ТЕЗКА ПОБЕДОНОСЦА

Частная жизнь

Пока выкарабкиваемся из таежного захолустья и мчим к Красноярску, он взахлеб балагурит, расточая зажигательную энергию. Будто не было недель подготовки к фантастическим этим соревнованиям и рева моторов, ружейной канонады и гонки, веселящей, изматывающей, по белому бездорожью...

Защита отменяется

Машину водить отец научил его, еще когда ровесники-дошколята на трехколесных великах рассекали. После школьного выпускного с отцом на пару через полстраны «уазик» с завода перегонял. После армии вполне мог подаваться в профессионалы. Но в тот вечер, перед самой защитой диплома, он не за баранку держался — за саквояж с деньгами: последнюю смену подрабатывал в бригаде инкассаторов завтрашний инженер лесного хозяйства Георгий Лопатин.

Удар, страшный скрежет, хрип — мужиков и свой собственный — ничего этого запомнить будет не суждено. Только лица реаниматоров. И чей-то голос: «Полтора месяца вытаскиваем тебя, дорогой. Теперь надо жить». Однако и к исходу неподвижного восьмимесячного лицезрения больничного потолка смысл этих слов не дойдет до него. Дикие боли в переломанных позвоночнике и ребрах не стихнут. Тяжелый ушиб сердца аукнется двумя инфарктами. Наконец полтора года спустя преодолеет на коляске домашний порог. За которым новое потрясение: не выдержит, уйдет жена.

Институт предложил устроить индивидуальную защиту. Он достал папку с дипломной работой. Вдохнул пыль несбывшихся надежд. Поблагодарил и отказался. Потом открыл шкаф, куда — было такое полушутливое хобби — «прописал» за студенческую свою пятилетку едва ли не полное собрание сочиненных в отечестве водок. Утром опять потянулся к шкафу. Ночью добавил...

Мама, овдовевшая после давнего переезда в Ташкент, там на старости лет и застряла. Друзья в большинстве разъехались по распределению. Кто-то, впрочем, по возможности навещал. Но все чаще иные — полузнакомые, неприкаянные — стали захаживать: пенсия у мужика неплохая, рюмку всегда нальет...

Свет в конце коллекции

Его часто спрашивают, как выкарабкался, переборол себя. Ответ многих обескураживает: «Да никак. Не верю я в мазохизм книжных героев, ломающих свое нутро через колено. Хочет человек прозябать в дерьме — и будет. А жить захочет — выживет».

С пьянством (а заодно и с куревом) покончил враз. «Проснулся как-то (коллекцию уже почти доконали), чувствую — все! Не хо-чу!» С неделю тянулись прилипшие не за один месяц «сочувствующие». Пока не убедились: точно, завязал. Еще на неделю судьба, казалось, совсем от него отвернувшаяся, словно испытательный срок назначила: ни одного звонка. И вдруг улыбнулась — привела одноклассника, с которым сто лет не виделся. Тот резьбой по дереву увлечен. Увлекся и Георгий.

Дом постепенно наполняется другими людьми. Музыку стали слушать. Родители будущее сына с искусством не связывали, но в музыкалку в свое время отдали: «от хулиганства подальше». А вышло, что привили иммунитет против безнадежности. Его потянуло вдруг сочинять песни...

Что-то ребяческое было в этой бурной череде перемен. И что-то, наоборот, не по годам стариковское — в этой вспыхнувшей страсти сыграть сразу во все. То и другое, впрочем, отражало главное: ему чертовски захотелось жить.

...Оборудовал «восьмерку» ручным управлением и своим ходом — в Крым. Там, в санатории для инвалидов, первое же знакомство — с Михаилом Николаевичем Михайловым, тоже красноярцем. У земляка — своя история. Восемнадцатилетним мальчишкой, заступившись за девушку, получил ножевой удар в шею. Годы — с тросточкой. Бесчисленные операции. И тридцать лет на коляске: паралич обеих ног и руки.

Придет день, и, опровергая представления о возможностях инвалидов-спинальников, отправятся они на своих машинах в ралли Париж — Красноярск. Пока же Георгий предложил по возвращении с отдыха заняться бизнесом.

«Обогащаться» в инвалидно-сервисном кооперативе «Помощь», который открыли одними из первых в стране, решили так. На банковский кредит приобрели два «КамАЗа». И сдали в аренду. Через год долг вернули. А на прибыль купили телевизоры с видиками, чтобы... безвозмездно доставлять их (каждый на своем «жигуленке») инвалидам, пожелавшим кино посмотреть. Еще стали предлагать любому инвалиду встречи-проводы на вокзале, в аэропорту (двух здоровых помощников приняли на работу). И опять лишь две вещи требовались от нуждающихся: сделай по телефону «Помощи» (домашнему телефону Георгия) заказ да распишись о выполнении в «Журнале бесплатных услуг».

Восемь финпроверок полгода с этим журналом по городу рыскали. Почти всех клиентов расспросили: была ль услуга-то? Пока очередного контролера один инвалид с лестницы не спустил.

«Не альтруисты мы, а плотники»

Но не только бюрократам грезилось в «странной этой благотворительности» некое двойное дно. Бескорыстие свойственно меньшинству. Для большинства оно подозрительно. Развезли, скажем, Лопатин с Михайловым подопечным под праздник цветы и подарки. Сразу — реакция других товарищей по несчастью, чьей, по сути, профессией стала вечная тяжба с властью («Выделите!.. Предоставьте!.. Обеспечьте!..»).

— Да не подачки нищего государства нужны инвалиду! — сердится Георгий. — Сколько знаю ребят, которым лишнего движения сделать не дают, кормят в постели, а у них в глазах — тоска. Иждивенчество — наркотик. Наш брат привыкает к нему особенно быстро. Быстрее и гибнет.

