Если долго рыться в словарях, то можно выяснить, что Казантип — это небольшой мыс в Крыму на берегу Азовского моря. Кому доведется рыться в словарях 2098 года выпуска, найдут там и другое слово — КаZантип. И напротив будет написано: «Фестиваль в конце XX века. Великая культурная акция конца второго тысячелетия».
РЭЙВ БРЭДБЕРИ НА АТОМНОЙ СТАНЦИИ,
ИЛИ ТАНЦПЛОЩАДКА СТОИМОСТЬЮ В МИЛЛИАРД ДОЛЛАРОВ
СПРАВКА: Рэйв — музыкальное направление, возникшее в конце 80-х годов на волне западного дискотечного бума. Музыка «только для ног», которую впервые делают не музыканты, а ди-джеи. Они используют в своем творчестве все что угодно — от рока до классики. ди-джей Шмель (в миру Саша): «Рэйв — это чтобы было удобнее красиво переставлять ноги». Дискотека имеет свою иерархию — с ди-джеем в роли фюрера. Для любого из них особый кайф запустить секунд на 10 — 20 лирический пассаж, и только потом ввести основной звук композиции, под который толпа благодарно взрывается. Рэйв — это тоталитаризм, который всех устраивает. |
...Потому что если молодые слушают рэйв в наушниках, это их личное дело. Потому что если они врубают его дома на всю громкость, то это становится всего лишь личным делом их соседей. Но если тысячи едут за тридевять земель на рэйв-фестиваль на Крымскую АЭС, возводимую в 70-е — 80-е годы всей страной, то это уже личное дело целой страны. Потому что рэйв на атомном реакторе — это символика. Картинка мира после ядерной бомбардировки из Рея Брэдбери вдруг заполняется тысячами людей, танцующими в такт непонятной музыке и лазерам, агрессивно разрезающим черное небо. Вообще, история с КаZантипом — одна сплошная символика.
Символика пути 
В окне под стук колес проплывает страна. Достала меня эта разность менталитетов. Ненавижу. Видели бы вы лица несчастных бабушек в сирых платочках, толкающих в августе нехитрую снедь в Орле, Курске, Белгороде, когда к ним выходят люди из поезда №128 Москва — Керчь. Посмотрел бы я на вас, будь вы бабушкой. Мне стыдно за столицу. У провинции теперь стойкое мнение, что в Москве живут одни марсиане с зелено-розово-малиновыми волосами и серьгами в ушах-ноздрях-пупках-бровях, что-то постоянно нюхающие и запивающие в пути это что-то отечественным пивом тульского, орловского или белгородского разлива. Нет, бабушки, нет, дорогие. То не конец света к вам приехал, то московская молодежь направилась на рэйв-фестиваль. Бабушки удивляются, говорят «Господи!», но злее не становятся: обед на все купе из овощей, картошки, курицы и еще чего-то можно купить рублей за 15 — 20.
Я долго не мог поверить, но наш цивильный попутчик лет сорока, сложивший еще в Москве в чемодан строгий костюм-тройку, и рассказавший все о трудностях управления фирмой по продаже подержанных авто, тоже едет на рэйв: «А что? Вот и друзья смеются, пора, говорят, с семьей на Канарах давно отдыхать. А мне там скучно. Семью вот в Испанию отправил, а сам на КаZантип. Нет, я не рэйвер, рэйвер у меня дочь: она слушает радио 106,8 в наушниках, читает «Птюч», носит ботинки на платформе, очки с желтыми стеклами и катается на роликах. Для них рэйв давно не просто музыка, а ритм всей жизни. Дискотека, которая всегда тобой. А я так — любитель. Не пью, не курю, а работа нервная, разрядка нужна. Вот и навязываюсь иногда с ней в клуб, оттанцуешь свои два-три часа — и вроде опять человек. Это ведь музыка, которая никак не грузит голову. Просто сливаешься однообразным ритмом — и пошел. Голова отключается и отдыхает. Умерло все, кроме ног. Это как компьютерные игры-стрелялки».
Я думаю, жалко только, что многие от этого сходят с ума и пугают нормальных людей своей внешностью.
