ТЕННИС В АЖУРНЫХ ЧУЛКАХ

Вот на улице метель, пурга большая, суровая русская зима и вообще непогода. А вот вам навстречу из мерзлой темноты летит желтый пушистый шарик, такое искусственное солнце, называется теннис. Что вы первым делом станете делать?

Конечно, ругаться.

Вы будете обзывать теннис конъюнктурной игрой, кремлевской баней, музыкой толстых (хотя нет, это другое), вы будете противопоставлять этой непопулярной антинародной игре другие игры — наши, народные, исконные.

Вот бокс, скажете вы, это совсем другое дело — это старинная русская забава. Или футбол. Традиционный русский обычай. Или хоккей с шайбой. В эту игру любили развлекаться наши деды и прадеды.

Ну что ж, все правильно. Лелейте свой квасной патриотизм. Хольте дальше свое мракобесие. А я пока продолжу рассказ. Свою околоспортивную сагу.

Обожаю женщин. И как они одеваются. Наивный, в белую полосочку нейлоновый пуловер (так по крайней мере он выглядит) Моники Селеш. Платьице с претензией. Простоватые кудряшки, мышиное личико, тяжелые плечи и обреченная походка главного бухгалтера. Так выглядит легенда женского тенниса. Но не в этом дело. Таков образ женщины, которая ВСЕГО ДОБИВАЕТСЯ САМА. Селеш уничтожает соперницу резкими, наотмашь, мужскими ударами — не потому что так уж сильна, а потому что такой характер. Ее несчастье — психическая травма после фанатского удара, ножом в спину, прямо на корте, во время смены сторон — тоже ведь вписывается в этот образ одинокой, но не сломленной. В образ сурового сопротивления мужской агрессии, мужскому идиотизму. Это противостояние судьбе — и есть тайна ее некрасивого обаяния.

Сегодняшняя Россия полна таких женщин. Отнюдь не красоток. Но маленьких, крепких, не ломающихся, с никогда не устающими ногами. Пройдите по любому вещевому рынку — и вы увидите их, бывших младших научных сотрудников, прилично одетых, не потерявших обаяния, железных женщин-челночниц, создающих семейный бюджет на пустом месте, сохраняющих мягкий и плавный взгляд — вопреки всему, что происходит сейчас с ними. Это удивительные женщины. И Селеш — первая среди них. Очень простая на вид. И очень сложная внутри.

Другой тип — Аня Курникова. Русская народная красавица. Золотая коса. Облик хрупкой Лолиты. Абсолютная грация движений — на грани детской аккуратности и проснувшейся чувственной силы. Но загадки в ней нет. Синие ногти и золотые браслеты — это уровень нашей московской десятиклассницы или студентки. Балованная, удачливая, обласканная. Не представляю ее без атмосферы вечного обожания и придавленной приличиями сексуальной истомы вокруг. Фарфоровая кукольная прямота: принесите мне мое счастье сюда, и немедленно! Вот такое сочетание довольно законченного внешнего облика и совсем незаполненного — облика внутреннего. Да, Лолита, но абсолютно защищенная, хладнокровная, рациональная...

Белое, совсем скромное платье Курниковой — как бы школьное и как бы детское — напоминает мне слеты нашей советской пионерии. Приветствия дорогому Леониду Ильичу. И это вообще-то здорово. В наши годы она бы обязательно была членом ЦК ВЛКСМ. Сейчас получает грин-кард в Америке, чтобы жить и работать, как завещал великий Ленин, как учит нас... Но никто нас уже не учит. Мы сами себе ученики и учителя. И нашим детям тоже.

Что-то странное пробуждается, ей-богу, когда смотришь на эти синие ногти и золотые браслеты. Запах сигарет и дорогих маминых духов из школьного женского туалета. Испуганные взгляды и наглые заученные слова. Белые фартуки и дырки на колготках. Черт побери. Чувствую, суждено Ане Курниковой большое будущее.

...Так вот, о детях. Победила в этом году на Кубке Кремля Мари Пирс (Пьер, Пьерс — все стали очень грамотные, произносят и пишут как хотят, я — как было принято). Пирс — абсолютная школьная учительница, очень глубокая, женственная, мягкая девушка. Предельно спокойная. Предельно аккуратная. Я бы сказал, чистая.

Такой учительнице отдают ребенка с радостью, и даже если есть риск, что мальчик в нее немножко будет влюблен — нестрашно. Пусть. Это даже полезно. И красиво.

Хотя сама Пирс вроде бы не красотка. Она... как бы это сказать... завораживает, а не поражает. И пусть своей мягкой повадкой Мари напоминает что-то такое интеллигентное, домашнее, что-то учительское, чертежно-рисовальное — это вовсе не говорит о низком социальном статусе. Совсем наоборот. Такие женщины работают в школе не потому, что им нечем кормить семью.

Спокойствие и мягкость таких женщин — вечная загадка. С ними даже страшно разговаривать — хотя они милы и улыбчивы, очень просты и даже незамысловаты в общении. Просто всегда кажется, что предназначены они для чего-то более высокого, чем пошлый разговор с вами о пустяках. Если Моника Селеш олицетворяет для меня напряжение современной женщины, ее страшное усилие, которое видно во всем, — Мари Пирс олицетворяет обратное — тягу к расслабленности и пофигизму, которая современной женщине присуща так же, как и напряжение: одеть простое и хипповое, закурить, раствориться в темноте вечера.

