ИРИНА РОЗАНОВА: НЕЖЕЛАННОЕ ЧУДО, ПОЗДНИЙ РЕБЕНОК

Есть такое амплуа — женщина-жертва. Красота, которая обязательно должна быть поругана. Хрупкость, которая обязательно будет сломана. Этого амплуа вы не найдете в справочниках и учебниках по актерскому мастерству. С этой тайной в глазах женщина должна родиться.

В американском кино таких женщин почти что и не было — кроме, пожалуй, Джессики Ланг. Во французском или итальянском — несомненно, были. В нашем советском...

В нашем кино и в нашем театре такая актриса появилась. Ирина Розанова сыграла десятки ролей в кино и театре. Трагедийных, комедийных, жанровых. Но, увы, актрисой своего поколения так и не стала. Она появилась слишком поздно. Или слишком рано. Точнее всего будет сказать, она появилась — не во-время. «Актриса эпохи» пока не нужна. Нужна женщина-вамп, нужна сексапильная красотка, нужна «современная деловая». Типаж.

Она несла и несет в себе нечто гораздо большее — тайну женщины-жертвы, тайну обреченной и чувственной красоты.

Сегодня мы говорим с ней как с обычной актрисой: роли, актерское самоощущение, творческие планы, уход из любимого театра.

А ощущение при этом — трагическое. При полной благополучности ее сегодняшней судьбы, при женском и творческом расцвете этой первой красавицы нашего экрана Ирину Розанову сегодня только чуть-чуть начинает узнавать та аудитория, для которой она работает все эти годы.

Она сыграла Настасью Филипповну в огромном, протянувшемся на три вечера спектакле на Малой Бронной по «Идиоту» Достоевского. Выдающаяся, неожиданная, яростная работа. Но сегодня главный режиссер Сергей Женовач ушел из театра с группой актеров — и этой Настасьи Филипповны вы больше не увидите. Она сыграла абсолютно сумасшедшую роль в «Мелком бесе» Николая Досталя — развращенную, циничную грубую, хамскую женщину, при этом непостижимо сохраняющую внутреннюю нежность и беззащитность. Этот фильм один раз показали по телевизору. И больше вы его нигде не увидите.

Сегодня она честно работает в отечественном сериале «Петербургские тайны». В скудных декорациях, зажатая рамками бедной постановки, ходит из угла в угол, пытаясь донести до зрителя теплоту своего голоса. Ее театральные поклонники (особенно мужчины) с ужасом ждут начала следующего сезона — неужели Розановой не будет на сцене?

О своей личной жизни она говорить отказалась. А что говорить, если все хорошо?

Все хорошо. Все хорошо. Все хорошо...

Место действия: грим-уборная Театра на Малой Бронной.

Время действия: конец апреля этого года.

— В далекие годы, когда вас на свете еще не было, фильм «Кубанские казаки» — откровенная сказка — считался шедевром. «Дети понедельника», — тоже сказка, но почему (может оттого, что она не такая откровенно наивная) нет тех восторженных чувств?
— Старое кино — особая тема. Я вчера смотрела свой любимый фильм, наверное, уже в двадцатый раз, — «Приходите завтра», я обожаю эту картину. Да, зритель был доверчивее, сейчас он циничен.

— Может, оттого, что мы циники, у нас и не получается такого искреннего кино?
— У нас сейчас героя нет. Кто у нас герой?

— Мне нравится, что вы у меня это спрашиваете. В свое время Константин Симонов написал очерк о юноше, который спасал колхозное поле от пожара, а сам погиб. Стоило ли колхозное поле жизни молодого человека? Сейчас у нас один ответ: нет. Талантом Симонова тогда ответ был другой. Впрочем, вы вряд ли знаете эту историю.
— Отлично знаю. Мальчик был с моей родины, рязанский.

Может, не героя нам не хватает. Может, я не так сказала. Но только сейчас общечеловеческие нормы опять начинают волновать людей. Разрешено снимать все, но по большому счету, ни у кого ничего не получается. Но мне кажется, в основном всем хочется подняться, есть такая тенденция, всем хочется выбраться, выбраться, выбраться... к сказке, к свету.

— «Петербургские тайны». Более или менее приличный литературный материал. Есть интрига, в ней действуют родные российские люди, говорят без переводчика, в отличие от мексиканского сериала. Но у меня такое впечатление, что популярность мексиканских мыльных опер немного сползла вниз, но и наш сериал где-то в этом же ряду.
— Для меня «Петербургские тайны» — чистая картина и, по моим наблюдениям, пользующаяся у зрителей гораздо большим интересом, чем «Роковое влечение», например. Да, многое в ней несовершенно, все собиралось по крохам, начиная с костюмов. Я думаю, результат оказался бы значительно выше, если б была возможность снимать в хороших интерьерах, с приличным светом, с нескольких камер, после нескольких репетиций, с приличным озвучанием.

— Актерская профессия предполагает некоторое сумасшествие...
— Да, этот диагноз, бесспорен.

