БАШИРОВ. ПАРТИЙНАЯ КЛИЧКА— УГРОБИЩЕ

Александр Баширов — это не просто имя-фамилия. Это сам себе режиссер, всем окружающим — персонаж, а также образ жизни и диагноз в одном флаконе. Тем, кто имел неосторожность попасть в орбиту его веселого безумия, с равным успехом можно завидовать и сочувствовать. Как бы то ни было, в питерско-московском киношном и околокиношном паноптикуме Баширов — зверушка прелюбопытнейшая.

Чертиком из табакерки выскочил он в соловьевской «Ассе». Вернее, до этого еще был чудик в «Чужой Белой и Рябом», но в сознании широких народных масс впечатался именно шибздик-лжемайор ВВС, охочий до женских прелестей и скорый на истерику. Потом появился лимитчик Толик из «Черной розы...» с его трехлитровой банкой браги, коронованной резиновой перчаткой, и фирменной сентенцией «ложил я на это с прибором». И мелкий бес Компостеров, в разных обличьях досаждавший герою Михаила Ульянова в «Доме под звездным небом». Этого оказалось достаточно, чтобы мало кому известный востроглазый человечек с обманчиво-косноязычной скороговоркой платоновского или зощенковского персонажа превратился во вполне культового Сашу Баширова.

С детскими воспоминаниями у него туго. Говорит, что это была другая жизнь. Протекала другая жизнь в северной деревеньке Согом, где он жил с мамой и одноруким дедом. Тот из принципиальных соображений не работал на советскую власть, которая экспроприировала у него дом, и уважал евреев, благодаря которым остался в войну живым: пленный, он был приговорен к расстрелу и уже стоял на краю рва, когда в срочном порядке были доставлены главные враги арийской расы, они и приняли смерть.

В башировской памяти удержались две детские истории, где он предстает во всей красе, замешанной на безудержности жизнелюба, хулиганстве экспериментатора и отвязанном легкомыслии в высшей степени серьезного человека. История первая: малолетний Баширов, отправившись с дедом на рыбалку, так бурно обрадовался пойманной щуке, что в экстазе чуть не перевернул лодку — к вящему ужасу деда, вынужденного с помощью единственной руки удерживать огромную рыбу и приводить в чувство разгоряченного внука. История вторая: малолетний Баширов решил опытным путем проверить механизм сексуального возбуждения лошади. В качестве инструмента был выбран прутик, которым экспериментатор манипулировал, подобравшись к лошади сбоку. Все закончилось так, как и должно было: копытом в лоб. Этот эпизод можно считать эпиграфом к творчеству Александра Баширова, где, по его словам, тема эрекции и потенции проходит красной нитью.

Экзотическую красную нить он вдернул в иголку еще во время учебы во ВГИКе. Студент режиссерской мастерской Игоря Таланкина, он был нарасхват в качестве актера у сокурсников, занимавших его в своих этюдах. Так что Сергей Соловьев никакой особой Америки не открывал: ее открыл сам Баширов в первом же собственном этюде, который он и сейчас хорошо помнит. Он тогда в физиологических и даже патологических подробностях реконструировал тяготы похмельного утра. Обстоятельным знанием предмета и умением это знание материализовать в зрительные образы Баширов произвел неизгладимое впечатление на присутствующих. После чего два года занимался главным образом тем, что играл, играл и играл. В частности, именно в партнерстве с ним исполнила свою первую роль Рената Литвинова (так что и Кира Муратова не первопроходец). В этюде Литвинова изображала продавщицу обувного магазина, а Баширов — администратора, решившего во время обеденного перерыва подбить к ней клинья. Наконец, наступил момент, когда педагоги запретили своим студентам обращаться к башировским услугам: мол, нечего выезжать за его актерский счет. А может, причиной стал скандал, который без непосредственного участия Баширова не обошелся.

