ВОЗВРАЩЕНИЕ НУРЕЕВА

В этом году из всех искусств для нас важнейшим оказалось кино. Не уверена, что его стали смотреть больше, чем раньше, но, безусловно, его стали смотреть более шумно и публично. Поход в кино объявлен престижным национальным развлечением. В три-четыре приличных кинотеатра Москвы ходит пока еще ничтожная часть населения, но зато остальные могут про это читать и смотреть на это по телевизору

Культура

НА ИГЛЕ СИНЕФИЛИИ

Кино из интимного и личного дела каждого, каковым оно было на протяжении нескольких лет, в этом году превратилось в предмет общественного интереса и обсуждения. Были сформулированы две главные темы: возвращение зрителей в кинотеатр и возрождение национального кинематографа. Не то чтобы и то и другое было слишком явно, но в какой-то момент представители СМИ и кинематографисты поверили, что если все время твердить халва-халва, то во рту станет сладко.

На НТВ — пионере качественного кинопоказа — кино в этом году несколько потеснили развлекательные шоу. Зато новый канал ТВ-центр вместе с ОРТ и РТР прекрасно заполняют эту нишу, и соотечественники продолжают бесплатно наслаждаться качественными боевиками, классическими мелодрамами и даже просто хорошим и модным кино. 47% телеаудитории смотрели недавно «Унесенных ветром». НТВ угостило летом показом почти всей Бондианы. Эстеты получили «Мертвеца» Джармуша. Вышедший в этом году российский хит «Брат» — показали. Вызывавший восторг критиков и получивший все престижные европейские награды фильм Ларса фон Триера «Рассекая волны» — тоже. Простым переключением каналов желающие могут устроить себе эксклюзивный просмотр, перемежая кадры из «Четырех комнат» с фрагментами из «Джинджер и Фред». По мнению специалистов, по объему и качеству телевизионного кинопоказа Россия — впереди планеты всей.

К услугам той — немаленькой — части аудитории, которая хочет смотреть фильмы на дому по своему выбору, обильный и дешевый видеорынок. На котором при желании можно найти абсолютно все — от новейших блокбастеров до редких, старых, почти музейных лент. До сих пор там можно приобрести и практически все свежие фильмы задолго до официальной премьеры в России, а некоторые — и до премьеры на родине. И хотя это очень нехорошо и подрывает основы киноиндустрии, население воровством вполне довольно, тем более что отличить лицензионную кассету от пиратской подделки может только специалист.

Хотя борьба с видеопиратами еще не увенчалась успехом, все-таки какие-то шаги в этом направлении сделаны. Во всяком случае, вся реклама новых фильмов теперь привязана не к их выходу там, а к их появлению здесь. Тем более что сегодня интервал между этими двумя событиями сильно уменьшился. Премьера нового фильма о Джеймсе Бонде, например, в Москве состоится одновременно(!) с его премьерой в Нью-Йорке и Париже и только на одну неделю позже показа в Лондоне.

Открытие самого любимого московского кинозала — бывшей «России», ныне «Пушкинского» — положило начало возрождению традиции шумных официальных премьер. После успеха в Венеции фильм Чухрая «Вор» постарались раскрутить и в Москве. Пока это только проба пера, никто из прокатчиков не рассчитывает на реальный доход от показа фильма в кинотеатрах, но зато все происходит как в нормальной стране: пресса, телевидение, плакаты на улицах. Зритель может и не смотреть тот или иной фильм, но зато теперь он знает, что такое кино есть.

В этом году сформулировано и принято (в качестве государственной программы) превращение похода в кино в мероприятие, в вид досуга, достаточно престижный и недешевый. Конечно, ходит в три приличных кинотеатра Москвы пока еще ничтожная часть населения, но зато остальные могут про это читать и смотреть по телевизору.

Виртуальная реальность вообще побеждает. Еще и потому, что мы к ней привыкаем и учимся обращаться с ее проявлениями как с настоящими. Таким образом формируется общее культурное пространство. В наш обиход активно и даже агрессивно вводятся новые имена и сюжеты, мы привыкаем к их облику в рекламных роликах, на обложках массовых изданий, и они живут в нашем сознании, нисколько не нуждаясь в более материальном подкреплении. Мы покупаем саундтреки фильмов, играем в компьютерные игры по их сюжетам, наши дети требуют купить им далматинцев или Бэтмена с Робином, мы соотносим наши житейские ситуации с кино, — даже если мы этих фильмов и не видели. Фильмы почти не рецензируют и уж никто не обсуждает: кино перестало быть пищей для размышлений, но оно стало частью нашей жизни, его герои не менее — но и не более — реальны, чем общественные или политические деятели, за жизнью и деятельностью которых мы ведь тоже наблюдаем только на экранах и газетных страницах. Причем тенденция к совмещению двух этих сред уже появилась. Большой успех на видеорынке имел фильм «Корабль двойников», в котором сыграл чуть подзабытый, но недавно еще популярный политик Жириновский. А в новый, снимаемый на студии Горького к Новому году, фильм «Новогодняя история» активно зазывали сняться Ельцина. Фильмам нужна любая реклама. А рекламе — фильмы. Тут интересы совпадают, и количество вложенных в картины денег в киноидустриально развитых странах потрясает воображение.

