ДВА ЛИЦА АЛЕКСАНДРЫ МАРИНИНОЙ

"Об этом спрашивают почти все!" — поморщилась Александра Маринина и, пожалуй, уже пожалела об отрезанном этому банальному интервьюеру куске торта и налитой чашке "Нескафе". Но она ведь не знала, что будет дальше. А дальше последовала игра в "Агату Кристи". Королева российского детектива включилась в нее охотно — незатейливые правила не требовали интуиции Эркюля Пуаро, мисс Марпл или Насти Каменской. Я зачитывал то или иное автобиографическое признание великой старухи, а Маринина примеряла его на себя. Маринину постоянно сравнивают со знаменитой англичанкой, но почему-то до сих пор никто так и не удосужился узнать: а что же между ними общего, кроме половой принадлежности?

— Пожалуй, все уже знают, что ваше подлинное имя — Марина Алексеева. Но почему вы не взяли мужской псевдоним?
— А почему Агата Кристи не взяла?

— Вот что она пишет: "Я хотела было издавать книги под псевдонимом Мартин Уэст или Мостин Грей, но издатель настаивал, чтобы я сохранила собственные имя и фамилию — Агата Кристи, особенно имя. "Агата — имя редкое, — говорил он, — оно запоминается". Мне почему-то казалось, что женщина в качестве автора, особенно автора детективов, будет встречена читателем с предубеждением, что Мартин Уэст звучит более мужественно и вызывает больше доверия".
— Дело в том, что первую книгу, "Шестикрылый Серафим", я написала в соавторстве с моим коллегой, его звали Александр. В 91-м году ради шутки мы сочинили повесть за 19 дней и страшно удивились, что ее опубликовали. Мы сделали из наших имен общий псевдоним — Александра Маринина, поскольку повесть написана от первого лица — от лица журналистки Марининой. Естественно, ни он, ни я не имели литературного образования, и книга оказалась весьма, весьма неумелой и малохудожественной. Сейчас я не разрешаю ее никому публиковать, мне за нее стыдно.

— "Могу признать, что я добродушна, жизнерадостна, немного малахольна, забывчива, робка, чувствительна, на редкость неуверенна в себе, в меру бескорыстна..." — так писала Агата в свои 75. А вы?
— Такая же. Я пока слушала, каждое слово примеряла к себе. Патологически неуверенна — это да. Издержки детского воспитания. Когда меня хвалят, я должна разделить на 178 и понимать, что человек просто хорошо воспитан, и я не достойна таких оценок. А если меня ругают, я должна каждое критическое замечание умножить на 178. Я верю любой критике сразу. Безоговорочно, без анализа, без попытки объективно посмотреть на ситуацию. Жутко расстраиваюсь. Все плохо, я — бездарная, писать больше не хочу, не могу. И нужны терапевтические усилия — с одной стороны, моего мужа, с другой — литературного агента. Они начинают мне объяснять, что вообще-то ты не должна обращать внимания, потому что у каждого свой вкус. Так они несколько дней меня поокучивают, я немного приподнимаю голову и начинаю писать дальше. Я робкий человек. Несмотря на возраст, не девочка уже, на приличное офицерское звание — подполковник, и уже даже пенсионерка, мне иногда бывает сложно позвонить незнакомому человеку и навести какую-то справку. Я прошу мужа. Понимаю, что это полная глупость и по телефону меня никто не съест, и что не советские времена, сейчас к каждому клиенту относятся очень бережно. И все равно. Подойти к незнакомому человеку — для меня целая проблема.

Я застенчива, очень чувствительна. Меня легко довести до слез. Скажем, фильм Дмитрия Астрахана "Все будет хорошо" — это просто море рыданий, истерика, валерианка и все что угодно. Сколько раз его показывали по телевизору, и столько раз я смотрела и рыдала белугой в одних и тех же местах. На меня это действует, и все... С большим трудом я отучила себя плакать во время "Травиаты". Причем, мне совершенно не жалко Виолетту, а от красоты музыки. Красотой меня легко достать. Сказать, что я жизнерадостна... Нет, я жизнелюбива. Я очень большая оптимистка. Очень! Я всегда умею радоваться сегодняшнему дню. Я отношусь к тому типу людей, которым в принципе не нужна надежда. Есть люди, которые постоянно говорят: сегодня все очень плохо, но будем надеяться, что завтра будет получше, а послезавтра еще лучше. И надежда им как-то помогает. У меня психологический статус другой: я сегодня жива, муж жив, родители мужа и моя мама живы, здоровы. Дом не сгорел. Какое счастье! Я умею радоваться.

