В оформлении этого материала использованы фотографии огоньковского фотокорреспондента Геннадия Копосова (1938 --1998). Благодаря его работам Север стал тем заветным краем, которого не хватало в реальной жизни романтикам 60-х. Он сам был последним романтиком, прожившим жизнь между двумя Полюсами и Москвой. Вместе с полярниками зимовал на дрейфующих станциях, плавал в пробном рейсе атомохода «Ленин», был с теми, кто прокладывал северные морские пути и осваивал заснеженные ледовые просторы Арктики и Антарктики. Фоторепортажи о жизни полярников принесли Копосову всемирную известность, его фотографии о Северном и Южном полюсах вошли в золотой фонд российской и международной журналистики.
ДРЕЙФУЮЩИЕ ВО ВРЕМЕНИ
ОДНАЖДЫ РУССКИЙ, НЕМКА И ФРАНЦУЗ...
Полярная станция «Дунай» находится на одном из необитаемых островов в Ледовитом океане (море Лаптевых) далеко к северу от Полярного круга. Ближайший населенный пункт, поселок тикси, — в двух с половиной часах полета на юг. Вертолет посещает остров дважды в год — весной и осенью. Все остальное время полярники живут в полной изоляции от внешнего мира, общаясь с Большой землей исключительно на языке точек и тире.
НЛО на Полярной станции — гораздо более обычное явление, чем вертолет с почтой или продуктами. Посещение инопланетян просто фиксируют в специальном журнале, а вертолет встречают радостно, с энтузиазмом перетаскивая в свой старенький домик прошлогодние письма от родных, консервированные компоты, ящики дешевой карамели и витамины в виде мешков лука и чеснока. Наш прилет в самый разгар полярной ночи был внеочередным. На пятерых метеорологов-отшельников с неба свалились журналисты, причем как в анекдоте — немец (вернее, немка), француз и русский.
«Господи, господи, — бормотал в трансе повар Слава, — ну ладно русский. Немку я тоже как-нибудь накормлю. Но чем я буду кормить француза?!» Слава родом из небольшого городка на границе Молдавии и Румынии. Он окончил кулинарное училище и очень боялся ударить лицом в грязь именно перед французом. Слава метался между замороженными тушами северных оленей, добытых собственными силами, и такими же «деревянными» от 42-градусного мороза штабелями омулей.
Начальник станции — Александр Иванович Лабунский, единственный, к кому все обращаются по имени-отчеству. Он также единственный обладатель приличествующей его профессии бороды и двадцатилетнего стажа зимовок на полярных станциях. Лабунский еще помнит времена, когда полярникам платили приличные деньги, снабжали всем необходимым, а по утрам команда выстраивалась для торжественного поднятия государственного флага красного цвета. В далеком украинском селе у начальника жена и двое детей.
— Они недавно ко мне приезжали, — рассказывает Александр Иванович, показывая фото и разбросанные по его комнате соски и погремушки.
— Да что вы? Летом? — удивился я.
— Ага, четыре года назад, — радостно закивал Александр Иванович.
Время, оказывается, очень относительная штука не только в теории Эйнштейна. Там, где живут эти люди, время течет и измеряется как-то иначе. Слово «жить» здесь не употребляют вообще. Его заменили словом «зимовать».
Единственная девушка в мужской компании полярников — двадцатилетняя Надя.
— Она только что приехала, — представил ее начальник. — Всего шесть месяцев на станции.
Надя попала на «Дунай» по распределению после училища в Новосибирске, недалеко от которого ее родной поселок. В училище готовят гидрометеорологов и радистов. Надя хотела быть настоящим полярником и делать прогноз погоды. Вместо этого она будет молодой мамой. Это стало ясно после доверительного разговора Нади с немецкой журналисткой — единственной женщиной, встреченной ею за последние полгода. Надя просила увезти ее на нашем вертолете, потому что на следующий она может просто не успеть со своими тремя месяцами беременности. Мы, конечно, согласились.
Всего лишь на год старше Нади Иван. Он тоже метеоролог. До «Дуная» добывал соболей в Иркутской области, потом попал в Чечню. Добрейший деревенский парень, он после пары рюмок водки, выпитых за благополучное прибытие, с ностальгией рассказывал о подстреленных соболях. С тем же мечтательным лицом Иван вспоминал о количестве народа, убитого им в Чечне. Потом оделся и ушел.
— Он пошел гулять, — пояснил Александр Иванович. — Ваня часами может бродить по острову. Особенно ночью. Возьмет своего пса и уходит.
