Александр ПАНКРАТОВ-ЧЕРНЫЙ, актер, режиссер:
Отечественные записки
По-настоящему я стал известен после выхода на экраны фильма «Мы из джаза». Мой вгиковский однокурсник Карен Шахназаров пригласил меня на съемки, чтобы я поднатаскал джазменов, которые пробовались на главные роли, но не были профессиональными актерами. Я работал с ними от души и на всю катушку. Карен несколько дней присматривался ко мне, а потом сказал: «А почему бы тебе самому не сыграть Степу-музыканта?» Я поразмыслил — и согласился. А думал, знаете, о чем? О том, как я, напрочь лишенный слуха, буду играть джазиста от бога. Решил рискнуть. Получилось! Может быть, потому и вышло, что деваться было некуда: как режиссеру мне тогда фильмы не давали снимать, а жить как-то надо было. Вот и отважился.
Сергей МИХАЛКОВ, писатель:
Легче и лучше жить, когда у тебя есть душевный покой. Это внутреннее состояние зависит от многих обстоятельств. У меня оно бывает периодами. Только при наличии душевного покоя человек может творить. Я думаю, что у великих художников — Рембрандта, Рубенса, Ренуара, — когда они писали, был душевный покой. Когда человек нервничает, он не может творить, поэтому многие художники «заливали» свой непокой алкоголем, заглушали тревогу — и творили. Почитайте, вспомните биографии наших великих творцов, того же Мусоргского... Пьяницы были, а как творили! Это не значит, что если художник пьет, то он создаст великие вещи. На это должно быть что-то свыше. Как и в отношениях между мужчиной и женщиной: одному нужно просто удовлетворить плотские потребности, а у другого они должны быть обязательно освящены духовным содержанием.
... Почему самые скабрезные произведения писали монахи, а самые чистые, высокие — развратники? Потому что они восполняли в своих произведениях то, чего у них не было в обыденной жизни... Или вот еще: оказывается, даже злой и нетерпимый человек может создать гениальные вещи. Это тема, которую можно развивать до бесконечности.
Анатолий РОМАШИН, актер:
Я пошел преподавать только по одной причине: как-то я прочитал у одного восточного мудреца, чуть ли не у Авиценны, что учитель — это жертвенная профессия. Это профессия человека, способного снизойти с высоты своих знаний до незнания ученика и вместе с ним совершить восхождение. Во-первых, как всякая восточная мудрость, это безумно красиво. А во-вторых, совершить это восхождение (ну, восхождение мне не всегда удается совершить, но тем не менее идешь), когда рядом молодые сердца, — чрезвычайно интересно.
Светлана КИРИЛЛОВА, литератор:
Отличие взрослого мироощущения от детского порою только в нажиме карандаша. В составе красок взрослым не хватает жизненно необходимой для них вещи — трагедии. «Воля к несчастью» — так, может быть, озаглавят в ХХI веке фундаментальный труд о нашем времени. Человеческая природа абсурдна. Это знали во все времена. И страсть к очистительной катастрофе — такая же потребность людей, как сон и любовь. В желании счастья принято признаваться. О желании приблизить взрыв, обрыв, пропасть принято умалчивать. Быть может, это великая ошибка социума, потому что, когда наши современники мыслят о трагических событиях, те представляются им фильмом, которому суждено закончиться титрами и оставить время на раздумье. Но подлинный ужас неумолим: он не завершится титрами, цветами и аплодисментами. Он приносит не просветление, а монотонность и скуку.
Валентина ТЕЛИЧКИНА, актриса:
Первый документальный фильм Станислава Говорухина «Так жить нельзя» — это был поступок. А теперь я его не понимаю... Ведь не рабством и не жлобством примечателен наш народ, а святостью. Не будет никто из наших стариков унижаться, чтобы оказаться рядом с властью. А нынешнее повальное торгашество превращает нас в быдло.
Михаил ГОРЕЛИК, литератор:
Радиообозреватели в своем стремлении к более неформальному общению со слушателями идут разными путями: одни делают акцент на доверительности, другие — на непосредственности и раскованности. Одни обращаются к слушателям — «Дорогие мои!», другие вообще лезут целоваться — «Родные мои!» (хотя, видит бог, я не числю их в родственниках и вообще не склонен целоваться с кем попадя). Одни меня благословляют — «Храни вас Господь!», другие создают атмосферу междусобойчика.
Обозреватель «Новой волны», омывающей третью кнопку моего кухонного трехпрограммника, Владимир Эвентов каждый раз радует слушателей вольным словом. Недавно, ругая советскую власть и КПСС вкупе с коммунистическим режимом вообще (и отважно и актуально), он так определил аскетическую атмосферу общественной жизни в прошлом: «Да ведь как мы жили! Да мы ни пукнуть, ни хрюкнуть без разрешения КПСС не могли!»
Начальство ушло, и теперь Владимир Эвентов может вволю и пукать и хрюкать в эфире без разрешения.