Где только не бывают в последнее время наши люди! В каких только отдаленных уголках! И по делу, и даже просто так... Вернее, наоборот, — и просто так, и по работе. Очередной автор «Непридуманных историй», очевидно, бывает в Юго-Восточной Азии не просто так. Потому что — часто и много. Настолько стала она ему родной. Отчего и философская лирика этих новелл (ностальгия, парадоксы и проч.) удачно соперничает в них с яркими картинками чужой жизни. Практически готовый сценарий. Только сюжета нет. Но это — пока...
Непридуманные истории
ДМИТРИЙ РЕУТ
ЛУННЫЙ КАЛЕНДАРЬ
Выгодное предложение
Дело было в одной из столиц Австралазии, как там модно теперь выражаться. Ко мне привязался моторикша с предложением «мэни лэйди массаж» и тащился целый квартал, поясняя жестами и подвываниями квалификацию и достоинства (свежесть! свежесть!) персонала. Я с интересом созерцал его актерское мастерство, а потом проронил, что в такую жару что-то не хочется. Тут он по-американски в отчаянии послал меня в задницу, сел на тротуар и заплакал. При среднем официальном заработке 25 долларов в месяц это понятно. Может быть, их семейному предприятию позарез нужны были эти 20 долларов? Или стало дорого продаваемое?
Что есть Добро? Что есть Благо? Темен Восток, да и Запад не светлее.
Границы полномочий
Пьяный писал кренделя по центральной улице Сайгона. В руках он держал белокурую куклу-голышку европейского образца в костюме Евы. Он обнимал свою даму, нежно целовал ее и всячески проявлял свои чувства.
Странной паре предстояло миновать Сингапурский банк. За ними уже издалека следил наметанный глаз охранника. Страж выплюнул жвачку, отвесил челюсть, чтобы подтянуть ремешок фуражки и поплотнее утвердить ее на служивом черепе. Рука поудобнее перехватила дубинку. Сладко заныли мускулы в ожидании момента, когда пьяный переступит линию, отделяющую общественный тротуар от территории под портиком банка. Там в воздухе плавает шелест купюр, шаги заглушает ковер и тихо поблескивают дверные ручки.
В сантиметре от черты пьяный сделал четкий поворот, перестал шататься и обошел священную территорию. То ли автопилот сработал, то ли не так уж он был пьян. Страж бесшумно выдохнул воздух, сдвинул на затылок фуражку. Двумя пальцами поднял жвачку и положил ее в урну.
А клоун скрылся в знойном мареве, продолжая пантомиму о неуместной любви забулдыги к кукле.
Остальной мир — это его арена.
Знамя
За доллар рикша отвез меня на Американский военный базар. Здесь продается все что угодно — по традиции вьетнамских базаров; название же он получил благодаря грудам старой военной амуниции.
На прилавках можно увидеть связки солдатских жетонов, снятых в свое время с трупов, удостоверения сгинувших личностей, каски, армейские ботинки, круглые монеты с квадратными дырками, обручальные кольца, перстни с черепами, фотографии недождавшихся невест, их письма, ночные прицелы, морские компасы, перочинные ножики фирмы «Барлоу», саперные лопатки, ордена Пурпурного Сердца, фляжки, позеленевших Бодхисатв, зажигалки из гильз и прочее трогательное Дерьмо Войны.
— What are you looking for? (что вы ищете?) — вдруг спросил пожилой продавец, уже несколько минут наблюдавший за мной из-под приспущенных век.
— Don't know, — растерялся я, — something unusual. (Не знаю, что-нибудь необычное).
...Он оглянулся по сторонам, не торопясь пошарашил под прилавком и выудил оттуда прошитое пулями знамя Вьетконга.
Тропикоз
Бананового городка, откуда доносится этот голос, может не найтись на вашей географической карте. Однако, взяв ее в руки, вы тотчас заметите к юго-востоку от Сайгона далеко выступающий в море мыс. На оконечности мыса, как известно, ставят маяк. Так вот, его свет виден из моего окна.
С Длинной Горы, подминая все живое, с медлительностью ночного кошмара валится на Вунг Тау тяжелая грозовая туча. Электрическое пюре нехотя обволакивает черепичную крышу старой королевской резиденции. В яростном шепоте водяных струй нет-нет да и долбанет землю созревший кокос, шлепнется на балкон летучая рыба.
Присели огни Ламшона с его «веселым» Сингапурским кварталом. За шаткими столиками питейного заведения мадам Чу застыли невнятные фигуры в позах абсолютного отчаяния. Говорят, в такие ночи просыпается Дракон Меконга.
Я лежу нагишом под высоким пологом из москитной сетки. Десять градусов северной широты. Двадцать девять градусов Цельсия. Тропическая Азия. Сезон дождей. На стенке — пробковый шлем.
Что значит — начитаться в детстве Киплинга.
Лунный календарь
— Сколько ему исполнилось? — спросил я, отваливаясь от праздничного стола.
— Если по-вашему, то тридцать девять, а по-нашему — пятьдесят восемь.
Очевидные пояснения опускаю.
Напоминаем, что конкурс киносценариев, объявленный студией Горького и «Огоньком» продолжается. Ждем ваших «непридуманных историй».
Фото М. Штейнбока