Энциклопедия типов уходящей эпохи
Алексей СЛАПОВСКИЙ
Л.
Лох 
Лох. Он же Лопух (простореч.). Он же Лапоть, Лапотник (устар.). Он же Гнилой Фраер, Мужик (тюр. жарг.). И т.п.
Я бы, пожалуй, даже и не взялся за описание этого слишком известного типа, имея в запасе более интересные (Лицедей, Лабальщик, Левый человек, Легенда, Либидчик и проч.), но сама судьба заставила меня посмотреть на Лоха с совершенно необычной точки зрения.
В роли судьбы в мягком купе СВ (где я оказался, само собой, на казенный счет) предстал предо мной попутчик, назвавший себя Григорием.
Григорий, узнав, что я имею отношение к литературе, выказал удивительные познания. В зоне, где он тянул последний срок, объяснил Григорий, начальник был помешан на идее перевоспитания заключенных классической литературой и подобрал отличную библиотеку. Зеки читали кто по охоте, а кто и в виде дисциплинарного наказания: начальник верил, что к прекрасному надо приучать не мытьем, так катаньем.
Читая по своей воле, Григорий пришел к выводу, которым и поделился со мной: вся абсолютно классическая литература описывала лохов. Все эти Бедные Люди, Униженные и Оскорбленные — лохи!
— Почему? — спросил я.
— Жистянку не секут! — ответил Григорий.
Я не понял, он пояснил и развернул потом свои тезисы, стараясь не очень ботать по фене, снисходя к моей безграмотности.
Жистянку не секли, по мнению Григория, поголовно все герои Достоевского (в тюремной библиотеке десятитомник его был, Григорий освоил все тома). Раскольников должен был не старуху мочить, а хотя бы Свидригайлова, у которого и капуста водилась и который его сеструху опарафинил.
— И Онегин лох? — спросил я.
— Полный! Баба сама к нему лезла, а он шлангом прикинулся.
— Но уж Чичиков-то не лох! «Мертвые души» читали?
— Читал. Лох Чичиков, и еще какой! Погорел на пустяках, потому что с фуфловым боталом связался!
— Это кто?
— Ноздрев! Разве можно было с таким болтуном дело иметь? А заимел — нейтрализуй его!
— Ладно. А почему Андрей Болконский — лох? Дворянин, герой войны, между прочим.
— Да они все лохи. Каждый пятый угол ищет, — невнятно отозвался Григорий.
Долго мы еще говорили с ним, и беспощадно доказывал мне Григорий, что и Печорин, и Рудин, и дядя Ваня-- все были лохи, лохи и лохи. И даже тургеневские девушки — лохушки. А уж советская литература — вообще один сплошной лоховник!
— И Остап Бендер даже?
— Не канифоль мозги! Бендер! Вместо того чтобы этому Корейке простенько пятки подрезать, он на него дело завел, лошара! У меня бы этот Корейко в зубах тарелочку с голубой каемочкой принес и в ногах бы валялся! Нет, — пригорюнился Григорий, — вся эта ваша классика — только про лохов. Про серьезного делового человека и почитать негде.
— Как же негде? Вон их сколько развелось, книжек про серьезных деловых людей. На обложках пистолеты, кровь, карты, женщины голые. Чего вам еще?
— Этого я и без книжек навидался, — поморщился Григорий.
— Не понимаю! Про лохов вам неинтересно, про настоящую жизнь тоже, оказывается, вам не очень. Чего ж вам?
— Как сказать... О душе, о своей душе прочитать хочу. И — нет, не нашел такой книги...
Григорий прекратил разговор, лег, задумался.
Задумался и я. Грустно мне было, что так подвела классическая литература.
Но было мне отчасти и радостно: ведь это же хорошо, думал я, что есть еще человек, который о своей душе книжку ищет — и не нашел еще такой книги! — стало быть, может, литература не такое уж безнадежное дело?..
Но вернемся к нашей теме.
Российский Лох в отличие от Крайнего вовсе не собирается сознательно и последовательно оказываться в конце очереди. Основная ошибка Лоха как раз в том, что он каждую жизненную неудачу считает случайной, а каждую удачу, наоборот, — закономерной.
Вот одна из типичных бытовых историй типичного бытового лоха, Нестопоренко Васи, троюродного моего брата.
Выскакивает однажды перед Васей из машины очаровательная дама и просит разменять сотенную. Вася, глядя в синие глаза дамы, разменял (он человек солидный, без денег не ходит). Дама исчезла, Вася посмотрел на сотенную и что-то заподозрил. Подозрения его тут же оправдались с помощью послюнявленного пальца.
Вася выкинул фальшивку и обиделся. Осерчал. Стал по улицам часто ходить. И дождался своего часа: увидел эту прекрасную даму, которая озиралась с сотенной в руке, ища лоха. Но не лох, а Вася подскочил к ней.
— Разменять? — спрашивает.
— Вы с ума сошли! — говорит женщина с возмущением, тут же узнав Васю. — Я вас неделю ищу! У меня купюра была поддельная, мне для смеха подарили, я и не заметила, как вам ее дала! Случайно, понимаете?! Вот, возьмите нормальную!