Символика Щелкина 
70 рублей за такси до городка Щелкино, где проводится КаZантип (можно было и за 30 — переплатили). По 4 гривны (12 рублей) — за паспорт участника фестиваля, который является временной пропиской и без которого нам грозили перспективой постоянных денежных разборок с ментами (вранье, ни один мент так и не подошел). 2,5 доллара в день — за комнату у хозяев на девятом этаже без лифта и с водой только утром и только вечером. И с ненавязчивым сервисом звезды в полторы. Например, в комнату часа в три ночи может войти сын хозяина студент-музыкант Валера, сломать весь южный двуполый ночной кайф, чтобы спросить, а нельзя ли ему «попросить вас разрешить попробовать ваших печеньев на кухне, они ведь ваши?». Следом заходит в дугу неадекватный папа, для того чтобы заявить, что «знаю я эту Москву», потому что раньше он был главным физкультурником Щелкина, а теперь работает в столице нашей Родины строителем, как и большинство мужиков городка. Он горд тем, что пашет не в каком-то Сургуте или Тюмени, как некоторые, а именно в Москве. И не какие-то дачи строит, а работает в солидной фирме, которая силами щелкинских мужиков-физкультурников возвела недавно новый офис Центробанка. Выяснилось, кстати, что столичные объекты федерального значения строятся людьми, нанятыми на Украине, за 500 долларов в месяц. Для Щелкина, где мне, например, постричься в женском зале парикмахерской (мужской закрыт) стоило 5 гривен, полтысячи долларов — огромные деньги.
Заместитель городского головы с зарплатой 161 гривна, зрелый, в общем, мужчина по фамилии Юношев сообщил, что абсолютно все семьи живут в таком режиме: «Мужья по вахтовому методу, семей не видят, некоторые занимаются извозом во время фестиваля. А жены здесь — за детьми смотрят, приторговывают». Тетки на рынке нас, впрочем, уверили, что Юношев тут загнул: как уедет фестиваль, никакой торговли не будет.
Сегодня Щелкино — это город никому не нужных людей, которые живут от фестиваля до фестиваля в надежде слегка нажиться на туристах. Зарплату бюджетникам не платят с ноября. Это город, где денег нет и не предвидится. Когда в 1976 году решили строить Крымскую АЭС, сюда пригнали лучших специалистов со всей страны, пообещав им рай и стабильность. На возведение Станции и города физиков-ядерщиков Щелкино государство официально угробило миллиард советских рублей. К 1989 году, когда до запуска реактора оставалось полгода, численность Щелкина перевалила за 20 тысяч человек. И вот в октябре 1989-го вышло постановление Совмина о прекращении строительства Станции. Чернобыль-86 сильно напугал «зеленых», «зеленые» сильно напугали Крым и Украину, напуганное правительство СССР признало район сейсмоопасным. Узнав, что кина не будет, многие уехали. Сейчас в Щелкине живет не 20, а 13 тысяч. И выехать теперь невозможно: двухкомнатная квартира стоит не больше 2,5 тысячи долларов. За такие деньги больше нигде жилья не купишь.
Бюджет Щелкина должен быть 1 млн. 100 тысяч гривен. Власти знают, что не получат из этих денег почти ничего. Фестиваль фактом своего существования заставляет местных чиновников меньше ныть и больше шевелить мозгами. В этом году большие, блин, достижения: с продажи мест под торговые площади на время фестиваля город поимел 25 тысяч гривен. Еще 5 тысяч принесло «Бюро путешествий», которое возит желающих на автобусные экскурсии по обычным крымским маршрутам. Я смеюсь над этими играми в экономику: они гордятся, что заработали на фестивале 15 тысяч долларов, тогда как за три недели в Щелкине перебывали 10 тысяч человек, каждый из которых потратил минимум по 200 «зеленых». Это 2 миллиона долларов, свалившиеся на маленький городишко из ниоткуда. Этим просто надо уметь пользоваться.
Символика Никиты 
Когда выкрикиваешь на пляже, кто это все придумал, хор голосов отвечает: «Никита». Когда спрашиваешь, где Никиту найти, как у Никиты фамилия и как Никита выглядит, все молчат. Знают только, что он мотается по крымским просторам на своем понтовом джипе «Врэнглер» без верха и дверей и на всех орет. Никита — это молодой небритый мужик, президент Российской ассоциации серфинга (серфинг — это когда взрослые люди катаются на доске под парусом по волнам). Сначала Никита ездил на Казантип сам, потом с друзьями, потом стал здесь проводить кубок страны по серфингу. Потом появилась музыка. Теперь это называется фестиваль КаZантип, на открытии которого пришлось строить правительственную ложу, потому что понаехали первые лица Республики Крым. Тем не менее в этом году открытие чуть не было сорвано благодаря усердию местных органов правопорядка, которые официально объявили, что фестиваль лишь официально некоммерческий, а на самом деле ничего некоммерческого не бывает, и поэтому нам доподлинно известно, что ты, Никита, лично в прошлом году продал наркотиков на 1 миллион долларов.