— Читаем мемуары дальше: "Скажу без ложной скромности, в доме от меня кое-какая польза есть".
— Самые лучшие минуты своей жизни я провела в домашней обстановке, и минуты острого счастья я тоже испытала дома, но пользы от меня абсолютно никакой! Я не умею готовить, я терпеть не могу заниматься уборкой. Мне легче существовать, не оставляя за собой грязи — каждый раз помыть чашку, смахнуть крошки со стола. Но если какое-то время это не делается и в раковине скапливается грязная посуда, для меня уже целая проблема ее помыть. Для домашнего хозяйства я человек абсолютно бесполезный. Я мучительно начинаю соображать, когда же муж придет с работы или ко мне кто-то должен зайти, чтобы попросить купить сигареты. Одеться, выйти — для меня уже сложно.

— "Я была замужней дамой, таков был мой статус и род занятий. Попутно я писала книжки, но никогда не относилась к своему писательству как к чему-то, что торжественно величают "делом жизни" — было бы смешно. Моя свекровь не могла этого понять. "Вы так чудесно пишете. Агата, дорогая, и именно поэтому вам следовало бы написать что-нибудь... ну... более серьезное". Она имела в виду нечто "стоящее". Мне было трудно ей объяснить, да я особенно и не старалась, что пишу я для собственного удовольствия".
— Моя свекровь — необыкновенно деликатный человек. Даже если бы ей такая мысль пришла в голову, она бы себе никогда не позволила давать мне советы.

— А ваш муж? Вот второй, он же последний, супруг Агаты Кристи, архитектор Макс Меллоун, поначалу даже не читал ее книг...
— Мой муж, кстати, тоже второй, не только читатель. С ним обсуждается замысел книги. Он читает постранично, приходит вечером с работы, и я перед ним отчитываюсь, что за день сделала. Он читает все и постоянно меня консультирует, поскольку в прошлом Сережа — оперативник, много лет проработал в сыске, сейчас преподает в академии МВД. Он смотрит, чтобы у меня не было чисто профессиональных ошибок и ляпов. Даже как цензор выступает, следит, чтобы я не нарушала правила секретности. Например, он говорит: слово "агентура" больше не употребляй, надо — "сотрудничество на конфиденциальной основе". Когда книга закончена, он прочитывает рукопись залпом, а потом, когда она опубликована, перечитывает.

— По вашей версии, для сочинительницы детективов лучший муж — милиционер, а вот Агата Кристи считала, что — исследователь древностей. Ей принадлежит известная фраза: "Лучший муж, какого может иметь женщина — археолог: чем старше она становится, тем больше интереса он к ней проявляет". Ваш Сергей полюбил раньше вас или детективы?
— Детективы он любил всегда. И первая книга была написана, когда он уже был в моей жизни. И он придумал одного персонажа. Чистякова, Настиного мужа. Когда я придумала свою Настю, я долго размышляла: какой же мужчина около нее должен быть? И Сережа быстро сообразил: ну поскольку Настя списана с тебя, около нее может быть такой человек, как я. Только пусть он будет не милиционер, а математик.

— Вернемся к Агате Кристи. "Теперь я никогда не знаю, каким капиталом располагаю, сколько денег у меня сейчас, сколько будет на будущий год, и у налоговых чиновников со мной всегда масса проблем", — сокрушалась она, чьи книги расходились сумасшедшими тиражами по всему миру.
— Я проблем таких не испытываю. Мне легко подсчитать свой доход, потому что — вот все договоры, в папочке лежат. Я заплатила в этом году очень большой налог, поскольку в прошлом имела очень высокий доход. В России у меня фиксированный гонорар, он не зависит от тиража. Зарубежные издатели переводят аванс на счет в Инкомбанке, где компьютер в любой момент выдаст бумажку — какая сумма, какого числа, из какой страны поступила. Вот и все. У мадам Агаты не было компьютеров, а мне нетрудно.

