Постановщик спектакля Владимир Мирзоев предуведомляет публику, что, по его мнению, отношения героев имеют «фрейдистский подтекст», и «именно в этом пласте пьесы берет начало наша система образов». Тургенев по Фрейду — это обещает театр подчеркнуто эротический и вызывающий. Ожидания не будут обмануты, хотя ничего скандального в постановке нет: просто это современный театр — профессиональный, холодноватый, ироничный, эффектный.
Владимир Мирзоев двенадцать лет назад дебютировал в качестве режиссера на сцене «Ленкома». Потом занимался театральными исследованиями в «Мастерских СТД», затем уехал в Канаду. Вернувшись в Москву, он поставил в театре Станиславского «Хлестакова», который, получив довольно много негативных отзывов критики, неожиданно вызвал интерес у публики.
Вот уже третий сезон спектакль не слишком популярного театра собирает почти полные залы, причем без всякой специальной «раскрутки»: просто посмотревшие обычно рекомендуют его
«Две женщины» — черновое название известной пьесы Тургенева «Месяц в деревне» и сценической версии «Ленкома»
Марк Захаров: «Спектакль пока приняли в основном позитивно»
— Марк Анатольевич, зачем вы позвали Мирзоева в свой театр?
— Любой сильный режиссер — а я все-таки считаю себя сильным режиссером — испытывает интерес к другим театральным системам и к ярким индивидуальностям. Меня всегда интересовали поиски других, и у нас в театре ставили спектакли Андрей Тарковский, Анатолий Васильев (к сожалению, его спектакль до премьеры не дошел). Ну и кроме того: мне кажется для актеров полезно попробовать себя в другой эстетике.
— Именно Мирзоева вы еще в 87-м году выделили из довольно большой группы молодых режиссеров студии «Дебют», которую Михаил Шатров открыл при вашем театре. И дали ему для его первого спектакля свою сцену.
— Да, это был спектакль «Праздничный день». Не слишком удачный. Но я увидел, что Мирзоев безусловно талантливый человек, и ему нужен опыт, в том числе и отрицательный. Я по себе знаю, как много значит для режиссера возможность пробовать, у меня ведь тоже были неудачные спектакли — в основном в период студенческого театра, но и в Театре Сатиры тоже, да и потом... Через неудачи пройти очень полезно, даже необходимо. Как необходимо поэту пережить несчастную любовь.
— Потом вы следили за Мирзоевым?
— Не слишком. Он уехал в Канаду...
— Но «Хлестакова» вы видели?
— Да, и это сильный спектакль. Он вызывает много споров и, возможно, не всякая публика его примет. Но у него есть энергетика.
— Елена Шанина, сыгравшая главную роль в спектакле «Две женщины» — одна из ведущих актрис вашего театра. Но широкая публика ее знает мало.
— Для славы актеров очень важен кинематограф. Лена долгие годы была главной молодой героиней в нашей труппе, но снималась мало. Сейчас она переходит на возрастные роли, что для любой актрисы — период сложный. Конечно, я думал о ее судьбе, когда решался на мирзоевский проект.
— Собираетесь ли вы предложить Мирзоеву еще какую-нибудь работу?
— Почему бы и нет? Хотя пока ничего конкретного мы не обсуждали.
— А у вас нет ощущения, что несмотря на всю разницу стиля, вы с Мирзоевым родственные души?
— Пожалуй. В признании самым важным энергетического воздействия на публику, почти гипноза...
Владимир Мирзоев: «В эту пьесу Тургенев заложил свой опыт любви»
— Ну, как тебе «Ленком»? Что ты почувствовал, вернувшись взрослым в этот театр?
— Что у него — великолепно отлаженный театральный механизм. Очень сильные, тренированные актеры, прекрасно работающие цеха... Я давно не встречал ситуации, когда говоришь актеру: «На следующий день нужно знать текст», и он приходит с выученным текстом. Это достаточно фантастично для Москвы, где актеры учат текст на репетициях.
— Сколько вы репетировали?
— В общей сложности два с половиной месяца.
— Хореограф спектакля Ким Франк из Канады. Вы с ней познакомились там?
— Мы работали вместе в Канаде пять лет. Сделали дюжину спектаклей. Так что это моя компания: хореограф, художник Павел Каплевич, и вот появился композитор Андрей Щелыгин, очень мне интересный, я планирую с ним и дальше работать.
— Тебе бы хотелось иметь свой театр?
— Скорее свой коллектив. Театр Станиславского является для меня домом, дирекция до сих пор вполне лояльно относилась к нашим дурацким затеям. Но я там работаю с небольшой частью труппы, многофигурные пьесы плохо раскладываются, а заниматься только камерной работой мне не очень хочется.
— Ты нашел секрет успеха у публики?
— Я не думаю. Я не очень хочу идти на компромиссы. Я готов делать демократичный театр, но заниматься упрощением зрелища пока мне не хочется.
