1925
«ВЕЛИКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ»
«Обогащайтесь!» — призвал Бухарин, и предприимчивые граждане страны Советов принялись всеми возможными способами зарабатывать деньги. В Москве — вдоль Охотного ряда, на Сухаревке и на Садовой — возникли многочисленные рынки. Там продавалось все, что можно было надеть и обуть, поставить на комод, повесить на стену, спрятать в шкаф или сундук. Всеми этими, как говорил Андроников, «флакончиками из-под духов и футлярчиками из-под флакончиков из-под духов» торговали «бывшие», коротавшие время, переговариваясь друг с другом по-французски, вспоминая былое в ожидании покупателей...
За серьезную торговлю взялись профессионалы: бывший суконщик торговал кожей, галантерейщик, не ведая сомнений, принимался продавать электрическую арматуру или открывал контору по установке в квартирах граждан раковин. «Торгуют всем, — записал в своем дневнике один из очевидцев тех событий, — мануфактурой, сырьем, химическими товарами, гвоздями — что подвернется. Пользуются кредитом Госбанка. Капитала не имеют, но делают миллиардные обороты».
Все понимали, что «праздник» долго не продлится. Поэтому полученные кредиты отдавать государству не спешили, как и не торопились платить налоги, благо, контролировать оборот денег государство просто не успевало. Капиталы предпочитали вкладывать в золото, валюту и драгоценности. Правда, это было делом рискованным — большевики, разрешив гражданам обогащаться, «забыли» отменить декрет о конфискации ценностей, изданный сразу после революции. Как сообщали «Известия», в начале 1925 года органами ОГПУ было арестовано около тысячи нэпманов — биржевых дельцов, владельцев ресторанов и игорных домов, все они «подвергнуты административной ссылке с отобранием имущества, их квартиры со всей обстановкой отданы в пользование пролетариата».
Состоятельные люди нанимали маклеров, которые за определенный процент скупали для них золотые ложечки, брошки, царские монеты. Среди маклеров было немало бывших офицеров, которые из принципа не хотели поступать на службу, предпочитая заниматься этим весьма небезопасным делом. «Мы в свое время присягали императору, — говорили они, — а советской власти служить не хотим».
Кроме золота, кто мог, запасал валюту, и в первую очередь, наиболее твердую — американские доллары. Во времена нэпа иностранцев с каждым годом приезжало все больше: они получали предприятия в концессию, англичане — золотые прииски в Якутии, американцы — марганцевые рудники на Кавказе и карандашную фабрику в Москве. Заграничные гости были людьми на удивление законопослушными. Поначалу они пугались, когда у входа в банк перед ними возникал некто и на ломаном английском предлагал поменять валюту. Потом, немного осмотревшись и пообвыкнув, они постигали удивительные законы социалистической экономики, по которым доллары было выгоднее менять у спекулянта за углом, а не в государственном банке.
Скупали и продавали валюту на Ильинке, возле здания биржи. Почти каждый день там можно было наблюдать, как несколько темных фигур без видимого дела бродят по площади. «Беру доллары», — таинственно шепчет один, «Даю доллары», — бормочет другой. Казалось, чего проще — подойти друг к другу и поменять! Но, нет. Ходили туда-сюда и продолжали шептать, пугаясь собственной тени.
...Пройдет совсем немного времени, и сажать начнут не только за скупку и хранение валюты, но и за одно только знакомство с иностранцами. В конце 20-х появится такой анекдот. Следователь на допросе спрашивает арестованную даму:
— Были ли у вас сношения с иностранцами?
— Только один раз, в Одессе, с греком, — краснея, отвечает она...
Екатерина САФОНОВАНа фото: 1925 год. Фининспектор опечатывает магазин злостного неплательщика налогов.
На фото из Российского государственного архива кинофотодокументов: 1925 год. Норвежский корреспондент газеты «Социал-демократ» (на мотоцикле) среди делегатов III Всесоюзного съезда Советов. Москва.
Фотография Юры Завадского обошла в 1925 году все журналы и газеты. «Ребенок приехал в детский санаторий в Сухум как туберкулезный больной и сразу обратил на себя внимание своими выступлениями на митингах, декламируя революционные стихи, — писал «Огонек». — Не по летам развитой «октябренок» не раз склонял неорганизованную детвору к вступлению в пионерские отряды...»
Надо думать, впоследствии талантливый Юра сумел сделать карьеру...
Под конвоем ведут на суд инженеров Днепровского металлургического завода. Все они, как гласит обвинительное заключение, «выполняли приказ бывших владельцев и старались сохранить завод и квалифицированную рабочую силу». Естественно, коварный заговор бывших «спецов» был раскрыт. Состоялся показательный процесс. Двадцать человек приговорили к различным срокам заключения.
Упитанный человек в левом углу снимка — Демьян Бедный. «Великий пролетарский поэт» приглашен в качестве почетного гостя на Первый Всесоюзный съезд сельских корреспондентов. Со стены пристально взирает на собравшихся вождь мирового пролетариата. После его кончины образ «Старшего Брата» в СССР — повсюду: в яслях и школах, на стенах домов и в клубах. «Трудящиеся» должны помнить: «Ленин всегда живой!»
...Еще одна героиня Страны Советов — узбечка Шамсия-Ой. Муж избил ее поленом за то, что она пересолила щи. При царизме, возможно, это сошло бы ему с рук, но справедливый советский суд внимательно изучил обстоятельства дела и приговорил злодея к двум годам исправительных работ. Отважная жена, узнав об этом, заявила, что теперь ее будут звать просто Шамсия безо всяких там, унижающих достоинство женщины Востока, приставок «Ой».
Умерла великая актриса Гликерия Николаевна Федотова, много лет выступавшая на сцене Малого театра. Хоронили ее со всеми подобающими почестями, несмотря на то, что Советскую власть актриса жгуче ненавидела и чувств своих не скрывала. Однажды заметив, что кошка оставила клок шерсти на платье кого-то из гостей, Гликерия Николаевна заявила во всеуслышание: «Надо же! Это только при большевиках могли завестись такие линючие кошки!»