Эти слова я выписал после поездки в Воронеж, где воочию увидел примету наших дней: российские мафиози из стриженных громил постепенно превращаются в респектабельных бизнесменов.
...Воронеж, ранняя осень 1996 года, поздний вечер. Разговор с глазу на глаз с начальником управления ФСБ генерал-майором Кулаковым. С Владимиром Григорьевичем знаком я давно, отношения добрые, доверительные настолько, насколько позволяет его молчаливая служба. Сейчас чувствую — ему надо выговориться, слишком тяжел удар и по его офицерам, и по нему самому.
Продолжение разговора
Так говорил дон Корлеоне в «Крестном отце» Марио Пьюзо
Генерал вспоминает, с каким восторгом два года назад, в августе 94-го мои московские коллеги писали, как в Воронеже в одночасье взяли опаснейшую банду — от главарей до рядовых боевиков. От нее пострадали десятки людей — одних убивали и травили, других по нескольку недель держали в собственной тюрьме и пытали едва не до смерти. Простой люд должен был расстаться с квартирой, коммерсанты — со всем нажитым капиталом. Не сопротивлялся никто. И не жаловался — страшно.
Судя по газетам, с победой надо было поздравлять милицию и прокуратуру — могут, умеют бороться с бандитами.
Теперь слышу:
— Банду вычислили и взяли офицеры управления ФСБ, чего уж теперь темнить. Причина простая — на этих подонков работал оперуполномоченный РУОПа Юрий Попов.
Кулаков держит паузу, медленно курит и говорит с непривычной для него жесткостью и даже злостью:
— Буквально вчера все обвиняемые были выпущены на свободу. Дело лопнуло.
Тут же я узнал, что судья Коминтерновского райсуда Воронежа Гончарова после пяти месяцев более чем громкого процесса вынесла не приговор, а весьма любопытное определение. Из него следовало, что руководитель оперативно-следственной группы Назаров Искандер Мугбил-оглы неожиданно оказался иностранцем — гражданином Азербайджана, неведомо как попавшим на службу в прокуратуру Воронежа. А раз так, то и все следствие, им проведенное, для российского правосудия не значит ровным счетом ничего, и дело должно быть возвращено для дополнительного расследования. Что же касается обвиняемых, то держать их более за решеткой уже никак нельзя, и так просидели два года с лишним.
Офицеры ФСБ, чертыхаясь, говорили мне, что после таких сюрпризов заново проводить следствие и новое судебное разбирательство бессмысленно и глупо: подтвердить вину обвиняемой в бандитизме братвы уже нечем, а вчерашние узники не такие дураки, чтобы покорно дожидаться нового суда — ищи теперь ветра в поле. Да и кому теперь искать — ФСБ свое дело сделала, а на милицию надежды мало.
Услышанного было вполне достаточно, чтобы я написал статью, полную отчаяния и мрачных прогнозов. («Пытка», «Огонек» № 44, 1996 г.) Я был уверен, что десять человек, только что обвиняемых в бандитизме, свое ремесло продолжат, а свидетелям заткнут глотки в прямом и в переносном смысле.
Ряд воронежских газет статью мою перепечатали, и город впал в тихую панику: кто под бандитским прицелом теперь?
В последних днях июня я снова приехал в Воронеж, снова беседовал и с генералом Кулаковым, и с его офицерами. Любопытство мое, как можно догадаться, все то же: как все-таки воронежская Фемида выбралась из той ловушки, в которую сама себя и загнала? Состоялся ли новый процесс, который позволил уже не по подозрениям, а по приговору назвать отловленных ФСБ злодеев бандитами и навесить каждому хотя бы по десять лет заключения? И был ли я прав, когда предрекал от выпущенной на волю братвы новые преступления?
Заместитель начальника отдела экономической контрразведки Александр Сергеевич, опекавший меня в прошлый приезд, на каждый из этих вопросов ответил подробно. Да, ошибиться мне было трудно: свидетелей братва запугала всерьез, почти никто из них своих прежних показаний не подтвердил. Суд состоялся после десятимесячного перерыва, в июне 1997 года и походил на фарс: любой эпизод обвинения с легкостью отметался защитой: ни свидетелей, ни доказательств. А потому и приговор был до смешного милостив: братья Куликовы, Шитов, Барков, Никольский, Дурукин, Иванов, Роднищев, Москалев, Сайгушкин получили каждый по два года лишения свободы — ровно столько, сколько они уже отсидели на предварительном и судебном следствии. А раз так, то вся десятка весьма элегантно одетых мужчин с гордостью вышла из решетчатой клетки и под аплодисменты забивших зал бритоголовых сподвижников отправилась по домам.