Куда уходит Иван и о чем беседует со своей немецкой овчаркой, обросшей густой и длинной шерстью в суровом климате, так и осталось тайной. Весь остров — километр в одну сторону и километр в другую. К тому же ночь и мороз за сорок. Хотя при желании можно уйти далеко. Море вокруг под метровым слоем льда даже удобнее для пеших прогулок, чем земля — во всяком случае ровнее.
— А белые медведи?
— Так ведь он с собакой.
На станции всего четыре собаки. Все овчарки разной степени породистости. У каждого полярника, кроме Нади, своя. Самый большой и сильный зверь по кличке Дунай, как и положено, у начальника. За десять лет, которые Дунай зимовал с Александром Ивановичем, он стал больше походить на медведя, чем на собаку. Глядя на многочисленные шрамы и разорванное ухо, веришь рассказам о его победах в многочисленных боях с местными белыми жителями.
— Чем вы его кормите? — я пытаюсь всучить Дунаю карамельку. Тот смотрит на меня сочувственно, как на идиота.
— Пойдем, покажу. — Александр Иванович берет топор, разрубает на четыре куска метровую рыбину, ставшую от мороза сплошной глыбой льда, и бросает перед псом. Четыре укуса — и на снегу не остается ничего.
Пока Дунай облизывается, над головой вспыхивает северное сияние. Звездно-полосатое небо (американцы были бы в восторге) настраивает начальника станции на доверительный лад.
— Вон оттуда последний раз они прилетали.
— Кто?
— НЛО. Сначала я его за самолет принял. Яркие такие три огня в небе. Потом смотрю, приближается. Круглые огни расположены правильным треугольником. Вокруг них чернота сначала, звезд не видно, а дальше свечение вот такое, — Александр Иванович нарисовал пальцем на снегу замысловатую фигуру, похожую на двойную восьмерку. — Я ребят позвал, а оно уже прямо над головой повисло, огромное, полнеба закрыло. Думаю, поприветствовать надо. Принес ракетницу и пальнул вверх. А оно испугалось и резко в небо. За пару секунд стало как обычная звезда, а потом и вовсе исчезло.
— Вы же официальное лицо. Сообщили кому-нибудь?
— А как же. Все наблюдения у нас фиксируются. Да не мы одни его видели. И на других станциях в районе Тикси метеорологи наблюдали, десятки человек в общей сложности. — Александр Иванович оценивающе посмотрел на свой рисунок и добавил три круга в центре восьмерки. — Вот теперь точно.
Неожиданно погасли все огни, и наступила полная темнота. Исчез ставший уже привычным фоном звук дизеля, который обеспечивает полярную станцию светом и теплом. Стало не по себе.
— Не волнуйся, это Сергей, наш дизелист (он же будущий молодой отец), пошел делать профилактику. Через десять минут включит. Дизель ни к черту, каждый день приходится ремонтировать.
Дизелист Сергей, от которого зависит жизнь и смерть, богом тем не менее себя не считает. Ему 32, родом из Владивостока, на острове уже три года, и к капризам своей машины успел привыкнуть. Иногда может прикрикнуть, но чаще разговаривает с ней ласково — понимает, что новый дизель ему никто не пришлет. Не те времена. Сергей, как и все на полярной станции, очень любит смотреть телесериалы. Посмотреть удается, конечно, не каждую серию. То спутник неудачно расположится, то магнитные бури. Но за судьбой многочисленных Си Си и Джин полярники следят не хуже, чем за своими метеоприборами.
— Они нам все как родные, — признался дизелист. — Мы иногда даже плачем.
— А если совсем поломается, то что? — мысль о неисправном дизеле по понятным причинам не давала мне покоя.
— Тогда все.
— Как все?
— Ну сам посуди. Электричества нет, пеленг для спасательного вертолета дать не можем, огни включить тоже, естественно, не получится. Вертолетчики нас просто не найдут. А при таком морозе без отопления в доме очень быстро будут те же минус сорок. Один раз мы девять дней сидели в нашей бане. Топили потихоньку, дрова экономили. Слава богу, нашли нас.
Конечно, Сергей слегка преувеличил. Отказ дизеля — неприятность большая, но не смертельная. Есть аккумуляторы, так что по радио связаться с Большой землей еще можно. А вот, скажем, в случае пожара, люди на станции действительно обречены. В этом смысле экипаж станции «Дунай» ничем не отличается от экипажа станции «Мир». Есть даже характерное для космоса состояние невесомости — зарплата полярников к моменту ее получения не весит практически ничего. Поэтому никто не может себе позволить ежегодные поездки домой.
Не то что увидеться — услышать голос жены годами нет возможности. Наш спутниковый телефон, с помощью которого немецкая журналистка запросто пообщалась с родным Кельном на глазах у завороженных метеорологов, произвел на станции эффект разорвавшейся бомбы.
