Тут недавно опять показывали по телевизору Григория Явлинского. Появление его на телеэкране в последние дни стало столь беспокойно-частым, что хотя бы из чувства самозащиты мне пришлось несколько напрячься и вспомнить: что же напоминает эта стремительная, легкая и в то же время изящная атака на мозги? И я вспомнил! Ну, конечно!
«МЕЖДУ ТЕМ ГРИГОРИЙ ЯВЛИНСКИЙ ПО-ПРЕЖНЕМУ ОТКАЗЫВАЕТСЯ ЛИЧНО ОЗВУЧИВАТЬ КАКИЕ-ЛИБО ИМЕНА И ЦИФРЫ. ПОЭТОМУ ОСТАЕТСЯ В ПОЛНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ — ЕМУ НЕ ГРОЗИТ СУД ЗА КЛЕВЕТУ».
(Из газет)
Секция бокса
В моей жизни она тоже была. Была пропахшая потом раздевалка и спортзал с огромными балетными зеркалами (бой с тенью, а как же!). Был поднятый на высоту метра обтянутый парусиной ринг с настоящими, почти морскими, белыми витыми канатами. И были бесконечные, пузатые, лениво покачивающиеся на тросах мешки, и отлетающие от лица груши на растяжке (только уворачивайся, а то врежет обратным ходом в переносицу), и темно-красные твердые подушки — после битья которых на костяшках пальцев оставались кровавые ссадины.
Были бесконечные разминки (десять кругов на корточках), были спарринги с учебной задачей (два раунда — левой рукой, два раунда — левой прямой, правый боковой). Были даже первые настоящие бои (руки не слушаются, молотят по воздуху, и страшно что-то дрожит внутри).
Но в отличие от Явлинского, я не дошел до той роковой позолоченной черты, за которой начинается большой спорт. А он дошел. Кандидат в мастера, чемпион республики в юношеском возрасте — он не раз говорил об этом во время своей прошлой предвыборной кампании. Тогда все кандидаты с чувством сдержанной мужской ностальгии вспоминали свое босоногое детство, и в этом Григорий Алексеевич не был оригинален. Я даже как-то забыл об этом за два года, вместе с остальным электоратом — но тут вдруг вспомнилось. Очень ярко и очень отчетливо. И вот почему.
Дело в том, что весь бокс, как вы знаете, подразделяется на два лагеря: профессиональный и любительский. Сейчас об этом как-то даже смешно и грустно говорить — благодаря хитрому Самаранчу любительский спорт почти повсеместно изжит.
...Так вот, один из немногих видов, где это деление, пожалуй, в какой-то форме сохранилось — как ни странно, бокс. Дело в том, что пятнадцать раундов профессионального бокса и три раунда бокса любительского превращают одну и ту же игру по одним и тем же правилам — в два принципиально разных занятия.
Одно дело — сорок пять минут этого издевательства, и другое дело — девять.
В ту советскую эпоху, когда нас с Григорием Алексеевичем муштровали на тренировках (его во Львове, как будущего чемпиона, больше, меня в Москве, конечно, меньше) — отношение к этому самому профессиональному американскому боксу повсеместно было довольно жестким. В газетах он выглядел как наиболее яркое уродство капитализма (наравне с безработицей). В спортивном отношении тоже не признавался: молотилка, рассчитанная на досрочную победу из-за увечья или повреждения. А что такое повреждение на ринге? Рассеченная бровь, потоки крови, антиэстетика. Тренеры всегда рассказывали нам о смертельных случаях. Спортивные комментаторы нажимали на то, что Мохаммед Али отказался воевать во Вьетнаме, и ему после этого перекрыли кислород нечестным образом. Как ни крути, а наш европейский любительский бокс оказывался на поверку и почище, и поэстетичнее, и поспортивнее, чем его заокеанский «старший брат». И еще неизвестно, кто старший, кто младший — думал я в запале подросткового патриотизма. Олимпиады смотрят все! А кто смотрит эти американские бои? Одни же американцы!
