ДЕДУШКА ЛЕНЯ

Передачи «Намедни 1961--1991. Наша эра» ушли в историю и, как сказал автор этого документального цикла НТВ Леонид Парфенов, началась новая эра. В этой эре для многих телезрителей Парфенов стал некоей константой, эталоном, по которому можно, как оказалось, сверять свои воспоминания. К тому же его имя стало синонимом вкуса, элегантности. Поэтому захотелось рассмотреть преуспевающего журналиста поближе, потрогать — из чего сделан, послушать — что говорит, когда не работает, полюбопытствовать — что ест и пьет...

Каждую субботу на ночь он нам рассказывал добрую сказку...

АЗБУКА ПАРФЕНОВА

АВТОМОБИЛЬ. Предпочитаю ездить на заднем сиденье. Водительского азарта у меня нет. Я вполне доверяю человеку, который меня везет, он профессионал в своем деле. Зато в дороге я могу использовать это время, чтобы подумать, просмотреть газеты.

ВНЕШНОСТЬ. Сложения я далеко не атлетического и страшно сутулюсь. У лифта телецентра и минуты простоять нельзя, чтобы кто-то не подошел и не стукнул по спине, мол, выпрямись, старик. При записи программы меня все дружно выпрямляют. Правда, один раз, когда мы снимали в Беловежской Пуще комментарий для серии про 91-й год, этого не произошло. Я кормил зубра с рук в своей естественной позе, почти пополам согнувшись, и объяснял, как три мужика — Ельцин, Кравчук и Шушкевич зашли в лес и отменили там Советский Союз. А вокруг все подшучивали: вот теперь в кадре можно и сгорбиться.

ВОСПИТАНИЕ. При моей занятости мне хочется верить, что воспитываю своих детей собственным примером. Когда я дома, стараюсь быть с ними — это потребность. К сожалению, Москва — это не место для прогулок с детьми. Правда, есть тихий центр. У меня существует даже теория на этот счет. Гулять с детьми можно только по переулкам, где нет разметки. Можно идти по середине улицы, можно поперек или зигзагами. Эти переулки — для людей.

ГУРМАН. Хорошо поесть — это одна из радостей человеческой жизни. Моей тоже. Хотя никогда не испытываю чувство голода, ем довольно мало, к удивлению многих. Мясу предпочитаю хорошую рыбу. Очень люблю фрукты. К спиртному совершенно равнодушен. Могу с удовольствием выпить хорошего французского или итальянского красного вина. Любимый ресторан — рыбный ресторан «Сирена», там мне нравятся и дизайн, и кухня, и обслуживание. Прихожу туда и с семьей, и на деловые встречи.

КРИТЕРИИ. Всегда боишься ошибиться по причине собственного субъективизма. Мне-то нравится, а вдруг другим нет?.. В Череповце я чувствовал, что мой друг Саша Башлачев делает потрясающие, классные вещи, но оценить, что он делает настоящую, по гамбургскому счету музыку, не мог. Для этого нужен был Артем Троицкий, который приехал к нам в Череповец и сказал: «П-по-е-ехали в-в-в М-москву, т-такого там еще н-не вии-идели».

КРИТИКА. Честно говоря, мне не особенно нужны чьи-либо оценки. Я всегда ощущал себя независимым человеком. Одному нравится одно, другому — другое, а белым медведям не нравится, что нет айсберга... Одно время я огорчался, когда читал глупость о себе, а теперь мне все равно. Конечно, есть круг людей, чьи мнения для меня что-то значат, кто может оценить мою работу по достоинству.

ОТДЫХ. Два раза в год стараюсь куда-нибудь уезжать к морю. Для меня самый лучший отдых, когда я ем, сплю и валяюсь на пляже. Еще прекрасно себя чувствую на даче, которой мы недавно обзавелись. Там я писал последние намеднивские серии.

ПАМЯТЬ. Ничего особенного в моей памяти нет. Я многие вещи забываю. По-моему, люди вообще не очень внимательны и не дают себе труда вспомнить что-либо. Как это у Жванецкого: «ничего не помню — забыть не могу». Это как жирафа увидеть — один раз увидишь и никогда не забудешь...Когда готовили сюжет про 73-й, о перевороте в Чили, и вдруг всплыло: «...Больно гитаре — песню убили...» памяти Виктора Хары. Никогда не пел эту песню и не заучивал специально, просто я забыть не могу. Потом я вынужден все говорить по памяти, потому что не ношу очки, с полуметра ничего не вижу и не пользуюсь телесуфлером.