— Каким образом? — поинтересовался Никита.
— Ты их привозишь в фурах внутри звуко- и светоаппаратуры.
Разведка каким-то образом выяснила, что контейнер в этом году из Москвы поедет через Керчь. Там его и ловили. Но машина поехала через Харьков. Органы видят в этом козни спецслужбы Никиты, Никита клянется, что это была ошибка транспортников, недоразумение. Так или иначе, контейнер поймали, все колонки и фонари раскрутили, ничего не обнаружили и аккуратно завинтили назад. Извиняться не стали. Любой вправе усомниться в наркотической безгрешности серферов.
...А торговля происходит очень просто. По пляжу, кроме абсолютно и не абсолютно голых девочек, ходят местные ребята и тихо так, чтобы все услышали, приговаривают: «Недорогой кайф, кому травки покурить». Внушительный пакетик марихуаны стоит 10 гривен (30 рублей). Отдыхающий паренек по имени Илюха при мне загремел в ментовку. На пароль «недорогой кайф», он зачем-то громко отозвался «почем?» и взял пакетик в руки. Тут же люди в форме надели на него наручники и сопроводили. У Илюхи в кармане «по случайности» оказалось удостоверение МВД России, Илюху отпустили после четырех часов объяснений, что употреблять наркотики нехорошо: это вредит и здоровью человека, и экономике полуострова. Когда я спрашиваю Никиту, на кой тебе весь бюрократический произвол терпеть, если прибылей никаких, он улыбается и тихо так отвечает:
— Просто хочется, чтобы все сказали: «Вау!».
«Вау» — это любимое словечко рэйверов. Весь лексикон Эллочки-людоедки — в одном. Больше всего «вау» мы услышали от Стаса — нездорового вида мальчика лет восемнадцати, который почему-то все время загорал поблизости. Не всегда трезвый, он все время лез играть в волейбол, у него все время не получалось. Его гнали с площадки, он доползал до нас и жаловался, как весь мир против него, потому что «ни один из вас и понятия же не имеет, что это такое — рэйв». Рэйв — это, оказалось, «вся его жизнь». И плевать ему, что все считают его двинутым, что родители дают ему мало денег, а на стипендию отрываться невозможно. Зато его сознание выстроено на принципиально других основах, в его голове есть настоящий ритм третьего тысячелетия. Стас раздражен, что среди рэйверов появилось в последнее время много швали, которые совсем не рэйверы, а только носят рэйверскую одежду, слушают музыку и — что самое страшное — постоянно говорят «вау».
И еще штрих к символике КаZантипа. Вечер. Пустой пляж. Уже начали играть обе сцены, с которых раздается бездушное «упс-упс-упс». На старой перевернутой разбитой лодке, обняв колени, в одиночестве сидит потрясающе милая девочка с тонкими чертами лица, большими глазами и большим ртом. Одета под цвет крымского вечера — в кремовый купальник. Девочка чему-то улыбается про себя, поправляет наушники и смотрит на закат. Полсолнца, которое я застал в тот вечер, опустилось за горизонт минут за пять. Девочка хочет исчезнуть вместе с ним. Я останавливаю ее: «И что слушают девочки, которым нравится закат?» — «Ну конечно, Тиндерстикс», — отвечает и уходит. Ну конечно. Как я мог подумать что-то другое. (Для тех, кто не в курсе: Тиндерстикс — это тяжелые-тяжелые, но медленные-медленные мелодии, под которые грустный-грустный, но мощный-мощный мужской голос тихо-тихо что-то поет. Тиндерстикс — это совсем не рэйв, это музыкальный кайф заката.)
Символика реактора 
Рэйв на реакторе случается один раз в год. Станция находится в шести километрах от Щелкина. Эта ночь — звездный час таксистов, которые берут за эти 6 км по 10 гривен. Вообще таксисты о своих прибылях молчат. Один, правда, сознался, что, если пахать во время фестиваля от зари до зари, за три недели тысячу долларов заработать можно. На мою реплику: «Как же классно с рэйвом на АЭС придумано» — таксист мрачно замечает: «Чисто по-русски придумано — построить танцплощадку за пару миллиардов долларов».
Ночь реактора — это кульминация не только для таксистов. Организаторы фестиваля наконец получают хоть какую-то прибыль. В здание реактора вмещается четыре тысячи человек, вход стоит 10 долларов. Бюджет фестиваля в целом составляет 100 тысяч — на аренду пляжей, света и звука. Дефицит закрывается деньгами спонсоров — сигаретных и прохладительных магнатов.