Мне любопытно: чем эти господа занимались прошедший после судейских передряг год?
— За все это время наши бывшие фигуранты не дали ни малейшего оперативного повода для беспокойства, — сказал мне Александр Сергеевич. — Все где-то работают. По крайней мере двое — Шитов и Барков — имеют свой бизнес, у первого — весьма приличный магазин, у второго — фирма. Знаем: доходы у них высокие, налоги платят исправно и немалые.
Старший опер, просивший называть себя Олегом, занимался группировкой, которую так и не признали преступной, с 94-го года, всех своих подопечных знает досконально, особенно Шитова — его считали самой крупной фигурой.
— Олег, — спрашиваю его я, — давай о Шитове. Не так давно вы считали его ужас каким злодеем, ты сам рассказывал, что операцию по задержанию группировки у вас называли боевой, а до этого были бог знает какие заморочки с оперативным обеспечением — и вдруг... И вдруг тот же Шитов нынче законопослушный бизнесмен и добропорядочный гражданин? Кто это его так, как недавно говаривали, образцово перевоспитал?
Олег морщится, смотрит на меня чуть насмешливо, в полемику явно влезать не намерен. И все-таки слышу:
— Насчет добропорядочности помолчим, хорошо? А законопослушность... Тот же Шитов просто понял, дошло до него: не почитать закон — страшно. Хотя бы потому, что есть мы — госбезопасность. Вы попросите генерала — если разрешит, я расскажу, как мы отслеживали каждый шаг этой группировки, как каждого из них брали, как они потом балдели от следователя: вот ваш разговор с таким-то, вот одна встреча, вот вторая, вот третья — все записано, все отснято — колпак! Не страшно? Не боязно? Еще как!
«Совершенно секретно. ДОП № 13»
Генерал разрешил, и мне показали папку, которую я видел впервые. Обложка украшена грозной надписью, оставшейся с былых времен: КГБ СССР. Название многострадального ведомства исправляли от руки: МБ, ФСК и, наконец, ФСБ. В правом верхнем углу: «Совершенно секретно». Чуть ниже, посредине, крупным шрифтом: «ДОП №13».
Объясняю: ДОП — это дело оперативной проверки на какого-нибудь гражданина, вызвавшего очень и очень серьезные подозрения у спецслужб. Завести ДОП может оперуполномоченный, начальник управления его утверждает и идет за санкцией к судье. Теперь все законно: можно подозрительного гражданина посадить «под колпак» — снимать его где угодно на видео, прослушивать телефонные переговоры, перлюстрировать письма, следить за каждым его шагом с помощью наружного наблюдения. Могу заверить: как только ДОП дозволено судьей, от всевидящего ока ФСБ спрятаться просто немыслимо.
Каждая бумажка в деле пишется в одном экземпляре, в руках ее держат два-три человека. Если я буду цитировать, то очень осторожно: не дай Бог хоть как-то приоткрыть информатора (агента), который контрразведке помогал.
Теперь конкретнее: 1 июля 1994 года старший оперуполномоченный УФСБ по Воронежу и Воронежской области майор Ф. выносит постановление: «Завести дело оперативной проверки №13 с окраской «Преступные формирования», присвоив условное наименование «ДИКИЕ». Из многочисленных спецсообщений ясно: в городе действует хорошо организованная банда со своими стратегами, разведкой и контрразведкой, исполнителями и боевиками. Верховодам присваивают клички — Делец и Умный. Подлинных фамилий их я не назову: помните, что суд признал всех в бандитизме безвинными? Вот запись их разговора в городском парке:
Умный:
— Вовку Кожемякина вчера чуть не урыли: сперва пилой поработали, потом в сортире топили. Теперь порядок: отдал чек на 25 лимонов и еще 4 лимона наличкой.
Делец:
— Теперь работайте с Макаровым — пусть фирму на нас перепишет. Потом Власов — квартиру должен отдать нам. С ним не цацкаться, можно и замочить.
Таких разговоров, съемок — десятки.
