Анатолий КОРОЛЕВ, писатель:
Отечественные записки
Приятельница нашей семьи стала жертвой нападения маньяка. Шла вечером домой от метро, а низкорослый плюгавый мерзавец набросился на нее в темном скверике у самого подъезда. Молча, не говоря ни слова, подонок стал наносить удары по голове молотком. «Я сразу поняла, что ему ничего не надо, он просто убивал меня. Меня спасла шапка, — рассказывала она. — Психопат понимал это, пытаясь сдернуть ее с головы. Крича, я упала от ударов на колени. Он сорвал шапку. Все — конец! Тут из подъезда вышла компания, и я была спасена».
По вредной привычке писателя все выпытывать до конца, я спросил, что жертва насилия испытывает там, у последней черты? И она откровенно ответила, что пережила странное чувство чуть ли не близости с этим психопатом, что-то вроде — это последний человек в моей жизни. И перестала чувствовать боль.
Одним словом, бытие человека задумано с таким странным расчетом, что в момент предчувствия конца срабатывает скрытый защитный механизм, который отключает и боль, и страх гибели.
Великий натуралист Давид Ливингстон рассказывает в своей книге о том, как однажды на него напал лев. Зверь внезапно выскочил из зарослей и, схватив Ливингстона за плечо, понес в чащу. При этом он резко встряхнул ношу: так кошка встряхивает пойманную мышь. И я, продолжает исследователь, внезапно испытал полное успокоение; я понимал, что лев сейчас сожрет мое тело, но не испытывал от этого ни боли, ни страха, ничего, кроме странного чувства полной прострации. Тут грянул выстрел, пуля ранила льва, и зверь бросил человека... Только тут Ливингстон испытал боль от зубов хищника и ужас всего пережитого.
Что из этого следует? А то, что все живое — пища друг для друга. И момент превращения живого существа в мясо лишен эмоций.
Леонид ФИЛАТОВ, актер:
Сегодняшняя ситуация очень жестко проверяет людей, и далеко не все выдерживают эту проверку. Вот почему друзей осталось немного. На первый план вышли деньги: кто-то становится бедней, кто-то богаче. Каждый стремится разбогатеть. Но даже не это плохо. Разделения выходят какие-то странные: делятся на правых и левых, русских и нерусских и тому подобное...
Александр ЗОРИН, поэт:
Это ли не завоевание демократии, не знак свободного волеизъявления: каждый волен носить, что он хочет? Нынче модно носить напоказ нательные крестики.
«Законы моды прихотливы», — сказал поэт. Ее зыбкие проявления связаны с глобальными причинами, как океанская зыбь с атмосферным давлением, рельефом океанского дна, тектоническими процессами... Словом, мода — это серьезно, и нательные крестики — следствие духовных веяний в обществе, пробуждающемся от повальной спячки.
Конечно, смущает порой дерзновенно-распахнутое декольте, в темном ущелье которого посверкивает золотое распятие. Или серебряные сережки в виде крестиков, болтающихся в ушах. Но если вспомнить, что на оборотной стороне каждого распятия написано «Спаси и сохрани», возникает надежда, что брелоки и брошки определенной модели не просто мишура, не самозабвенное желание вешать лапшу на уши, а еще не проявленная, тайная тяга к спасению. Ей, этой тяге, предстоит еще очищение в горниле третьей заповеди: не произноси Имя Господа всуе. За нарушение ее на заре библейской истории побивали камнями...
А по мне — носи чего твоей душе угодно. Только не возгордись, не кичись знаком отличия. Не залупайся, как говорили в нашей подворотне, где я постигал азы христианской нравственности.
Александр ШИРВИНДТ, артист:
Ценности материальные и духовные сейчас почти совместились. Я очень люблю старые вещи. Но не подумайте, будто я собираю антиквариат. Я храню вещи, которые касаются моей семьи, моих любимых людей. Например, когда-то бабушкина-мамина-папина, у меня до сих пор хранится старая кожаная сумка. Такие вещи становятся частью духовности.
Ольга КАБО, актриса:
В прошлом году я вновь пошла учиться: поступила на вечернее отделение исторического факультета МГУ. Специальность — искусствоведение. Нет-нет, актерскую профессию, которую очень люблю, менять не собираюсь. Просто вдруг наступил такой жизненный момент, когда остро ощутила недостаток знаний. Сейчас после репетиций и спектаклей с огромным удовольствием хожу на лекции, которые часто проходят в моих любимых музеях: Пушкинском, Третьяковке. Студенткой я оказалась прилежной. Зачеты сдала досрочно, в том числе и самый трудный — по философии. Учу языки: французский, английский, открываю для себя прелесть латыни. В какой-то степени это альтернатива моему любимому кино. Сейчас такая несчастливая полоса, что фильмов снимают мало, а те сценарии, которые мне предлагали, не вызвали у меня желания выйти на съемочную площадку.
Фото А. Басалаева