ПИДЖАК. У меня пиджаков штук двенадцать, но я к ним довольно равнодушен. В некотором смысле я — лицо программы, а потому все, и одежда ведущего в том числе, должно соответствовать ее стилю. Телевидение не только информирует, но и развивает вкус. Вообще из одежды больше всего люблю джинсы и свитер. Но для всяких званых приемов, торжеств, конечно же, смокинг. Мне нравится это ощущение: чисто вымытые волосы, чисто выбритые щеки, любимый парфюм, прохладная выглаженная рубашка, хорошо сшитый костюм и таким «после душа» выйти на улицу.

ПОПУЛЯРНОСТЬ. 1991 год, талонная система ценностей. Я стою со своими талонами на сахар в большущей очереди и читаю газету. Как всегда, нашлись добрые люди, которые стали эту очередь регулировать. Вдруг слышу: «Нет, гражданка, вы тут не стояли. Сначала вон тот мужчина, потом дама в шапке, потом «намедня», а потом уж вы». Это было ужасно смешно, особенно при трудностях склонения этого странного слова «намедни». А недавно выходим из Лужников, после какого-то телевизионно-спортивного праздника. Холод просто страшный. Посмотрели в витринах киосков, что поприличней, и купили водку «Абсолют». Сделали по глотку, вдруг какая-то немолодая пара подходит и говорит: «Мы вас сразу узнали, вы — автор передач про духовность». Хорошо, что водка под рукой была, — убивая в себе духовность, демонстративно хлебнул из горла. Одно время я огорчался, когда читал глупость о себе, а теперь мне все равно. Такая есть шутка на Западе. «Слушай, меня обругали на первой странице «Нью-Йорк таймс»!» — «А фамилию не переврали?» — «Нет». — «Поздравляю!» Меня уже ругали на первой полосе «Нью-Йорк таймс». Статья называлась «Русские начинают позолоту своего прошлого» — мне досталось за мои ретро-увлечения. Так что с признанием все в порядке.

ПРОЗВИЩЕ. В школе меня дразнили Знайкой и Ботаником. Люди не прощают непохожесть на себя. Дети не исключение.

ПРОФЕССИОНАЛИЗМ. Если не брать «джентльменский набор»: ум, чувство юмора, обаятельность, работоспособность, мне кажется, что человек должен обладать чувством стиля — в широком смысле слова. В общем тем, что принято называть «своеобразием». Я имею в виду, конечно, работу журналиста и ведущего. С некоторой грустью замечаю, что это качество чаще встречается у тех, кто не заканчивал журфак. Журналистика как ремесло — это сумма приемов, почти штампов, и гораздо важнее, чем ты владеешь, кроме них. Сплошь да рядом «лучшими по профессии» оказываются выучившиеся журналистике историки, переводчики и даже кандидаты биологических наук...

СЕКС-СИМВОЛ. Помню, когда вышел на экраны фильм «Бриллиантовая рука», да еще без приписки «дети до шестнадцати», это был какой-то пик разврата. Для меня тогда Светличная была самой красивой и сексуальной женщиной. Моя кровь бурлила, крик ее героини «Не виноватая я!» имел какое-то особое для всех мальчишек значение. Гениальный Гайдай одел Светлану в купальник бикини. И это пропустила цензура, ведь снять актрису в нижнем белье даже не приходило никому в голову. А в зарубежном кино для меня таким символом была подруга Пьера Ришара в «Высоком блондине в черном ботинке».

СЕМЬЯ. Я так часто бываю в телевизоре, что все необходимое обо мне зрители знают. Но распространяться о личной жизни не люблю, потому что у каждого из нас есть такие заповедные места, в которые все ходить не могут.

СТИЛЬ. В юности дружил я с Сашей Башлачевым. Мы оба пописывали. Моя мама говорила, что Саша пишет хорошо — очень ясно, а я — то же самое, но как-то сложно, во мне больше авторского тщеславия, хочется мне всяких красивостей, объяснений, чтобы человек мозги напряг.

