголев запретил делать выписки из документов — хоть наизусть учи.
Когда же адвокатам все-таки удалось ознакомиться с делом, они оторопели: сфабрикованность в сочетании с непрофессионализмом были слишком очевидны. Например, злоупотребление служебным положением вменялось в вину Монастырецкому за тот период, когда тот просто не занимал этого самого положения. Говорилось о «тяжких последствиях», которые повлекла деятельность обвиняемого, но что это за последствия, даже не упоминалось. Да о чем говорить, если в постановлении о привлечении Монастырецкого в качестве обвиняемого даже не указано преступление, в котором его обвиняют по статье 147-1 УК. Она подразумевает «присвоение или растрату чужого имущества, вверенного виновному», но в постановлении об этом ни слова.
Неоднократные обращения и жалобы адвокатов в Генпрокуратуру ничего, кроме отписок не дали. И тогда на свет появился беспрецедентный документ, вряд ли вообще встречавшийся в юридической практике. Сергей Замошкин направил Генеральному прокурору РФ Юрию Скуратову заявление с просьбой «возбудить уголовное дело в отношении Гоголева Олега Александровича по признакам состава преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 171 УК РФ». В заявлении он квалифицировал действия г-на Гоголева как «циничные, носящие преступный характер», к тому же «явно выходящие за пределы его прав и полномочий».
В конце своего заявления Замошкин приписал: «Проверку заявления прошу не поручать прокурору Кириллову» (тот давно уже потакал Гоголеву). Спустя неделю пришел ответ: «Превышения власти или служебных полномочий не установлено». Подписал, кто бы вы думали, прокурор Кириллов...
Здесь следует сделать отступление и пояснить, что автор не пытается самонадеянно подменить защиту. Речь о другом. Если хотите, автора беспокоит собственная свобода и личная безопасность.
Лет пять-шесть назад «Известия» опубликовали серию статей Юрия Феофанова «Как судят в Америке». Поразил один пример. Полиция взяла преступника (с поличным!). Однако, когда дело дошло до суда, адвокат заявил, что ордер на арест не был оформлен надлежащим образом. Судья решил без колебаний — преступник должен остаться на свободе.
«При осуществлении правосудия не допускается использования доказательств, полученных с нарушением федерального закона».
Конституция РФ, ст. 50, п. 2