В мастерской Таланкина был назначен показ. Студенты должны были представить этюды, где они срежиссировали какую-либо ремарку из драматического произведения. Шведка Мария Ценскен выбрала отрывок из «Фауста», предшествующий первому появлению Мефистофеля, которое и обозначено ремаркой. На роль Фауста был приглашен Бахтик Худойназаров — тогда еще не известный режиссер Бахтияр Худойназаров, автор «Братана» и «Кош ба кош». На роль Мефистофеля, соответственно, был зван Баширов. По замыслу режиссера, после появления Мефистофеля ученый должен по-актерски отыграть ремарку и произнести сакраментальное: «Вот, значит, чем был пудель начинен!» В зале — Бондарчук, Скобцева, Макарова и все, кому положено строго и справедливо судить незрелые студенческие экзерсисы. На сцене — глубокомысленный Худойназаров, которому совершенно нечего делать: чтобы его занять, выдали реквизит — хлеб, брынзу и луковицу. Не предупредили Фауста только об одном: согласно смелой режиссерской концепции, Мефистофель обнажен. Дальнейшее происходило так. Сначала Худойназаров долго и сосредоточенно ел брынзу. Потом появился облаченный в халат Баширов: «Что вам угодно? Честь представиться имею». На этих словах Фауст оборачивается к Мефистофелю, тот легким движением руки скидывает с плеч халат — и у Фауста отваливается челюсть: дьявол мало того что обнажен, так еще и возбужден. Худойназарову стоило нечеловеческих сил выдавить из себя положенный текст, Таланкин забился в истерике, срочно дали занавес, из-за которого Баширов слышал взрывы педагогического негодования. Но этюдом он остался доволен, потому что главное состоялось: актер сыграл гамму чувств, пережив подлинное потрясение.

Сам Баширов пережил подобное потрясение, впервые приехав из своей деревеньки в Питер. Это было в семьдесят втором году. Он чувствовал себя Растиньяком, но покорять хотелось не столицу, а свою мечту. Такой мечтой и был Питер. В семье царствовал ленинградский культ: трогательно относились к страдальцам-блокадникам, боготворили Эрмитаж и слагали мифы о зеркально чистых тротуарах. Прибыв на Московский вокзал, Баширов первым делом купил пачку сигарет «Лигерос» и сутки фланировал по Невскому проспекту туда-сюда, пока полностью ее не выкурил. Кайфовал от Питера и от светлого будущего, которое, вне всякого сомнения, расстилалось перед ним. «Меня не интересовала общественная жизнь, — говорит Баширов. — Меня интересовала только любовь, а ее нужно было оформить в приличном архитектурном ансамбле...»

Что касается первой любви, то ее он оформил в рабочей общаге, в присутствии товарища, спавшего на соседней койке. Дама сердца — спекулянтка мохеровыми шапочками, которой он приглянулся в аэропорту, куда застойными ночами модно было наведываться на чашечку якобы черного кофе. А покорение Ленинграда Баширов начал с того, что завернул в первое попавшееся ПТУ и подал документы. Оказалось — на право овладеть специальностью плиточника-облицовщика. Об этой славной эпохе в своей жизни у Баширова сохранились тоже весьма смутные воспоминания, потому что они густо залиты плодово-выгодным, потреблявшимся в неимоверных количествах. Работал на цементном заводе в Выборге, облицовывал ленинградский кожно-венерический диспансер. Но Растиньяк не дремал в нем ни минуты: «Мне так не нравилось все это, так это было бесперспективно — в смысле заработной платы и социального успеха. Карьеру можно было строить, только если ведешь двойную жизнь, иначе для простого человека путь к социальному успеху был закрыт. Ну, еще был культ честного человека — живого гения на кухне или в котельной. Он больше прельщал. И я понял, что этот вопрос нужно решить для себя радикально. Может быть, поступиться какими-то принципами. Я не поступился — просто стал режиссировать жизнь. Если сам создаешь моду, то от моды не зависишь. Ты учишь людей одеваться, а не сам одеваешься, как они...»

Однако сначала самого Баширова одели в военную форму. Служил он в преклонном возрасте — сдался на милость вооруженных сил в двадцать шесть лет. Попал в танковую дивизию, где пристроился художником и получил особо важное задание нарисовать портрет Брежнева три на четыре — в танкистском шлеме и соответствующих очках на лбу. Дело в том, что дивизия билась не на жизнь, а на смерть за право носить имя дорого Леонида Ильича. Но как только она этого права добилась, генсек приказал долго жить и все радужные перспективы обломились. Так что с фасада клуба напрасно взирал, постоянно сдуваемый ветром, огромный Брежнев-танкист кисти Баширова.