СТРАХ. Есть страхи профессиональные, всегда живет боязнь провала... А еще я помню, как мне было дискомфортно в годы застоя. Времени было навалом. Я писал не «в стол», а в воздух. Такая была безысходность вокруг...

СУЕВЕРИЯ. Когда дорогу перебегает черная кошка, я останавливаюсь и плюю через левое плечо. А в остальном... У меня по 19 командировок в год. Почти всегда на самолетах. При такой статистике происшествий и моей боязни высоты не до суеверий.

ТЕЛЕВИДЕНИЕ. Как зритель телевизор не смотрю, а когда работаю над передачей, мне важно, чтобы самому было интересно. Телевидение в некотором смысле — заложник своей аудитории. Сначала в обществе рождается нечто новое, часто не принимаемое и не понимаемое, а потом, когда оно появляется на телевидении, тотчас умирает. Хотя сам я стараюсь выйти за рамки этого правила. Телевидение не рождает новых идей, оно тиражирует то, что уже есть в обществе. Это прежде всего ремесло.

ФИЗКУЛЬТУРА. К сожалению, только для работы. Иногда сидишь в кабинете до ломоты в костях. Как голову ни поверну — везде щелкает, хрустит. Значит, пора прерваться и сделать пару-тройку упражнений. Это как работать истопником — иногда надо сходить к поленнице за дровами. Никакими специальными тренажерами не пользуюсь, и плавать не люблю — вода холодная, мне не комфортно в бассейне, когда стоишь весь в мурашках. Позанимаюсь немного, растяну ноги, руки, поясницу, подниму тонус — и все.

ЭРА. Моя эра началась для меня 38 лет назад в городе Череповце. Когда Гагарин в космос полетел, мне стукнул год. С этим событием я отходил в детский сад, а потом и в школу.

«МОЯ ЭРА»

Телекритик припоминает телеведущему

Прошлое — это роскошь собственника.

Жан Поль Сартр

Леонид Парфенов завершил показ на НТВ своих исторических «Намедни 1961 — 1991. Наша эра». Уже в заглавии автор предлагает нам поиграть в цифры с радостью человека, впервые знакомящегося с арабским способом их написания, — переворачивая «6», мы получаем «9», и наоборот. Ну, Бог с ними, с цифрами... Он заставил меня быть внимательным зрителем, и в результате я вынужден отметить в его гигантском труде одну оплошность — в телеэнциклопедии советской жизни, ее последнего тридцатилетия, автор, к сожалению, ровно ничего не упомянул обо мне.

...Я отчетливо помню, как в наш дом, именно с мороза, потому что была зима, внесли календарь, на первой странице которого было написано: «1961». Так что мое сознание можно считать проснувшимся именно в начале шестидесятых годов XX века.

Я помню, как по Москве и ее окрестностям ездили автобусы «ЗИС-155» с тремя фонариками впереди на крыше. Как бабушка упрямо путалась в старых и новых ценах после денежной реформы. Как телефонные будки были деревянными и газетные киоски — тоже. И в них можно было, например, купить собрание сочинений Проспера Мериме с черной розой на салатового цвета обложке — хорошие книги стали дефицитом лишь десять лет спустя.

Первые два года я проучился в школе, где раньше окончили восемь классов мои мама и папа. Я посидел еще за настоящей, «парной», партой, сколоченной из толстых досок, с двумя дырками для чернильниц на наклонной крышке, покрытой мягким и толстым слоем зеленой краски.

...Дурь 70-х подкралась незаметно — вводом войск в Чехословакию, гибелью Гагарина, высылкой хороших писателей и появлением на телевидении программы «Время», названной информационной, но, по сути, не сообщавшей решительно ничего, кроме прогноза погоды. Считается, что страна в 70-е надорвалась от тщетного желания первенствовать. Но первенство, достигнутое в 60-е, — Гагарин уже слетал в космос — было невозможно.

В 70-е все стало вторичным и второсортным. Время не то чтобы изменилось, оно куда-то исчезло — об этом пел Высоцкий в песенке к спектаклю на грампластинке о кэрролловской Алисе. Невыносимость бытия достигла апогея в год 80-й, когда вышел фильм Тарковского «Сталкер». Я смотрел его в городе Химки, где он шел почему-то раньше, чем в Москве. В конце первой серии среди зала поднялся то ли больной, то ли пьяный, то ли самый нормальный человек и громко крикнул: «Не позволю мучить русского человека!» Никто ему не возразил.