— А можно мне, я тильки хвылынку, — перешел от волнения на родной язык Александр Иванович.
Мы набрали указанный им телефонный номер в Винницкой области и деликатно вышли в коридор. Но Александр Иванович то ли от избытка чувств, то ли от осознания огромности расстояния кричал так, что было слышно на всем острове.
— Ридна моя, це я. Та я, Саша! Звоню со станции... Ни, та ты шо — яка Винница. С «Дуная»! Весной прииду...
Реально накопить сумму, нужную на отпуск, получается за два-три года. Надя, например, получала 800 рублей в месяц. Полярники со стажем — побольше, но не намного. Плюс, точнее минус, всякие «черные вторники» и «17 августа». Деньги им на станцию, естественно, никто не привозит, и в доллары рубли не переводит. Деньги надежно хранятся в Сбербанке на Большой земле и так же надежно обесцениваются. Вместо «Жигулей» и новой квартиры заработанного за несколько лет отшельничества (это было раньше) капитала хватает лишь на выпивку и закуску в кругу семьи. Обратно из отпуска на станцию бывалые полярники частенько добираются уже без копейки, на попутных самолетах, прося «Христа ради» знакомых летчиков.
— Тогда зачем вам все это? — удивлялись в основном немецкий и французский журналисты. Все пожимали плечами. Сергей, видимо, как самый политически подкованный, ответил за товарищей именно то, что, по его мнению, хотели услышать иностранцы, и толкнул речь о героическом прошлом советских полярников, а также вспомнил подвиги Амундсена и Нансена.
— А-а-а... Понятно! — задумчиво сказали западные журналисты, вспоминая не Амундсена, а шахтеров, бесплатно спускающихся в аварийные по преимуществу шахты, учителей, бесплатно в промерзших школах несущих доброе-вечное, и прочих несчастных бюджетников, о которых им в последние годы часто приходилось писать на удивление европейской публики.
— Странные все-таки эти русские, — констатировали журналисты, — у нас бы никто бесплатно работать не стал.
Самое простое и самое ошибочное объяснение — что все дело в русском особом характере. Если это и так, то проявился этот характер исключительно в последние 80 лет. Когда ровно сто лет назад, в 1898 году, была открыта первая Полярная станция в районе Тикси, почту на нее доставляли раз в месяц. Из Санкт-Петербурга до Якутска, а дальше по Лене. Русские полярники, как и любые европейцы на их месте, справедливо жаловались, что раз в месяц — это слишком редко. Сегодня благодаря техническому прогрессу почту привозят на вертолете два раза в год. Никто не жалуется.
Работа на полярной станции делится на две неравные части. Меньшая — собственно, та, ради которой все и затевалось: регулярное наблюдение за атмосферой, снегом, льдом и уровнем моря с помощью специальных приборов. Другая — перманентный ремонт и добывание еды. Домик, сооруженный из бруса еще в тридцатые годы, держится, возможно, только благодаря тому, что большая его часть засыпана снегом. Летом, когда снег на крыше тает, в комнатах полярников идет настоящий дождь. С ним борются при помощи приспособленных под потолком желобков и ведер. Еда добывается при помощи нескольких ружей (оленина) и сетей (рыба).
Была попытка оборудовать сейсмологическую лабораторию. Остров находится в уникальном районе на стыке геологических плит.
— Только втыкай приборы и записывай ценнейшую для науки информацию, — с досадой говорил Александр Иванович. — Приехал пять лет назад ученый, кажется из Канады, привез приборы и деньги. Приборы нам, деньги им, — полярник махнул рукой в сторону юга. — Пару лет продержалась канадская наука на российском Севере, потом капитулировала. Мы, говорят, не можем понять, куда деньги делись.
Зато освободилась одна комната в доме, где и разместилась с комфортом немецкая журналистка, заняв место в своем спальном мешке между пыльными рулонами сейсмограмм четырехлетней давности и огромной бутылью с винным грибом. Бутыль, снабженная всеми необходимыми трубочками, размеренно и уютно булькала, создавая почти домашнюю атмосферу. Когда содержимое бутыли доходит до нужной кондиции, из него делается чудесный самогон градусов под шестьдесят с привкусом вишни. После первой же дегустации журналисты дружно предпочли именно его, оставив в наследство полярникам все привезенное с собой из Москвы «кристалловское» богатство.
