Рассказывает главный художник «Огонька» Анатолий Орлов
100 лет с «Огоньком»
75-летию Всесоюзной пионерской организации имени В. И. Ленина посвящается...
В 1971 году наша семья переехала из Челябинска, где мой отец создавал крупнейший по тем временам строительный трест, в Москву, и я пошел учиться в 22-ю спецшколу на Красной Пресне.
Как-то довольно быстро меня выбрали знаменосцем дружины. Должность хорошая, потому что делать ничего не надо, только ходить красиво. В конце учебного года (я оканчивал 4-й класс), в мае 1972-го, когда, как писали пионерские газеты, «вся страна готовилась отметить славный юбилей советской пионерии» (50 лет), к нам в школу пришел фотограф. Это был Анатолий Бочинин, замечательный спортивный фоторепортер, еще с 50-х годов снимавший Боброва, Яшина и других наших знаменитостей. Но, конечно, я ничего этого не знал и, повинуясь школьной субординации, послушно надел белую рубашку и послушно пошел с моей одноклассницей Галей Степановой сниматься на Красную площадь «для «Огонька». Даже, я бы сказал, с удовольствием пошел, поскольку Галочка мне нравилась... Позировать на Красной площади — все ж таки романтика. «Рабочий момент» съемки запомнился тем, что Бочинин рассказал нам анекдот, причем совершенно не детский, и мы с Галей, хоть и были «зажаты», от неожиданности захохотали.
Дальше получилось так. Редколлегия выбрала на обложку совсем не тот снимок, где мы с Галей радостно улыбаемся на фоне Спасской башни. Все приметы времени — белые москвошвеевские рубашечки с золотистыми алюминиевыми пуговками, привычно сутулые плечи, опостылевшая школьная форма — остались «за кадром». На обложку пошло мое круглое лицо. Я себя в журнале даже не узнал, настолько это было неожиданно.
Радости отца не было границ. Он ходил со мной по всем окрестным киоскам «Союзпечати» (киосков двадцать, наверное, обошли), а поскольку я был еще мал и меня из-за прилавка не было видно, поднимал в воздух под мышки и громогласно просил сравнить мое лицо с обложкой. Люди радовались вместе с ним. Потом эту обложку почему-то вывесили в витрине книжного магазина на улице Горького, и года два она там висела, пока не выцвела, а отец во время любых прогулок норовил туда завернуть, полюбоваться... Ему этот снимок очень нравился.
Я же не придал этому особого значения, хотя на меня обрушилась, между прочим, всесоюзная слава. Письма в школу приходили мешками. Писали в основном девочки. Из разных далеких городов и сел. Приглашали отдыхать на Иссык-Куль. Приглашали в Венгрию, Болгарию... Но как-то эта слава меня совершенно не трогала. Мысли мои были заняты совсем другим.
Зимой в Москве должен был состояться чемпионат мира по хоккею. И объявили конкурс детского рисунка. Я придумал рисунок, изобразил широкую спину моего любимого нападающего Якушева с пятнадцатым номером и... получил диплом. Мне его вручал, между прочим, сам легендарный тренер Анатолий Тарасов.
Так началась моя художническая «карьера», и я начал параллельно заниматься в художественной школе. А после десятого класса поступил в Московский пединститут на худграф. В 1980-м поработал художником-оформителем на Олимпиаде (оформлял Крылатское). Потом армия. После армии стал учиться в Московском полиграфическом на отделении книжной графики. Там и решилась окончательно моя судьба. Учился у Мая Митурича. Замечательный человек, интеллигент, умница. И после института стал работать художественным редактором в издательстве «Художественная литература».
То есть мне, говоря другими словами, еще раз повезло. Я оказался в привилегированном издательстве, которое имело лимит на выпуск так называемых «особо художественных изданий». Да и обычные наши книги — классика, современная зарубежная литература, собрания сочинений — делались, конечно, совершенно по другим стандартам, чем сейчас. Традиции книжной графики, культура книжного оформления, заложенная Шмариновым, Верейским, Гончаровым, Бисти, Мавриной, была еще жива, а эти мастера продолжали работать для издательства. Книжная графика была в почете. Труд художников ценился высоко. Проводились престижные конкурсы. Книжные ярмарки, где не просто продавались на корню тиражи, а выставлялись самые замечательные графические и дизайнерские работы.
Моя первая большая работа — книга Хаггарда «Клеопатра». Ее впервые переводили на русский язык, и директор издательства Анджапаридзе, понимая, что переводчик к сроку не успеет, дал мне книгу на иллюстрацию, зная, что я свободно читаю по-английски. Я с головой погрузился в древнюю мифологию, рисовал с огромным увлечением.
А потом... старые государственные издательства стали разваливаться. В книгоиздании начались совсем другие времена. И я оттуда ушел. Поехал в 1990 году в США, повез работу (я заключил контракт на оформление детской книги) и взял на всякий случай пять своих холстов. К моему удивлению, все они были проданы в частные коллекции, где заняли место рядом с работами Матисса, Брака, Пикассо, Дали. Так в моей жизни началась полоса увлечения живописью и станковой графикой. Пошли выставки (так, например, выставлялись мои графические циклы по песням Высоцкого и «Письма из Франции»). И наконец, «Огонек». Это мое последнее «произведение», или «стиль», или «период»... Но не служба. Я пытаюсь, как и всегда, сделать нечто такое, чего я раньше никогда не делал. Мне это интересно.
И интересно мне было всегда. В этом смысле я счастливчик. И все же иногда грустно. Наивное время надежд, которое для меня связано вот с этой старой обложкой, кончилось. Вместе со всеми своими глупостями. С надежными советскими деньгами, из которых я сейчас делаю аппликации. (Пришел в сберкассу с двумя целлофановыми пакетами и купил у них старые деньги. Теперь это художественный раритет.) С нашими идеями. С нашими мечтами.
Фото А. Бочинина, репродукции Л. Шерстенникова
На иллюстрациях:
- КОКТЕБЕЛЬ, КАРА-ДАГ
- ПОЛИТБЮРО
- КРАХ
- ИЗ ЦИКЛА «В. ВЫСОЦКИЙ» «Я — «ЯК»-ИСТРЕБИТЕЛЬ»
- «ЕГИПЕТСКАЯ СЕРИЯ» РЫБА