Когда по телевизору сказали, что умер Брежнев, мне стало его по-человечески жаль, как было жаль свою умершую бабушку.

Горбачев потряс меня своей поездкой в Ленинград. Когда по тому же телевизору показывали, как он выходит из машины и встает на расстоянии вытянутой руки охранника от толпы, я, отложив в сторону написание диплома, занимался соблазнением одной бестолковой особы. Увидев, что вытворяет генсек, она так поразилась, что отдалась мне, за что я до сих пор сохраняю самые теплые чувства к Михаилу Сергеевичу. Но это были уже 80-е, когда клоун Асисяй, не дождавшись указа свыше, превратил саму идею запрета в пустой звук «низ-зя» и всем стало весело. И было весело до самого 1991-го, когда оказалось, что нужно перестать валять дурака, а пора нести ответственность. И вдруг стало как-то тяжелее, но эту тяжесть уже никак нельзя сравнить с идиотизмом торжества зрелого социализма, которым пришлось расплачиваться за великолепие 60-х.

Леонид Парфенов прав — нас, меня, его и всех, трудно понять без представленного им набора пока еще общеизвестных фактов. Все это нужно сохранять, чтобы подлая человеческая память не начала бы со временем возводить кумирни там, где обнаружатся пробелы. Что-что, а уж забывать у нас умеют. Забыли же, например, обо мне. А таких, как я, — миллионы.

30 ЛЕТ БЕЗ ВЗАИМНОСТИ

Катя, 15 лет: — Дядя в очках нравится, Парфенов, кажется. И как дядя, и как ведущий. Одевается стильно, ведет себя интересно. Если честно, я его не столько слушала, сколько разглядывала. Про ту жизнь, про СССР, бабушку куда интереснее слушать.

Марина, секретарь, 18 лет: — Хорошая общеобразовательная передача. Похоже на программы типа «Физика для 8 класса», «История для 6-го». Чтобы из них что-то понять нужно было предварительно учебник почитать. Учителя так и советовали.

Алексей, студент, 20 лет: — Прикольная передача, там такой гопник в очках много треплется и не по теме. Показывает сумочки, лампочки разные — неинтересно, за душу не хватает, кошки не скребутся. Это не для нас, это прозападное влияние. Вот если бы он показал комсомол, партячейку — это да.

Анатолий, охранник, 60 лет: — Знаю Парфенова — деловой, интересный человек, слышал о его проекте, но ни разу не смотрел: поздно показывают. Приходишь домой усталый, не до исторических экскурсов. Сразу спать.

Марина Николаевна, пенсионерка, 68 лет: — Каждую программу смотрела, жаль, что кончилась, наше время все-таки показывали. Вопросы затрагивались очень существенные, а мелочи житейские, ну, например то, что в магазинах тебя каждый день оскорбляли, опускалось. Так, наверное, и надо — плохое с годами должно забываться. Только из этих «магазинов» и состояла наша жизнь.

Пенсионерка без имени: — Я много программ просмотрела, но не могу сказать, чтобы они были очень правдивыми. Я же помню то время. У Парфенова оно очень причесанным показано. Он же сам из тех лет, должен знать.

Екатерина, менеджер: — Парфенов очень нравится как ведущий. Как мужчину я его, к сожалению или к счастью, не знаю. Боюсь, что у себя на кухне о прошлом он говорит совсем не так, как с экрана.

Владимир, певец, 30 лет: — Мы близки с Парфеновым по возрасту, и наши ощущения времени очень близки.

Армен Борисович, актер, 62 года: — Парфенова «Намедни»? Нет, не смотрел. Я плохой телезритель, я вообще ничего не смотрю. Фильмы? Тем более не смотрю. Если только спорт...

Аркадий, писатель, 67 лет: — Конечно, смотрел. В целом интересно, а вот его оценки иногда не совпадали с моими.

Леонид, продюсер, 38 лет: — Я не строю никаких иллюзий на свой счет и понимаю, что я интересен как функция.

Фото А. Басалаева, Н. Логиновой, Ю. Феклистова, Г. Тузова, С. Пичуричкина и из архива «Огонька»