...Но однажды случилось чудо. Какой-то начальник телевидения разрешил спортивной редакции показать бой Али с Фрэзером.
Чуть отводя глаза, с легкой, чисто боксерской усмешечкой наш тренер дядя Миша сказал: «Сегодня все должны посмотреть, как боксирует Али. Предупредите родителей, что начнется поздно».
Около двенадцати ночи я сел к телевизору под тяжкие вздохи мамы, замер и провалился куда-то на полчаса. Свои ощущения помню довольно подробно и сейчас. Помню, как хотелось крикнуть: да посмотрите же! Но родители уже спали.
Али не прыгал на месте, как нас учили в секции, а передвигался мягкими неслышными шагами. Просто ходил. Он держал руки не перед носом, как нас учили в секции, а на уровне груди, иногда опуская их вниз (чего, как нас учили, делать было категорически нельзя). Он обнимал соперника и ложился на его плечи всем своим весом, откровенно отдыхая, поскольку был к тому времени уже тяжелым, почти сорокалетним, не очень здоровым человеком. Его бокс был мягким и смертельным одновременно. Его удары были настолько стремительны и могучи, что их даже как-то не было видно. Али не занимался спортом и не играл на ринге. Он там жил.
Тогда, двадцать пять лет назад, я вдруг задумался — а чему же нас учили в нашей секции бокса? И чему нас не учили? Но додумать не успел. Заснул, наверное.
Додумал сейчас.
...Первое. Любительский бокс — это прежде всего победа по очкам. Арифметический выигрыш. Он изначально не нацелен на чистую победу. Нужно лупить как можно больше, а попадешь или нет — второе дело.
Второе. Нужно постоянно быть закрытым. В связи с этим стойка любительского боксера иная, слегка сохранившая старомодность английского стиля. Одна рука («длинная») защищает лицо, другая, согнутая — подбородок и корпус. Американцы же спокойно относятся к тому, чтобы получить встречный удар, посидеть в нокдауне. Они удар «держат» (их этому учат). У них там нет олимпийской системы, черт побери. Им не нужно сохранять себя до завтрашнего боя, до послезавтрашнего и так далее. Можно выиграть звание и гонорар, просто оставшись стоять на ногах. Соперник был лучше, но не выдержал и упал. И все, ты победитель, хотя и от тебя, честно говоря, мало что осталось.
Третье. По той же самой причине — безопасность превыше всего — любительскому боксеру очень важно сохранять дистанцию, не сближаться. Особенно если боксируешь с более сильным физически, тяжелым соперником.
Четвертое. Победа по очкам — это чисто судейское решение. Очки считают они, судьи. Поэтому важен и артистический момент — красивые удары (хотя бы и по рукам), нырки, апперкоты и так далее. Демонстрация техники и активности. Вперед, вперед, вперед (не раскрываясь, не сближаясь). За три коротких раунда нужно уметь произвести хорошее впечатление. Иначе засудят.
Пятое. В связи со всем вышесказанным родилось и представление о том, что «боксер должен порхать как бабочка и жалить как пчела» (слова Мохаммеда Али). Али, как мне кажется, шутил или по крайней мере иронизировал. Ни порхать, ни жалить стокилограммовый гигант, «супертяж»,, не может. Хотя нам его слова цитировали совершенно всерьез. Но это к слову. Легкое ритмичное подпрыгивание на ринге стало отличительным знаком любительского бокса. Но это почти балетное передвижение возможно лишь в течение девяти минут. Если ты на ринге целых сорок пять — приходится и стоять, и ходить, и лежать на канатах, и висеть на сопернике, и даже сидеть в легком нокдауне. Иначе просто не выдержать.
...Ах, как я любил бой с тенью! Красиво прыгаешь, красиво бьешь, смотришь на себя в зеркало. Вжик-вжик — свистит воздух, рассекаемый перчатками. Вжик-вжик, технически безупречно, тактически грамотно.