Мне очень нравится работать с новыми драматургами: Михаилом Угаровым, Еленой Греминой — ее пьесы становятся изощренней, интересней для меня, или вот молодой совсем Олег Богаев, получивший в этом году «Антибукера», меня просто изумляет своей зрелостью. Мне хотелось бы их ставить, но поиск подхода к этим пьесам, поиск языка, требует скорее лабораторной работы, чем постановочного размаха и расчета на кассу.
— Но «Две женщины» — это спектакль, сыгранный, скажем так, на московском Бродвее. Не соблазняет популярность такого рода?
— Конечно, приятно, что скрывать. Но то, что этот театр имеет свой миф, что он так «раскручен» — результат многолетней работы. Миф театра не создается в две секунды — это планомерная работа, нужна помощь телевидения и кино. Захаров этим совершенно сознательно занимался и теперь пожинает плоды.
Есть люди, которые любят работать со звездами, им нужна особая атмосфера вокруг спектакля, где играют известные актеры. Мне интересней раскрывать неизвестных людей, создавать звездные индивидуальности.
Я верю в актера, верю в его уникальную индивидуальность, в то, что он достоин лучшей участи.
— И получается? Приведи пример.
— Самый близкий — Максим Суханов. Это мой актер. Не только потому, что мы третий сезон работаем вместе, но и потому, что тот язык, что он использует как актер, адекватен тем способам, которыми я пытаюсь раскрыть ту или иную пьесу.
— А из тех актеров, с которыми ты работал в «Ленкоме», кто-нибудь показался более близким?
— Я бы не стал кого-то выделять. Все исполнители центральных ролей мне близки и интересны... Но вот если говорить о сюрпризах, то я был приятно удивлен Витей Раковым — это до такой степени гибкий и сильный актер — и Димой Марьяновым. Других я уже знал, а с этими знаком не был.
— «Эротический» подход к пьесе Тургенева был выбран тобой сознательно — для привлечения публики?
— Конечно, нет. Все есть у Тургенева — именно эта тема в пьесе и является главной. Действие крутится вокруг эротического влечения. И в атмосфере, и в абсолютно фрейдистской подкладке отношений...
— А вот об этом поподробнее. Что ты находишь фрейдистского у Тургенева?
— Например, история Натальи Петровны, которая рассказывает про своего отца. Он был явно доминантной личностью, которого она боялась и который сделал ее вечно инфантильной. И каждого своего нового любовника она переводит в разряд отца и ищет следующего.
— Тебе показалось интересным открыть Тургенева этим ключом?
— Это настолько явно заложено в тексте... Психология героев, видимо, очень связана с историей самого Тургенева и Полины Виардо, он вживлял в текст свой опыт, свои подсознательные страхи. Вся психическая материя пьесы не выдуманная — она очень жизненная.
— А что тебе интересно в театре?
— Ну это очень сложно. Я надеюсь, что я занимаюсь поэзией, то есть непосредственной трансляцией тех образов и ощущений, которые у меня возникают, через пьесу и актеров. Но театр — это и способ работы с обществом.
— Занимаясь театром, ты изучаешь общество или пытаешься на него воздействовать?
— Это процессы параллельные. Сейчас мы живем в мире, который не сформулирован — ни идеологически, ни политически, ни экономически. И формулировать что-либо логически бессмысленно. Сейчас скорее время поэта, который интуитивно дает перспективу обществу. Театр в этом смысле очень мобилен.
— А какое у тебя образование?
— Театральное. Я учился полгода в педагогическом, на факультете дефектологии, а потом окончил ГИТИС, отделение режиссеров цирка и эстрады, учился у Марка Местечкина, бывшего актера Мейерхольда.
— Наличие циркового опыта чувствуется. А ты работал в цирке?
— Делал только диплом. Я не могу находиться в цирке — у меня аллергия на животных.
На самом деле, если называть человека, который на меня реально повлиял в театре — то это Захаров. Хотя вся учеба происходила на «Праздничном дне», но редактура, которую он активно проводил тогда и наша двухнедельная работа за режиссерским столиком в четыре руки — это и была профессиональная школа, которая мне помогла сориентироваться.
— Откуда взялась идея тургеневского спектакля?
— Это была затея Елены Шаниной. Она хотела поработать вместе. Я предложил Тургенева, мне казалось, что это ее роль. Я, конечно, побаивался, потому что роль гигантская, материал сложный, она все время в центре — это роль для очень крупной актрисы. Лена довольно долго была в простое, родила ребенка, занималась его воспитанием, с театром не складывалось. Но мы решили рискнуть.
У Лены замечательная актерская гибкость, она умеет и думать и чувствовать. И я надеюсь, что для Лены с этой роли начнется новый этап.
— Ты собираешься продолжать свое наступление на московскую публику?
— Следующий сезон я хотел бы сделать лабораторным, мне кажется, что необходимо чередовать периоды выхода на публику с «заныриванием» в лабораторию и попытками исследовать границы собственного языка. Хотелось бы усидеть на двух стульях.
Фото М. Штейнбока