И даже слезы у нее на глазах.
Нехорошо Васе стало. Совестно.
— Извините, — говорит.
— У меня еще сотня, — сказала женщина, — да вы мне не поверите.
— Почему же! — сказал Вася, гордясь тем, что, как человек работящий и социально адаптированный, имеет в кармане достаточную сумму. Ну, разменял ей сотню, присовокупив к той, что взамен поддельной получил, и проводил уезжавшую женщину невыразимым взором.
Но и эти сотни фальшивыми оказались, только сделанными уже типографским способом.
Тут уж Вася без меры огорчился. Не спит, не ест, караулит подлую красотку.
И укараулил.
Из-за телефонной будки вынырнул, схватил за руку и сказал (довольно вежливо):
— Гоните назад деньги, мадам, не то хуже будет.
Шофер вышел было из машины, но Вася, человек плечистый, так посмотрел на него, что у шофера лицо стало какое-то неумное.
А прелестная дама вдруг раскрывает свою сумочку, сует Васе кучу денег и шепчет, задыхаясь в слезах:
— Возьмите, возьмите все, мне так и так не жить!
Вася попросил ее успокоиться. Отвел к телефонной будке.
Женщина рассказала ему, что она задолжала некоему бандиту крупную сумму и ее, выпускницу университета и мать-одиночку, заставляют таким вот образом отрабатывать долг. Осталось всего, в пересчете на доллары, десять тысяч, но она уже не может. Пусть ее убьют, пусть ее сына отдадут в бандитский приют, она не может уже обманывать людей! И она не успеет, вот что главное. Отдать надо завтра, а она может, если честно, только через неделю.
А у Васи, хотите верьте, хотите нет, было дома именно десять тысяч, скопленные трудовыми плаваниями в качестве матроса торгового флота, и он подумал, что это знак судьбы!
Он сказал:
— Я вам верю, но где гарантия, что вы не обманываете?
— Никакой гарантии, кроме моего честного слова и номера моего телефона, — сказала она. — И тут же чиркнула на бумажечке свой номер и дала ему.
Не устоял Вася. Сбегал домой, принес ей десять тысяч и попросил разрешения позвонить завтра.
Она разрешила.
Завтрашнего дня Вася еле дождался.
Позвонил.
— Больница! — ответил старушечий голос.
— Какая? — спросил Вася.
— Психиатрическая! — захохотала старуха с жизнерадостностью совсем не старушечьей.
Месяц сходил с ума Вася: спал урывками, ходил по улицам. Сердце горело.
Женщина обнаружилась сама. Неслышно подошла сзади, тронула за плечо.
Вася обернулся. Оскалился злой непримиримой улыбкой.
— Перестань, дурачок! — перебила прелестная дама его неначавшуюся речь. — Я тебе добра хочу. Не ищи меня, не надейся деньги вернуть. Кинула я тебя. Обманула. Может, ударить меня хочешь? Я одна, без охраны.
Не ударил ее Вася. Но такие ей слова сказал, каких, ему казалось, он и не знал никогда — невесть откуда сами выявились.
— Чего тебе еще? — спросил напоследок. — Квартиру мою, что ль? Бери! Или вообще жизнь? Бери!
— В каком смысле? — удивилась женщина.
— В таком, что я тебя, негодяйка, люблю, — стесняясь, сказал Вася.
Женщина распахнула свои синие очи — и заплакала.
Через месяц они поженились, она бросила свои нехорошие дела, а Вася нашел сухопутную приличную работу, позволявшую существовать семье скромно, но достойно.
Что ж, выходит, у лоха Васи — не лоховская судьба?
Да нет. Просто бывает и лоху счастье.
Кстати, эту историю (с тайной, возможно, целью нравственного назидания) я рассказал попутчику Григорию.
Он внимательно выслушал и почерпнул, конечно, лишь то, что было ему близко:
— Фальшивых денег — уйма. У каждого в кошельке есть.
— Не может быть! — притворно удивился я, предвкушая, как сейчас Григорий — для ответного назидания — попробует меня кинуть. И охотно предъявил свой не шибко толстый бумажник со всей его наличностью.
Григорий внимательно осмотрел каждую купюру.
— Вот она! — показал он мне пятидесятку образца 98-го года. — Водяные знаки не те. Турецкая работа. То есть наши же делают — в Турции. Можешь ее порвать или выкинуть.
— Зачем! — сказал я ехидно. — Возьмите себе в качестве сувенира! — И протянул ему купюру, зная, что она настоящая, но полагая, что пятьдесят рублей — не большая плата за горькую правду о людях.
— Ты за кого меня принимаешь? — ощерился Григорий.
Я извинился.
...Через день мои друзья из одной организации с восхищением рассматривали принесенную мной коллекцию бумажных денег самого разного достоинства, у которых было одно сходство: все оказались фальшивыми.
— Тонкая работа! — не могли не признать они.
— Да, — сказал я с лицом невероятно невозмутимым — ибо настоящий лох, даже и будучи облапошенным, не хочет признавать, что он лох.
На том стоит.
Продолжение. Начало см. в №№ 24 — 34.
Иллюстрации Бориса ЖУТОВСКОГО