— Но позволь, — говорю, — разве ваши бесплатные услуги не лечили людей от уныния?

— Поначалу. Потом все стало по-иному. Пришлось даже упреки выслушивать: телевизор привезли не той марки, машину неудобную подали... В общем, период наивной нашей заботы о ближнем как-то сам собой стал исчерпываться. Я тогда и подумал: больше проку будет, если не альтруизм расточать, а строить нормальную — по полной схеме! — жизнь, в которой мыслям об ущербности не останется места. Хочешь собственную судьбу обустраивать — как говорится, бери бревно, тащи.

...Крым, куда он опять отправился на своей «восьмерке», свел с москвичами из инвалидного автоклуба «Маки». Пригласили на готовившееся в столице ралли. Он и завернул на обратном пути. Посмотреть. А стал участником. В то же лето, собрав с Михаилом Николаевичем пяток добровольцев, опробовал новый опыт уже на красноярском асфальте. На целой серии последовавших автопраздников обучился тому, как найти и с умом подать спонсорскую рекламу. А главное — прибывали добровольцы, которые, по их примеру вырвавшись из колеи невзгод и тоски, поняв, что вовсе не все потеряно, становились соратниками. Простой с виду лопатинский принцип — живи полноценно, вопреки недугу — превращался в настоящую систему духовной реабилитации инвалидов. Впрочем, и вполне здоровых, но страдающих от хандры молодых людей тоже.

Им нравилось быть вместе. Георгий зарегистрировал первую в России Сибирскую инвалидную автомобильную федерацию. Сообща на месте заброшенной деревушки оживили свежим брусом несколько изб — вот и реабилитационная база. Дым поднялся над крышами. Свет — от дизеля. Зато Енисей — с горки спустись. Тайга — вот она. Сторож с парой помощников заезжему инвалиду всегда составят компанию — поохотиться, порыбачить, в парилке веничком помахаться. Прислуги не держат — каждый сам «тащит бревно». Плата за отдых-инвентарь для здорового человека невелика. Для инвалида и того меньше. Станешь активистом федерации — стопроцентную льготу получишь.

Лишь в одном случае сделал Георгий исключение. Выручил как-то красноярскую инвалидную команду по сидячему волейболу. Оплатил ребятам авиаперелет на решающую игру. С полушутливым условием: «Долг вернете победой». Они и выиграли! А недавно телеграфируют: «Золото России — наше!» Почти всем составом должны в сборную страны войти. Ну вот, всю сборную Георгий и пригласил провести тренировочное лето на базе. Дрова нарублены впрок.

Искушение скоростью

Георгий обожает гонки. Они возвращают на трассу детства, где отец разрешал давить на газ. После международного ралли-рейда Москва — Красноярск, которое они провели в 93-м, рекламодателя уже не надо ни в чем убеждать: одни бортовые клише с названием фирм и банков с лихвой отрабатывают суммы, вложенные в любой лопатинский проект. Но Георгию мало теперь только российских дорог. «Чем мы хуже «Дакара», «Пекина»? В следующий раз стартуем в Париже!»

То, что он задумал, было беспрецедентно. 11 000 км от Сены до Енисея, 13 этапов, сложнейший слалом! И не для каких-то навороченных авто — для обычных легковух. Не для профи — для рядовых любителей, в том числе инвалидов!

Три года ушло на раскрутку фантастической этой идеи — «Большого приза Сибири». Три года он мотался по командировкам. В Нижнем Новгороде и Набережных Челнах подарили на рекламные испытания две «Газели» и две «Оки» (между прочим, серийная малютка, заткнув за пояс иномарки, второе место займет, а из городов, расположенных на маршруте, повалят челнинцам заказы). Ведущий производитель инвалидной техники Вильгельм Майер, узнав о кратком визите сибиряка в Германию, махнет рукой на святой распорядок — и на воскресенье переговоры назначит. На которых пообещает лично вручить коляски каждому инвалиду — участнику будущих гонок. Во Франции Георгий не просто попадет на прием к главному куратору проблем инвалидов, ближайшему соратнику Ширака Патрику Сигалю, но и крепко с ним подружится.

Это был поистине сверхдемократичный марафон. Любой желающий на глазах изумленных соседей мог вырулить со двора и вполне официально пристроиться к разномастной и разноязыкой кавалькаде. А под финишное шампанское в Красноярске Лопатин вновь всех удивил: «Зимой «Большой приз Сибири» пересядет на снегоходы!»

Инвалид-спинальник в снегоходном седле — штука рискованная. Но надо знать Лопатина: он уверен лишь в том, что испытал сам. Четыре зимы прошло от первой его попытки овладеть «Бураном» до сорокакилометровых бросков по тайге на скоростном финском «Бомбардье». Потом на пробных состязаниях, в охотничьих экспедициях приноравливались к технике другие, в том числе крепкие мужики, обязанные в критический момент подстраховывать инвалида. Так постепенно идея больших зимних гонок вылилась минувшим мартом, по сути, в рождение нового вида спорта — механизированного инвалидного биатлона со стрельбой из трех видов оружия.

У них теперь приличный автопарк. Под навесом рядом со снегоходами — лодки. Скоро водно-моторным спортом собирается Георгий увлечься и увлечь. Пока — тьфу, тьфу — все из того, что он задумывал, сбывалось.

* * *

Так легко ли быть тезкой Победоносца? Я недавно случайно узнал: после нашего возвращения с мартовских гонок Георгий еле добрался до постели. Две недели лежал пластом...

Фото А. Кузнецова