— "У меня никогда не было собственной комнаты, предназначенной специально для писания... Мне нужен был лишь устойчивый стол и пишущая машинка. Я привыкла уже к тому времени писать сразу на машинке... Мне бывало немного неловко "идти писать". Но если удавалось уединиться, закрыть дверь и сделать так, чтобы никто не мешал, тогда я забывала обо всем на свете и неслась вперед на всех парусах".
— До того, как появился компьютер, я тоже писала на пишущей машинке, а до того — от руки. Но у меня всегда был письменный стол — я на нем делала уроки. Он перекочевал в мою университетскую жизнь, потом в мою научную жизнь. Я с ним рассталась, лишь когда переехала на эту квартиру... А так, конечно, рабочий угол у меня есть. Он небольшой. Там место для компьютера, принтера, клавиатуры и пепельницы. Я настолько легко и быстро работаю на компьютере, что уже забыла, как писать от руки. И я с ужасом вспоминаю книгу "Украденный сон" — огромная ее часть написана от руки. Я писала ее в Италии — работала там целый месяц и не имела под рукой компьютера с кириллицей. Я писала шариковой ручкой, по вечерам, по выходным. И недавно, прежде чем выбросить эту огромную тетрадь в клеточку, я в нее посмотрела. Боже мой! Четкий почерк, абсолютно ровный, мелкий, красивый. И такой объем! Как я могла все это написать?!

— Одна из современниц назвала Агату "рассеянной женщиной, забывающей надкусанные яблоки". Вы — рассеянная?
— Нет, я очень собранная. Но яблоки люблю.

— Вот неполный список того, что любила мадам Кристи: "солнце, яблоки, почти любую музыку, поезда, числовые головоломки и вообще все, что связано с цифрами, есть, аромат кофе, ландыши, собак и ходить в театр".
— Я люблю кофе. Сигареты с ментолом. Мартини с грейпфрутовым соком. Оперы Верди. Японскую поэзию. Цифры. Я люблю своего мужа — извините, что об этом не сказала в первую очередь. Люблю ходить пешком. Могу долго ходить, и все равно где. Люблю перед сном горячий душ, без него не могу заснуть. Люблю читать, чтобы мне при этом было удобно сидеть. Правда, если книга меня увлекла, мне все равно, могу читать на ходу, на улице, в электричке, где нет света и трясет. Меня в три года научили складывать буковки, и с тех пор я пропала... Очень люблю кроссворды. У меня плебейский вкус. Мне нравится чешское стекло — с золотом, с цветами. Правда, когда мы покупали посуду для новой квартиры, мне не удалось уговорить мужа купить такие фужеры. Но он подарил мне на день рождения колокольчик, я колокольчики собираю, именно из чешского стекла, как я люблю. Одежда у меня почти вся черного цвета, еще мне нравится темно-зеленый. Люблю играть в преферанс — с компьютером, с людьми — мне все равно, я саму игру люблю. С компьютером играть легче — он всегда одинаков, а люди могут меня обмануть.

— "Я не люблю находиться в толпе, когда тебя сжимают со всех сторон, не люблю, когда громко разговаривают, шумят, не люблю долгих разговоров, вечеринок, особенно коктейлей, сигаретного дыма и вообще курения, каких бы то ни было крепких напитков — разве что в составе кулинарных рецептов, не люблю мармелада, устриц, теплой еды, пасмурного неба, птичьих лапок, вернее, прикосновения птицы. И наконец, больше всего я ненавижу вкус и запах горячего молока". Это — Агата, а вы?
— Во-первых, я не люблю необязательности. Если человек говорит: завтра я позвоню в два часа и звонит в три, мне это не нравится. Если не звонит вообще, то это для меня сигнал — лучше этому человеку не доверять, потому что он не отвечает за данное обещание. Не люблю... творог. И соленую рыбу. Не люблю ночной образ жизни, какие-то тусовки, ложиться в постель на рассвете — это не для меня, я люблю уже в одиннадцать, в двенадцать — в коечку, с книжечкой и спать. Я — сова и мне очень трудно просыпаться, но с тех пор, как я вышла на пенсию, я просыпаюсь по утрам с огромным удовольствием, потому что знаю: меня ждет очень много радости в этом дне. Когда я ходила на работу, просыпаться было жуткой трагедией, я понимала — ничего особо радостного день мне не принесет... Не люблю большое общество, для меня больше трех человек в квартире или еще где-то — это уже сложно. Я не люблю, когда кричат, причем, до такой степени не люблю, что когда кричат на меня, могу расплакаться в общественном месте. Это самое главное, чего я не люблю. Все остальное терпимо.