Активная кампания вокруг очень дорого стоившей попытки культового французского режиссера Люка Бессона сыграть на поле Голливуда породила едва ли не самую шумную премьеру года.

На предварительный просмотр фильма «Пятый элемент» в «Пушкинском» билеты, видимо, распространяли в основном по ночным клубам, и перед кинотеатром стояла огромная толпа, преодолеть которую мне помогла только закалка, полученная в молодые годы в битвах на чертановских автобусных остановках. Но и в зале преимущественно была «продвинутая молодежь» — от 17 до 25 лет, шумная и раскованная до такой степени, что мне, в одиночку представлявшей там критику, стало не по себе. Отгородившись от этой стильно «прикинутой» публики случайно оказавшимся в сумке журналом «Новый мир», я скучала по социально близкому «Киноцентру» и очень боялась, как бы, войдя в раж, оживленные кинозрители не швырнули бы в меня с балкона пивную жестянку или что похуже. Начался фильм, и зал содрогнулся от криков и аплодисментов на первых титрах, представлявших Люка Бессона, Брюса Уиллиса и другие известные фамилии.

Однако крики утихли, и вскоре молодежь вполне спокойно наблюдала за борьбой положительных героев с вселенским злом. А я с ностальгической печалью вспоминала, как в возрасте моих соседей сбегала с уроков, чтобы посмотреть «Солярис» Тарковского — тоже ведь фантастический триллер, если разобраться. Однако после сеанса мы вышли в полном согласии — несколько разочарованные и слегка утомленные. Слияния между кинокумиром и его публикой так и не произошло.

Что, впрочем, совершенно не помешало получить полные залы во время многодневной демонстрации картины. Еще бы, на рекламу фильма было затрачено гораздо больше, чем у нас принято расходовать на производство. Причем не российскими прокатчиками, а компаниями-производителями. Так что любой западный блокбастер становится событием еще до выхода на экраны.

Этот опыт в прошедшем году начали активно использовать и российские студии. Киностудия Горького перед выходом серии своих малобюджетных картин обработала средства массовой информации настолько мощно, что любой кинообозреватель сейчас знает наизусть режиссеров и актеров всех двадцати двух ее новых фильмов. Как только к новому содержанию старого кинолейбла привыкнет публика — считай, дело сделано.

Постояв у любого лотка с видеокассетами, понимаешь, что основной спрос на фильмы формируется не штучно, а, так сказать, видово. Покупатель хочет фантастику, или мелодраму, или боевик, а уж внутри нужного вида ищет знакомые ингредиенты — как правило, имена актеров, реже режиссера. Поэтому и реклама фильма сегодня строится на трех китах: четкое определение жанра, перечень снявшихся актеров с известными именами и сумма бюджета, потраченного на съемки.

Этими рецептами пользуется сегодня и новое русское кино. Студия Горького, как основной производитель будущего кинопотока, про каждый новый фильм обязательно сообщает — триллер, мелодрама или детектив. И несмотря на несколько маргинальный характер проекта в целом — в каждом фильме есть несколько старых любимых актеров. С бюджетом хуже, потому что заранее объявлено — проект малобюджетный. Однако сейчас директор студии Сергей Ливнев уже стал этого стесняться — и правильно, народ привык, что большой бюджет гарантирует зрелище, а малый — чуждое простому зрителю авторское кино.

Начавшаяся в этом году борьба российских кинематографистов за публику, пока в основном в лице покупателей видеокассет, привела к определенным результатам. В верхних строчках видеорейтингов жанровое российское кино сегодня успешно конкурирует с западными хитами. После прошлогодних разочарований по поводу новых фильмов Рязанова, Мотыля и пр. казалось, что — все, кино не будет, старая эстетика выдохлась окончательно, а дешевые чернушные подделки под американские фильмы никому не нужны. Однако как только зритель смог более-менее внятно сообщить о своих нуждах — через тот самый пресловутый видеорынок, который при всей полулегальности оказался едва ли не единственным свободным рынком в стране, — нашлись и производители. Конечно, как потопаешь, так и полопаешь — новое жанровое кино еще как-то не очень. «Принцесса на бобах» вместе с «Шизофренией» — совсем не шедевры, но их покупают, смотрят, и процесс идет.

В этом году новое русское кино нашло своего зрителя, а новый русский зритель — свое кино. Хуже старому советскому зрителю, ничего равного любимой «Кавказской пленнице» или «С легким паром» так и не снято. Хорошо хоть эти фильмы показывают по телевизору не реже чем раз в неделю.