9 августа 1994 года генерал Куликов, начитавшись об этих кошмарах, собрал своих заместителей: «Брать их всех!»
Подполковник, которого я ранее называл Александром Сергеевичем, рассказывает:
— 11 августа, в 5.30 утра нас разбили на группы, старшим вручили запечатанные конверты. Вскрыли их, как только отъехали от управления — фигурантов надо было взять в пятнадцати точках. Уже к 6 утра пошли доклады: есть захват. Всех брали тихо, без воплей и стрельбы, ласково: госбезопасность! Все были в обалдении, в шоке, в ужасе — как на них вышли при такой конспирации, такой охране, такой осторожности, таком верном помощнике из РУОПа?
Вывод из его рассказа я делаю такой: уголовники только тогда чтут закон, когда на собственной шкуре чувствуют его сокрушающую власть — урок покорности в нашем случае им преподали офицеры ФСБ. Остается один вопрос: надолго ли?
Г-н Шитов владеет сегодня магазином «Тиккурила». Я подъехал к нему с майором, которого зовут Олег. Он был старшим группы, которая потревожила сон нынешнего бизнесмена ранним августовским утром четыре года назад. Так что знакомство давнее.
Олег мне посоветовал магазин навестить, но с хозяином не откровенничать: юридически он перед законом чист, о чем нам тогда говорить? Тем более что сам Олег к своему бывшему фигуранту нет-нет да и наведается. И о чем у них были беседы, обещал мне рассказать.
Подъехали. Над входом надпись: «Лаки, краски, автомобильные эмали. Настоящее финское качество». После уличной жарищи в магазине веет приятной прохладой, здесь евроремонт с милым и роскошным дизайном, полки заставлены бутылями и канистрами с иноземными этикетками. Продавцы сплошь крепкие ребята с модными прическами и в не менее модных костюмах. Встретят мой взгляд — улыбаются.
В машине Олег вспоминает, как Шитов в одной из бесед жарко уверял как бы не столько его, сколько самого себя: быть нормальным, порядочным человеком — выгодно. И Барков, его давний друг и фирмач, так считает, и многие другие ребята. Выгода эта не только в деньгах, а в душевном покое и доме, который, наконец, обрел. В мечтаниях, что бизнес его приумножится, дети подрастут и поедут учиться в Оксфорд.
И Олег, и другие офицеры, с которыми я долго беседовал о подобных метаморфозах нашего криминалитета, умиляться не склонны, но и от полного недоверия далеки. Смотрите, говорили они, от кого больше всего страдают наши сограждане — мелкие предприниматели, просто владельцы приличных квартир? От «диких» — тех уголовников, которые каждый рубль добывают пистолетом, ножом, удавкой, другого способа заиметь деньги им знать не дано. Об «отморозках», которые могут убить человека ради пачки сигарет, уже не говорю — эти еще страшнее и омерзительнее.
А потому беру на себя смелость полагать, что превращение вчерашних «диких» в респектабельных бизнесменов для рядового обывателя — процесс полезный: эти господа могут устраивать побоища друг с другом, оттяпывая для себя кусок пожирнее, могут, наконец, успешно дурить налоговиков и городскую администрацию с их зачастую дурацкими уложениями, но пистолет под нос прохожему уже не сунут — выгода не та. Мы здесь далеко не оригинальны — точь-в-точь такое же происходило и происходит в криминальном мире и Америки, и Италии, и многих других стран, которые мы привыкли называть цивилизованными.
А для большего нашего спокойствия нужно еще одно: деликатный и постоянный интерес к господам, которым когда-то приходилось пристегивать наручники. Чем плотнее будет над каждым из них колпак спецслужб, тем меньше будет посещать их бес-искуситель. Тут уже вообще прописная истина — где органы правопорядка держат ситуацию под контролем — там этот порядок и есть. А значит, и первые признаки стабильности, о которой мы так прекраснодушно мечтаем.
Во всяком случае, мой майор Олег господина Шитова не забывает и проведывает. Зря, что ли, хозяин каждого встречного приглашает заходить еще раз и уверяет, что будет этому рад?
Георгий РОЖНОВНа фото:
- Майкл Корлеоне (Аль Пачино в фильме «Крестный отец»): «Семья Корлеоне перейдет на совершенно легальное положение».
- «Пусть наши дети станут врачами, учителями, музыкантами».
Фото «Совэкспортфильм»