— У Агаты было "два исполнившихся тщеславных желания: ужин у английской королевы (как бы радовалась няня... "Где ты была сегодня, киска?..") и обладание бутылконосым "Моррисом" — моим собственным автомобилем!".
— У меня было одно заветное желание — иметь свою квартиру, потому что...

— ... "квартирный вопрос их испортил", как заметил Булгаков устами Воланда?
— Да. В первом браке я побывала, будучи совсем юной девушкой, и мы жили с моей мамой. И теперь я уже совершенно точно знаю, что приводить мужа к теще — это ошибка. Им трудно вместе ужиться. Эту квартиру мне удалось купить на очень льготных условиях, у своих друзей, с большой рассрочкой.

— А вот английская королева детектива просто коллекционировала дома, одно время у нее было восемь особняков!
— Есть у меня другая мечта, но не заветная. Сейчас в Италии стали продавать мою книгу. Я ни на что не рассчитываю: получится, не получится... Издательство купило права на все мои романы, вложило огромные деньги в рекламную кампанию — два с половиной миллиона долларов. Это впервые в мировой практике. И я узнала, что с момента продажи моя книга проходит первым номером в национальном списке бестселлеров. Теперь должна выйти вторая, в декабре — третья. Первую книгу покупают, потому что реклама хорошая, но вторую — если понравится первая, здесь уж никакая реклама не поможет. Если вдруг окажется, что мои книги найдут своего итальянского читателя, мне уже будет все равно, как пойдут дела в других странах. Во Франции осенью книга выходит, в Германии, весной — в Швеции, в Латвии, в Корее, китайцы начали переводить. Но для меня Италия — страна совершенно особая, запредельная.

— Почему — особая?
— Меня отец с младенчества приучал к оперной музыке. Я работала там целый месяц. И мне страшно хочется, чтобы в Италии все получилось. Есть такая мечта, но я ее в себе гашу, гашу, гашу, чтоб не зарваться...

— "Если бы я умела писать, как Элизабет Боуэн, Мюриэл Спарк или Грэм Грин, я бы прыгала до небес от счастья, но я знаю, что не могу, и мне в голову не придет подражать им". Это — Агата, а есть писатели, которым завидуете вы?
— Сидни Шелдон. Он умудряется так писать, что открываешь книжку и забываешь про то, что надо кофе выпить, что в туалет надо. Это большое мастерство.

— "Из меня не получился и уже никогда не получится интересный собеседник... Плохо объясняю то, что хочу сказать, мне легче писать".
— Мне легче говорить. Не знаю, интересный ли я собеседник, но я — хороший собеседник. Я очень хорошо умею слушать.

— Если бы о вас, как в свое время об Агате, сняли художественный фильм (ее там сыграла Ванесса Редгрейв), — какая актриса смогла бы сыграть вас?
— Хм! Ну, наверное... Анна Каменкова. Она такая пастельная. Я же не произвожу впечатление активной, энергичной, и она не производит. Мне кажется, она бы мой дух передала полностью.

— Среди многочисленных поклонников творчества Агаты Кристи была, к примеру, мать королевы Елизаветы II. А как у вас со знаменитыми читателями?
— Я слышала о некоторых, но не знаю, можно ли этому верить. Говорят, мои книги читает Черномырдин. Слышала, что их Лужков в отпуске читал, и якобы они ему понравились. И якобы поэтому третьим каналом была проявлена инициатива купить у меня права и сделать телесериал. Я знаю, что мои книги читала Виктория Токарева — ее приятельница, атташе по культуре шведского посольства, видела их у нее в руках и на столе. Мои романы читает Алена Апина — она сказала об этом в интервью.

— Великой Агате на склоне лет королева присвоила титул леди Британской империи. У нас титулов не дают, в лучшем случае — орден или госпремию... Как вы к наградам относитесь?
— С юмором. Из меня не брызжет энергия, но юмора — выше крыши, на троих хватит. Будет у меня титул или не будет, на моих книжках это не отразится.

Новость для поклонников Марининой! В сентябре после долгого перерыва в серии "Черная кошка" выйдет в свет новый детектив Александры Марининой. Называется он "Реквием", а примечателен тем, что писательница закончила его в день своего рождения.
А затем будет выпущен другой ее роман — "Призрак музыки", написанный в рекордно короткие сроки.