Говорит, что служба его не удручала. Уверяет, что ему нравилось ходить в форме образца сорок второго года: гимнастерка, галифе, сапоги. Когда становилось скучно, Баширов развлекал себя тем, что устраивал необременительные беседы с командным составом на предмет выяснения его, состава, уровня интеллектуального развития. Иногда беседы заканчивались гауптвахтой. После одной — видимо, наиболее принципиальной — Баширов получил месяц «губы». Через каждые десять суток его выпускали (дольше сидеть не положено), а потом аккуратно возвращали на место. К слову сказать, недавно этот психологический опыт Баширову пригодился: в фильме Алексея Германа «Хрусталев, машину!» он сыграл печника из магазина меховых изделий, которого сажают в начале фильма, потом выпускают, в середине фильма снова заталкивают в «воронок», в финале снова выпускают из зоны и опять бьют. «Главное, что этот человек относится ко всему, как к чему-то само собой разумеющемуся. Это оптимизм русской идеи: нас бьют, а мы крепчаем. Я вот, например, не призываю к массовому самоуничтожению или убийству себе подобных. Мы, насколько я понимаю православие, рождены для страдания, и град Китеж ждет нас в загробной жизни, да? Чего горевать и скулить, тявкать из-за угла, лягаться, злопыхать, заниматься, ха-ха, лизоблюдством и, я бы сказал, низкопоклонничеством? Нужно делать свое дело».

Именно от невозможности делать свое дело Баширов слинял из Америки, хотя и выдвинет в качестве официальной версии другую: пива попить было не с кем. («Хотелось, чтобы все было рядом — выходишь утром к ларьку, а там все свои стоят. Я жил в хорошем районе — не на Брайтон же мне ехать. Это как встал утром, вышел на Невский и поехал в Купчино пить пиво с воблой».) О том, как его занесло в Америку, Баширов распространяется не слишком подробно. Известная, мол, история: студенты-де во время беззаботного времяпровождения влюбляются друг в друга, что и у них с Вэнди произошло. Организовали молодую семью, которая пыталась жить здесь, потом пыталась жить там, но ничего не получилось, и семья распалась.

В Америке Баширов прожил несколько лет, время от времени наезжая на съемки к Соловьеву. Видимо, американские впечатления навеяли экстравагантное предложение, с которым он обратился к Соловьеву по прочтении сценария «Дома под звездным небом». Баширов придумал эпизод в Нью-Йорке, где его герой, русский политэмигрант-бисексуал, переодетый в женское платье, насилует академика Башкирцева. Саму идею с Нью-Йорком режиссер принял, но от изнасилования отказался: в то время Михаил Ульянов был депутатом Верховного Совета — предложение Баширова казалось слишком радикальным. А он до сих пор жалеет, что эпизод лишился такого мощного эмоционального потрясения.

В Америке у Баширова родился сын, воспитанию которого он уделил года четыре. Невольные свидетели утверждают, что Баширов с детской коляской, рассекающий толпу на нью-йоркской авеню, являл собой зрелище убойное. Сейчас Кристоферу восемь, видятся они ежегодно. Если верить Баширову, сын все меньше и меньше похож на него — только характер тот же. Свой характер Баширов определяет как воздушный, чем он и отличается от властного характера его мамы. У мамы, всю жизнь проработавшей на железной дороге, начав со стрелочницы в том самом Согоме, характер кремень. На вопрос о том, не держит ли его мама до сих пор в ежовых рукавицах, Баширов удивленно улыбается: «Разве воздух удержишь?» Мама живет под Москвой в двухкомнатной квартире. Был у нее и дачный участок, но с ним вышла неприятность. «Она попала под обаяние произведений моего приятеля Бахыта Килибаева — продала участок и все деньги вложила в «МММ». Полгода скрывала от меня, что на этом деле погорела. Я ей говорю: «Что ж ты мне сразу не сказала, я бы сразу пошел к Бахыту...»

С капиталистической действительностью у Баширова отношения непростые. Чему свидетельство — его фильм «Железная Пята Олигархии» (то, что все три слова пишутся с заглавной буквы, для автора принципиально). «Железной Пятой Олигархии» он дебютировал спустя семь лет после окончания ВГИКа. Помните, как в рыбаковском «Кортике» пионеры ставили спектакль «Кулак и батрак»? Автор пьесы — Александр Огуреев, режиссер — Александр Огуреев, в роли кулака Пахома — Александр Огуреев. Здесь примерно то же самое. Только главным героем Баширов сделал агитатора-горлана-главаря, посвятившего себя борьбе за счастье трудового народа.