Пирс — как бы вечная бледная невеста. И то, что выходила она на корт в черных семейных трусах и белой тренировочной маечке, (не сумела вовремя выручить свои вещи из какого-то далекого аэропорта) — совсем ее не испортило. У такой женщины могут быть десятки бурных романов или один горячо любимый муж — тоже неважно. Она может одеваться как угодно. Сила ее цельной закрытости, ее скромности, ее внутренней органики такова, что она сильней любой открытой сексуальности. Так что ничего удивительного в том, что Пирс выиграла этот турнир, нет. Видите, какое сильное впечатление она произвела даже на самых закаленных болельщиков (типа меня)?

...Винус Уильямс. Феноменальная чернокожая девочка огромного роста. Голова в африканских косичках. Предельно открытое яркое пляжное бикини. Голова египетской царицы. Кошмарно красивое тело. Кошмарные глазищи. Какие-то бесконечные, как река, изгибы рук. Смесь пантеры и... наложницы. При этом по психике и по реакциям чрезвычайно беззащитный, ранимый, неокрепший ребенок. Как бы сразу всем видно, что жестокие парентсы вытолкнули на арену цирка несчастного бедного вундеркинда, и она не плачет и не убегает отсюда только из чувства дочерней любви и ответственности. Вечная предрасположенность к травме и к обиде. Может, это только образ, игра?

Трудно сказать — конечно, честолюбие здесь у всех огромное, и большие деньги заставляют рано взрослеть, но...

Но что-то ломает меня во всей этой яркой экзотике, какую-то я чувствую льдышку в этой огнедышащей красоте.

За красивыми плечами Уильямс — выжженные солнцем страны, уличный язык жестов, пляжное море. Другие люди, другой мир. Бесконечная цивилизация рэгги и рэпа. За этими органичными, как будто всегда танцующими людьми в шортах и косынках — будущее, а за тобой, дружок, только прошлое.

...Ну, кого я еще видел на Кубке Кремля?

Видел нашу царевну лебедь Елену Макарову, бесконечно печальную, как загадочная русская душа.

Видел Наташу Звереву, худенькую, хулиганскую, в очках, выигравшую в парном разряде несметное количество турниров, причем на одном интеллекте, которого у нее — бездна.

Видел (к сожалению, мало, быстро проиграла) Кончиту Мартинес — женщину-испанку, с загадочным темным лицом выжившей и пережившей всех своих мужчин Кармен.

Кого я не видел?.. Не видел я белокурую бестию Штеффи Граф, не видел пухлую очаровашку Мартину Хингис, а хотел повидать, ибо знаю, что обе эти женщины могли бы руководить банками, правительствами, фирмами, империями, городами и планетами — потому что обладают несокрушимой, железной хваткой и волей к победе, и этому-то страшному женскому естеству и хотелось мне взглянуть в глаза, ибо оно — побеждает и победит во всемирном масштабе...

Но. Но хватит.

Ну а что же мужчины — скажете вы? Они же ведь тоже по-своему интересны. Они же ведь тоже что-то там выражают.

Ну, с определенной долей условности — можно, конечно, сказать, что Кафельников выражает некий тип русского человека, который все проспал, все проворонил, а потом вдруг вскочил с хохолком на затылке и как пошел по новой создавать, строить, изобретать... В общем, хочется верить, что все у нас получится — вот как у него.

Конечно, Сампрас выражает тип волосатого, могучего красавца-мужчины, который бывает только на теплых южных берегах, такого вот бедного ребенка бедной матери, в которого природа закладывает силы и здоровьюшка сразу человек на сто.

Конечно, Иванишевич и Риос — просто-таки типичные хулиганы и бандиты, один европейский, другой американский, один — снисходительный и добродушный, другой — резкий и злой...

Конечно, Беккер — вечный подросток, вечный бой-френд...

Но вообще-то все это ерунда. Ни черта они не выражают, кроме самих себя!

Никто из них, в отличие даже от самой скромной теннисистки из второго десятка, никак не тянет за собой эти мириады образов, снов, моделей поведения, символов и смыслов.

Так что, надеюсь, вы поняли, зачем я в этом году ходил на Кубок Кремля. Безусловно, я болел за Кафельникова тоже. Но еще я просто болел. Я болел тем, что мне там открылось.

...И между прочим, теннис — это первый вид спорта, где женщины сравнялись с мужчинами по гонорарам. По звездности и интересу. По фанатичному поклонению.

Отсюда, я думаю, и эта многозначность каждого их движения. Каждой детали одежды.

Впрочем, неважно. Важно, что вам навстречу из мерзлой темноты летит желтый пушистый шарик, такое искусственное солнце.

И когда я вижу, как он подпрыгивает, у меня что-то сжимается внутри. Что-то такое под ложечкой. Какое-то, понимаешь, ощущение далекого несбыточного счастья.

И я вижу, вернее, продолжаю видеть, как они ходят, ругаются, рубят ракеткой воздух, и незримо, неощутимо ищут сочувствия у всех нас, сидящих в этом огромном зале мужчин.

Фото И. Верещагина