— В чем он выражается для вас?
— Актерское сумасшествие должно контролироваться — человек должен уметь воспитывать себя в профессии. Либо он поддается и доводит себя до психопатства (я не говорю о крайностях), либо он себя держит и не идет на поводу у зависти, не доходит до раздрыга.

— Я вот что имел в виду, говоря о сумасшествии: находясь «в образе», переносите ли вы его на жизнь вне сцены?
— Зачем же домашних обижать, они же не виноваты, что я артистка. Впрочем, немного найдется таких камикадзе, которые согласны связать свою жизнь с актрисой. Нет, я не белоручка, и все в семье делаю, но для меня это менее важно, чем работа.

Работа не дает отвлечься — если начинаешь плакать, просто, по-женски, то вдруг включается подсознание: «Ага, как это происходит внешне». Что вы у артиста спрашиваете? Красиво и правильно рассуждающий артист — это беда.

— А мне сказали, что вы — умная женщина.
— Я? Нет, глупости. Я — рязанская, провинциальная.

— Скажите, вот этот взгляд на себя со стороны, с ним актер рождается?
— Человек рождается с диагнозом: артист или не артист. Не бывает хороших или плохих, на мой взгляд, актеров. Бывают нереализованные, нераскрытые, недосказанные.

У меня как-то старшая племянница изъявила желание стать актрисой. Бабушка артистка, тетя артистка. Она попыталась, но у нее совсем другая природа. Окончила в итоге университет, преподает английский. Но когда я ее привела в театральный, к своим друзьям, чтобы ее послушали, у меня была пляска святого Вита — я не знала, куда деть руки, меня трясло, а она сидела совершенно спокойная и говорила: какие тут люди ходят странные. Ей хотелось стать актрисой, но, как для большинства девочек, — обложкой в журнале. И мне кажется, человек рождается с этой природой, с этим диагнозом.

— Я знаю много случаев, когда успешно начатая карьера благополучно прерывалась успешным замужеством, удачным бизнесом...
— Значит, неправильно был поставлен диагноз, вылечиться от этого невозможно.

— Раньше актрисы были сексуальными символами страны. Люди покупали и развешивали их фотографии. В них влюблялись солдаты, им писали письма заключенные. Мне кажется или сейчас нет актрисы, в которую поголовно влюбляются?
— По-моему, в наше время на эту «должность» кого-то назначают. Нет сегодня на это настроения, маловато радости. Символы в большей части переместились на эстраду. Я не могла приехать к началу премьеры «Дети понедельника» в Доме кино, подъехала позже, выхожу из машины, рядом останавливается джип, а оттуда: «Зайка, ты такая клевая, базара нет. Просто класс!». Трудно себе представить, чтобы так могли обратиться к молодой Марине Ладыниной.

Место действия: кафе «Кот Бегемот» в Спиридоньевском переулке («Театр на Малой Бронной» за углом).

Время действия: через неделю после ухода Розановой и ее друзей из театра.

— В чем же суть конфликта? Действительно ли Женовач работал только со своими?
— Это неправда. Сергей работал с той частью труппы, в которой, наверное, его душа наиболее проявлялась. Мы внутри «нашей» компании тоже бываем недовольны, а нам еще сложнее. Сохранить и дружбу и работу — это совсем не просто. Мне хотелось сыграть в «Короле Лире» Корделию. Очень хотелось. Надоело в каждой стерве искать человеческое. Но ее сыграла другая. Несмотря на то что мы с Сергеем дружим. Есть в нашем деле вещи, которые выше дружбы.

А борьба артистов — «мне не дают ролей, меня не используют» — она бессмысленная. «Вы меня не любите?!» — «Да, я вас не люблю». К кому претензии? Копить и таить обиды — это путь гибельный, он разрушает человека в любой профессии.

— А о своем будущем после ухода из театра вы думали?
— Я знаю, что существует мнение, что у меня есть кино, есть богатый муж и, следовательно, нет проблем. Но кино — сегодня есть, а завтра нет. Кино — это не та профессия, которой бы я хотела заниматься. Тем более что идут такие разговоры: «Она похудела, она потеряла свой имидж». Кино приводит к стереотипам.

Мы будем пытаться создать что-то свое. Для меня важно то, ради чего мы десять лет назад собрались вместе, ради чего существуем.

На фото:

• Для сегодняшнего актера работа в кино — всегда праздник. За эту работу почти не платят, зрители ее почти не видят. Но это не страшно. Лишь бы камера снимала! А там посмотрим...
• Актер — это диагноз. Актерское сумасшествие — нормальная вещь. Но только не дома, где тебя все любят.
• Я хорошо чувствую партнера, если от него исходит какая-то сила, какая-то энергия...
• Зачем же домашних обижать, они же не виноваты, что я артистка. Впрочем, немного найдется таких камикадзе, которые согласны связать свою жизнь с актрисой. Нет, я не белоручка, и все в семье делаю, но для меня это менее важно, чем работа.
• Кино — это не та профессия, которой я бы хотела заниматься. Другое дело — театр...
• Здесь мой загородный дом. Здесь мой муж, моя семья. Здесь я чувствую себя хорошо.

Фото Р. Герасименкова, И. Гневашева, В. Горячева, Л. Шерстенникова, Р. Юнисова