На создание фильма Баширова вдохновил роман Джека Лондона «Железная пята», кондовый пафос которого он терпеть не может. Зато заранее испытал жгучее удовольствие от этой провокации: заставить зрителей прочитать скучную толстую книгу. А сюжет фильма родился так. Сидел в гостях у Баширова на Выборгской стороне композитор Федоров из «Текиладжазз». Сказал, что один его знакомый хочет бросить шоу-бизнес и заняться кино. Спросил, нет ли какой-нибудь идеи. «И я ему рассказал. Такая, понимаешь, «Выборгская сторона — 2» или «Максим опять возвращается». И почему-то нам эта идея показалась актуальной. Ведь эксплуатация происходит. Один меняет третий джип, а другому зарплату за прошлый год еще не заплатили. Меня очень волнует проблема социальной справедливости — с научной точки зрения. С практической не знаю, как решить. Но зато есть предлог для больших художественных обобщений».

Деньги на Гомера получает, как известно, Андрей Кончаловский. Но Баширов за десять дней и тридцать тысяч долларов снял-таки свою гомерически смешную одиссею про безумца, устраивающего митинги перед молчаливыми рабочими с прокопченными торсами. Все речи пламенного трибуна на заводах были сплошь башировской импровизацией, ему к этому не привыкать — в той же «Игле» он истериковал исключительно импровизационным образом. Говорят, во время съемок рабочие выбирались из самых дальних заводских углов, чтобы внимать агитатору. Увы, из-за кромешной нищеты съемочной группы эти речи не были записаны и потому впоследствии их забили яростной музыкой.

Сумев выжить в финансовых тисках и снять полноценное кино на более чем смешные деньги, Баширов теперь вправе требовать того же от своих студентов. Для съемок фильма он основал собственную студию «Дебошир-фильм», а потом при ней открыл киношколу. Занятия бесплатные. В лицо Баширов знает не всех, по имени еще меньше. Кто-то уходит, кто-то остается. За неимением помещения занятия происходят то здесь, то там. Иногда в подъездах и лифтах жилых домов, где башировцы и башировки разыгрывают этюды. Или скидываются, берут напрокат видеокамеру якобы для съемки свадьбы или какого другого торжества, а сами снимают учебные работы. Многозначительные философские опусы Баширов отметает сразу. Зато одобряет комедии.

Есть у него и собственные режиссерские планы. Например, «Выборгская история». Выборг, сорок второй год. Город оставлен и финнами, и нашими. Во всем городе только два человека: финн и русский. Они пьют, ссорятся, мирятся, а потом решают разыграть Выборг в карты. Выигрывает русский — и в город входят наши войска. А еще у Баширова есть идея поставить «Солнечный удар», перенеся действие в наше время. Он уже знает, как снимет последнюю фразу: «Поручик сидел под навесом на палубе, чувствуя себя постаревшим на десять лет».

И наконец, Баширов намерен баллотироваться в Городскую думу. Ему хочется, во-первых, воспользоваться, пока не поздно, депутатскими льготами (гарантированная зарплата, оплачиваемые помощники, служебный автомобиль), во-вторых, возбудить электорат эротически, а в-третьих, стать полпредом андеграундной культуры во властных структурах, чтобы впоследствии взять город в свои руки. «Там, кажется, можно проводить какие-то законы и лоббировать нужные интересы. Я думаю, это несложная работа на самом деле. Только кажется, что депутаты беспрерывно в заботах о благе народном».

Сейчас Баширов занят тем, что изучает общественное мнение. И обороняется от жены Инны, солистки группы «Колибри», которая категорически против его завиральных идей — наслушавшись о депутатских убийствах, она боится за него, себя и дочку Александру-Марию (в быту Сашу-Машу) полутора лет от роду. Но Баширов не сдается. И опыт участия в политических гонках у него есть: вместе с Сергеем Соловьевым он возил по стране его трилогию в рамках тура «Голосуй, а то проиграешь!» Они объехали двадцать городов: через день по три раза встречались со зрителями и представляли кино. Баширов не занимался агитацией — просто общался с народом. Его спрашивали, кого он играет в «Доме под звездным небом». Он отвечал, что его герой — призрак коммунизма. В Ижевске коммунисты хотели сорвать просмотр, стали задавать провокационные вопросы, но с задних рядов, где культурно пьют пиво, пацаны стали кричать: «Не слушай их, браток, говори».

На фото:

• С женой Инной и Александром Ф. Скляром Баширов распевал «Митьковские песни» на «Авроре», 1996 год.
• На съемках учебной работы во ВГИКе, 1985 год.

Фото В. Плотникова, С. Семенова и из архива А. Баширова