Наконец, шестое. Любительский бокс гордится своей технической красотой. Ритмичные серии ударов оставляют ощущение почти музыкальное. Раз-два-три — отступил. Серия в голову, серия в корпус — ушел, нырнул, отступил. В профессиональном же боксе вы почти не замечаете, КАК они это делают. Два страшных потных негра кружат по рингу друг за другом, чтобы в какой-то момент наброситься и смолотить соперника в пыль. Профессиональный бокс по сравнению с любительским некрасив. Но он более драматичен. Нет, он более правдив. Нет, тоже неточно. Профессиональный бокс — это жизнь. А любительский — игра. Занятие.
...И вот финал. Главное отличие.
Когда рефери поднимает руку победителя в любительском боксе — зал замирает. Никто не может на все сто процентов предсказать результат, хотя порой он кажется очевидным.
Когда поднимают руку в профессиональном боксе — победитель довольно часто стоит один. В любом случае зал ревет, уже заранее зная победителя. Победителя назначает сам Господь Бог, или судьба, или что там еще есть. Победу присуждают не судьи — они ее только фиксируют.
Душой и сердцем я по-прежему с любительским боксом — он более изящен, интеллигентен. Недаром добрые мамы моего детства отводили своих очкариков именно сюда — чтобы учились, так сказать, держать головку и не отводить глаза.
...Но когда я закрываю глаза, из всех мною виденных поединков, из всех боксеров — в памяти светятся только два человека.
Первый — естественно, Мохаммед Али. Я чуть не заплакал, когда увидел его на открытии последней Олимпиады — пораженный болезнью Паркинсона, со слезящимися глазами, он держал в руках факел, и огонь прыгал в его руках. Самых гениальных руках в мире.
И второй — высокий, нескладный, сутулый советский средневес по фамилии Лемешев. Почти забытый, несмотря на все регалии. Это был настоящий боксер-убийца. Ленивый, медленный, закрывавший голову руками, как его учили в детской секции, — весь бой, порой все три раунда он тяжело оборонялся и ждал одного встречного движения соперника. Ждал свою секунду. И вдруг оставался на ринге один. Это было страшное зрелище — при замедленном повторе. Уж очень длинная была у него рука. Казалось, что она проникала в соперника насквозь.
Нельзя сказать, чтобы мне это нравилось. Просто я запомнил Лемешева. Вернее, не смог забыть.
Потому что на ринге он не занимался спортом, а жил.
...Я смотрю на пресс-конференции Григория Явлинского и вдруг вспоминаю — ринг, обтянутый парусиной, пузатые мешки, мокрые потные бинты на руках, расплющенные перчатки. Любительский бокс. Хороший, красивый, благородный.
Но все это — бой с тенью. Высокая техника, отточенные движения. Вжик-вжик — перчатки свистят по воздуху. Удары понарошку и битва не всерьез.
Победа — это когда в нее верят все. |
И хотя я не получил в свое время даже третьего разряда, если глядеть с ринга, с того детского ринга, где нас уже нет, вдруг становится понятно: Явлинский — по-прежнему любитель. Политика для него — занятие, а не жизнь. В нем не хватает вот этой самоотдачи, жертвенности настоящего профи, для которого каждый бой — последний. А боксер-любитель все время готовится и считает: четвертьфинал, полуфинал. Проиграю здесь, выиграю там. Это тоже своего рода профессионализм. Но это профессионализм липовый, любительский.
...С этой точки зрения я попытался посмотреть на всех наших политиков. Даже лучшие из них — и Явлинский в том числе — слишком плохо держат удар и слишком хорошо — дистанцию. Даже лучшие из них не готовы умирать на ринге.
А это значит, что они не готовы к победе. Играть бицепсами, кусать ухо сопернику или нашептывать ему в это ухо гнусности, демонстрировать свои возможности, свои нырки и уходы, даже точно бить в корпус и в голову, даже уметь выиграть по очкам — это еще не победа.
Борис МИНАЕВФото: Fotobank / all sport, Ю. Феклистова, А. Бочинина