В галерее «Дом Нащокина» открылась выставка, посвященная Рудольфу Нурееву. Перекочевавшая в Москву из парижского Музея Карнавале при участии «Фонда Нуреева»

Возвращений было несколько.

В 87-м умирала мать, и ему позволили ее навестить в Уфе. Будучи уже тяжелобольным, он танцевал «Сильфиду» в Мариинке в 89-м. Когда уже не мог танцевать, в феврале 92-го отправился в Казань дирижировать балетом «Ромео и Джульетта». В Париж вернулся с пневмонией. Шестого января 1993 г., в православный сочельник, его не стало.

Так что в 98-м — пять лет со дня смерти прославленного Рудольфа и 60 — со дня рождения. Почему-то все его краткие возвращения на родину — после того исторического прыжка в

июле 61-го через барьер в парижском аэропорту с криком «Я хочу быть свободным», — были связаны с трагическими знаками. Даже выставка в галерее «Дом Нащокина» откладывалась несколько раз. По странному совпадению открытие произошло 1 декабря во Всемирный день борьбы со СПИДом. Кажется, до сих пор Нуреева не ждет на родине ничего хорошего.

В отличие от Музея Карнавале, где выставка эпически разворачивалась в нескольких просторных залах, «Дом Нащокина» скромен. Даром, что особняк. Конторская дверка, лесенка, зальцы — ни два ни полтора. Экспозиция, посвященная эстету, чьи апартаменты на набережной Вольтера стали прижизненным музеем, пропиталась малогабаритным московским духом.

И все смешалось. Сотни фотографий: сделанные мэтрами Ричардом Аведоном, Анри Картье-Брессоном, лордом Сноудоном, вперемежку с любительскими, анонимными, домашними. Портрет надгробия на Сент-Женевьев-де-Буа. Портрет стопы Нуреева. Рудольф с партнершами — блистательными Зизи Жанмер, Марго Фонтейн... Рудольф с любимым человеком, самым красивым танцовщиком Дании Эриком Бруном. Два предмета «мебели», антиквариат красного дерева: комод и витрина. Под слоями воска уже не угадать отпечатков пальцев Самого. Несколько рисунков конца XVIII века неизвестной руки, обнаженный Ахилл на маловпечатляющем полотне Буше. Дюжина костюмов за стеклянными перегородками. Театральных и исторических. До Рудольфа принадлежавших разным людям, странам и эпохам. Например, костюм к «Сильфиде» работы легендарного А. Бенуа или маскарадное женское платье, в котором щеголял в веке восемнадцатом герцог Франсуа Фрета. На отдельных стендах — виды нуреевских интерьеров, сделанные для каталога «Кристи» лордом Сноудоном. Сравнить их можно только с азиатской неумеренной роскошью кремлевских палат и ханских дворцов.

Оболочки Нуреева всегда были роскошными. Самые красивые мужчины, прекрасные партнерши, лучшая мебель, костюмы, картины... Здесь они жутковаты, как крылья бабочек, наколотых на булавку. Отталкивающие, как туфля-слепок ноги Нуреева — разновидность «посмертной маски», выполненная великолепно Пьером Карденом. Или оцепеневшие за стеклом костюмы, пропитанные его потом и движением.

Образ Нуреева еще долго будет тиражироваться через его вещи. Их было много. Слишком много для одной жизни и одного человека. Шесть сверху донизу забитых антиквариатом домов по всей Европе. Все то, что можно теперь продавать с аукционов, показывать на выставках, чем можно забивать журнальные полосы и телепрограммы. После смерти, как и при жизни, Нуреев продолжает окружать себя вещами, через которые к истинному Нурееву уже не прорваться.

Может быть, в этом и заключается загадка его маскарадного гения. Уфимский мальчик, не знавший в детстве ничего, кроме советского «нельзя», умирал в патрицианской роскоши от самой страшной болезни XX века. Не он один, конечно. СПИД забрал Эрика Бруна и Хорхе Донна. В безумии окончили свои дни Спесивцева и Нижинский. Но он единственный, чей имидж увлекает массового зрителя не меньше, чем его искусство. Павлова? Умирающий лебедь. Нижинский? Фавн. Спесивцева? Жизель. Нуреев?.. Сам Нуреев. Гениальный танцовщик, чей образ в массовом сознании почти не ассоциируется с какой-то конкретной ролью. Скорее — с сотнями вещей. Или островом в Средиземном море, который он купил...

Приближаясь к нему, бесконечно путаются в его «оболочках». За всем этим словно видится лукавая улыбка насмешливого Рудольфа.

На выставке в «Доме Нащокина» он сам и не проступает. Только слепки, маски, отпечатки, «снятые» еще при жизни. Роскошный мусульманский ковер лежит надгробием на его могиле, как груда драгоценных камней. Такого памятника не было ни у кого. Рудольф и здесь преуспел. Танцевавший все, что хотел, покупавший все, что хотел, живший, где хотел. Разбираться с его пестрым «наследием» будут долго.

Фото М. Штейнбока