600 секунд о любви
Частная жизнь
— ...Только о женах не хочу говорить, — сказал Золотухин, предчувствуя, что ни о Трофимове в «Вишневом саде», ни о Самозванце в «Годунове», ни об императоре в «Павле Первом», ни о Высоцком речь не пойдет.
— Потому что, — пояснил он, — во-первых, все уже сказано-пересказано, а во-вторых, за шестьсот секунд, что остались до выхода на сцену, не успеть...
Значит — о любви. Потому что вся Таганка знает, что Золотухин — человек исключительно ранимой души и что в личной жизни, в общем-то, ему не слишком везет, хотя и он любит, и в него влюбляются — за характер, за глаза хорошие, за голос.
— Первая любовь... Это было в санатории, где я лежал, прикованный к постели. Мне не было еще и десяти... Влюбился в пышногрудую медсестру. Я был маленький, но очень сильно ее любил. И, конечно, хотел жениться. В медсестру был влюблен не только я: наверное, все мальчишки в палате, мои «сокроватники». Чтобы обратить на себя внимание и ей понравиться, я громко кричал, стараясь переорать всех. За это медсестра меня наказывала.
— Следующая любовь, должно быть, случилась в пионерском лагере?
— Точно! Девочка была из другого отряда — младше меня на два года. Главное, что звали ее потрясающе — Лора Китаева. Не Лара, а Лора!.. Звучит замечательно: «Ло-ра». Хотя в школе я был влюблен в Светлану Шмакову.
— Быть влюбленным и хотеть жениться — это разные вещи. На ком еще, кроме пышногрудой медработницы, вы хотели жениться?
— На Алле Осипенко. Это была сумасшедшая любовь! Представьте, балерина кировского театра! Ее партнер меня чуть не убил, хотя был младше Аллы Осипенко лет на пять, а я — на все десять... Ужас этой любви заключался в том, что в одно мгновение меня постигло жестокое разочарование.
Мы сидели в театре, разговаривали. А я старался смотреть в сторону. Потому что это была немыслимая разница — между той, что сидела рядом на стуле, и той, что танцевала на сцене Хозяйку Медной горы... Между теми ногами, которыми я восхищался, образом, от которого я сходил с ума, и... В общем, я молил Бога, чтобы быстрее прозвенел звонок, начался спектакль и это свидание закончилось.
— Понимаю... В седьмом классе, начитавшись Паустовского — на даче, когда ночь, горят свечи и ничего больше не существует, кроме «Разливов рек», — я собиралась выйти за него замуж, а когда узнала, что писатель давно умер, страшно страдала... А свою первую жену вы выбрали, тоже вдохновившись «образностью»?
— Нину Шацкую я выбрал по совершенно банальному признаку: она была самой красивой студенткой. Мы учились на одном курсе. Конечно, я пытался ей понравиться по принципу «от противного». В связи с тем что Нина регулярно прогуливала занятия, а я был секретарем комсомольской организации, председателем ученического совета и еще черт знает кем, я также регулярно писал на нее доносы, пытаясь призвать к дисциплине... Я не перевоспитал ее, зато на пятом курсе мы поженились.
... Золотухин называл Нину Зайчиком, писал о ней в своих дневниках, переписывал стихи Высоцкого, посвященные Шацкой: «Конец спектакля, можно напиваться!..» А потом: «У моего Зайчика жестокое сердце, или она делает вид, что это так. Говорю ей о том, что написал, а она: «Зачем этот бред сивой кобылы?»
И вдруг: «Отделился от жены. Перехожу на хозрасчет. Буду сам себя кормить. Чтобы не зависеть ни от чьего бзика. Теща отделилась по своей воле. А мне надоела временная жена, жена на один день. Я сам себе буду и жена, и мать, и кум, и сват. Не буду приезжать на обед, буду кормиться на стороне. Высоцкий смеется: «Чему ты расстраиваешься? У меня все пять лет так. Ни обеда, ни чистого белья, ни стираных носков. Господи, плюнь на все».
— Эта любовь длилась, длилась, а потом оказывается: тебя обманывали и любовь имитировали. По крайней мере последние четыре года. Это был страшнейший удар, который я перенес. Или еще не перенес...
— Не будем больше, раз вам больно. Давайте о других ваших женах.
— Ну что вы меня сразу под монастырь? Не так уж, кстати, и много было у меня жен... И вообще, пожалуйста, давайте не будем об этом.
— Ладно, не будем!.. Валерий Сергеевич, часто ли вы бываете в состоянии влюбленности?
— Постоянно. Это ж кухня актерская.
— Нет, влюбленности не в образ. А просто такое нормальное состояние: увидел красивую барышню — она идет, мужики шею сворачивают — и все, влюбился. Сейчас повешусь, если не оглянется.
— И это тоже! Но, как бы это сказать, бывает — красотка, а поговоришь — такая бестолковая, так с нею скучно... Все чувства пропадают.
— Признайтесь, несмотря ни на что вы все-таки немножко дамский угодник. И за собственной фигурой следите, чтобы, не дай бог, брюшко... Я понимаю, сейчас вы скажете, что это исключительно из-за актерской судьбы...
— Да, я боюсь поправиться! Встаю утром, первое — молитва, второе — весы. Мне за тридцать два года работы в театре ни одни штаны не перешили. Они сгнили, но их не перешили. Потому что фигура у меня осталась прежней.
— А слабо в кондитерской на спор съесть десять пирожных за полминуты?
Надо было видеть его глаза!
Конечно, он любит сладкое. Все добрые люди любят сладкое.
Лидия ДЕНИСЕНКОФото Л. Шерстенникова