К самому реактору у Никиты отношение сложное. С одной стороны, он нашел для пустующего здания и практическое применение, и символический смысл. С другой — он теперь его заложник. Не будет ночи рэйва на реакторе — и фестиваль из самой модной акции превратится в обычное нагромождение танцполов на пляже. Без реактора сюда не заманишь ни столько народа, ни лучших ди-джеев, которые едут на КаZантип забесплатно. Это очень хорошо понимают в Крыму и местные власти, и особенно владелец Станции — нищая Восточно-Крымская энергетическая компания. В прошлом году они встретили организаторов акции следующим макроэкономическим пассажем: «Мы точно знаем, что вы за зиму в одной Москве продали билетов на реактор на полмиллиона долларов. Поэтому ночь аренды теперь стоит 150 тысяч «зелеными». Никита вежливо объяснял, что, во-первых, о таких деньгах он просто никогда не слышал, а во-вторых, фестиваль сюда привозит он, Крым имеет с него деньги, а не будет реактора — не будет ничего. Говорит, что платит теперь гораздо меньше.
Фестиваль имеет, на мой взгляд, мрачные перспективы перерасти из малобюджетной акции стопроцентного попадания в нужную аудиторию — в обычное «строгание капусты» по всем законам тупой эстрады. Деньги не могут не встать во главу угла — и это тоже будет нормальным символом конца века. Деятели московского шоу-бизнеса будут просто лохами, если не станут зарабатывать на КаZантипе. Дело в том, что несанкционированно — и на пляжах, и в кафе, и в наушниках — народ вставляется не только от рэйва. Звучит здесь и Маша и Медведи, и Мумий Тролль, и — извините — Андрей Губин, и даже — трижды извините — Ирина Аллегрова. Я уверен, что рэйв, который был и в прошлом, и в этом году, будет и в следующем. Но уже не на правах монополии. Коммерчески глупо не запродать этой публике что-то еще. Спрашиваю Никиту:
— Если здесь много рок-н-ролльного народа, не пора привозить на реактор Алису и ДДТ?
— Я думал над расширением фестиваля, — неудивленно отвечает он. — Но для меня очевидно, что разные аудитории надо будет разводить по времени. Три недели рэйва, рэйверы уехали, начинается рок, потом попса. Рокеры — это ж народ своеобразный. В душе они, может, и добрые, но у них такой имидж, что им надо найти гопника и обязательно с ним подраться. Вот здесь местные бизнесмены на пляже рядом, видел, устроили, всекрымский рок-фестиваль, орут что-то постоянно со сцены и никогда не моются. Так вот, единственная драка на фестивале была связана с их некорректным поведением.
Никита утверждает, что сильно дорожит «безбашенным» и «отрывным» имиджем фестиваля. Это то, на что он покупает аудиторию. Он официально меня заверил, что ни за какие деньги никогда не докатится до лощеной дикости типа «официальная еда фестиваля — Русское бистро, официальный холодильник — Бош, официальный пылесос — Ровента». И ржавчина на опорах реактора всегда будет настоящей, а не специально напыленной.
...Но мне все равно обидно, что КаZантип станет другим — долгим и цивилизованным. Ведь символика конца тысячелетия возникает именно в соединении танцевального упс-упс и пустой страшной атомной станции. Не думаю, что это я придумал, но рэйв — музыка, очевидно, конечная. Наши внуки не будут знать, кто такие Моцарт и Бетховен, Армстронг и «Роллинг Стоунз». Знать об этом будут только специальные люди — ди-джеи. Которые будут использовать мотивы из творчества этих малоизвестных талантов прошлого на своих концертах.
И именно эта культура (или анти-культура) будущего хороша на неработающей Атомной станции. Мог получиться Чернобыль, Рей Брэдбери, Терминатор-2, конец света, а вышла жизнеутверждающая модель танцев разноцветной культуры. Какое это поколение ни странное, но ему в этой стране жить. Очень примечательно, что для него удовольствие — топтать бетон несостоявшегося Чернобыля.
Булат СТОЛЯРОВНа фото А. Народицкого, А. Басалаева:
- Эту самую дорогую в мире танцплощадку многие по забывчивости все еще называют Крымской АЭС.
- — Марина, вау или не вау?
— Ну конечно вау, дорогая! - Рэйверский рынок. Рэйверская бабушка. Рэйверские фрукты.