Показания метеоприборов нужно записывать по той же схеме, что и принимать антибиотики — четыре раза в сутки в строго определенное время, иначе все не имеет смысла. Гидрологическая лунка находится в километре от дома. Возле нее приспособлена лампочка для ориентира, а в сильную метель найти ее можно, передвигаясь вдоль электрического провода, ведущего к этой лампочке. Для того чтобы произвести необходимые замеры, нужно сначала разбить образовавшийся за шесть часов лед. Иногда за полярников это делает живущая здесь нерпа. В ее хозяйстве шесть-семь таких лунок для дыхания, о которых нерпа должна постоянно заботиться. С этой лункой зверьку повезло — о ней беспокоятся люди.
Кроме гидрологической лунки, есть на станции метеоплощадка с многочисленными термометрами и прочими приборами. Работу одного из них нам продемонстрировал Александр Иванович лично. Приспособление напоминает гибрид бинокля и небольшого прожектора и предназначено для определения видимости. Начальник станции включил прибор, посмотрел куда положено и что-то записал.
— Ну и как? — поинтересовались журналисты состоянием видимости в атмосфере.
— Нормально.
— Что вы там делали? — спросил Ваня, когда мы довольные и заледеневшие ввалились вместе с клубами пара в дом.
— Видимость определяли.
— Этот прибор уже полгода не работает, — отрезал юный и бескомпромиссный Иван, когда начальник вышел из кают-компании.
Уточнять у Александра Ивановича мы не стали. Он ведь не пыль в глаза пускал, ему это ни к чему. Просто, видимо, стыдно перед гостями. Возможно, даже не за себя, а за страну.
Со страной у полярных жителей неразбериха. Похоже, они не до конца в курсе. Такое впечатление, что за Полярным кругом еще СССР. Во всяком случае, когда там говорят о стране, имеют в виду именно Советский Союз. Как после революции жители дальних уголков Сибири не придавали особого значения слухам о каких-то большевиках в Петрограде и еще долгие десятилетия, пока до них не добрались комиссары, жили по-своему, так и сейчас полярники живут в той стране, в которой все мы когда-то родились. Их восприятие московских катаклизмов ничем не отличается от восприятия природных явлений, таких как снегопад, мороз или, в крайнем случае, северное сияние. При этом полярное население вовсе не темное или дикое, как может показаться из этих слов. Напротив, многие жители Тикси приехали сюда из Питера или Москвы, имеют прекрасное образование и очень интеллигентны. Просто с людьми на Крайнем Севере что-то происходит с годами, что немного компенсирует авитаминоз и недостаток кислорода и делает их терпеливее, добрее и мудрее в конечном счете.
— Когда же будет самолет? — мы нервничаем, сидя в Тикси. От запланированной даты вылета в Москву, которая указана в билетах, прошла ровно неделя. Местные жители с такими же билетами абсолютно спокойны.
— Не волнуйтесь, ребята, утром точно улетите.
— А когда утро?
— Весной.
Михаил ДЕГТЯРЕВP. S. Уже в Москве, когда этот номер был практически готов, из Тикси пришли две новости. Одна хорошая, другая плохая. Начнем с хорошей. Наша радистка Надя, которую мы вывезли с острова, благополучно добралась до родного дома. Ее встретили тепло и радостно, вопреки опасениям самой Нади. Теперь Надя будет ждать рождения маленького полярника в кругу семьи, а в будущем хочет продолжить свою карьеру на полярной станции.
Плохая новость заключается в том, что после нашего отъезда на станции «Дунай» окончательно сломался дизель. Сергей смог из старых запчастей собрать нечто, что проработает по его прогнозам еще недели три. Нужно срочно доставить на остров новый дизель, но на это нет денег, или так же срочно эвакуировать людей, но тогда станция закроется и, скорее всего, навсегда.
Вероятно, людей вывезут, а станция перестанет существовать, а значит прогнозы погоды перестанут соответствовать действительности. Если у наших читателей есть возможность помочь четверым полярникам с приобретением дизеля, то связывайтесьс начальником Тиксинского управления гидрометеорологии и мониторинга окружающей среды Леонидом Вульфовичем Касданом. 8-411-67, код Тикси 524-02.
На фото кадры из документальной программы немецкого телевидения АРД:
- 1. На «Дунае» полдень
- 2. Начальник станции смотрит в неработающий прибор
- 3. Дизелист Сергей со своим железным, вечно умирающим другом
- 4. Полярники ожидают отъезда единственной женщины Нади на материк
- 5. Начальник станции волокет на себе «кусочек» питьевой воды
- 6. Иван любитель попариться возле местной сауны
- 7. За десять лет зимовки Дунай стал похожим больше на медведя, чем на собаку
- 8. Надя с немецкой журналисткой Инной
- 9. Надя первый раз за полгода получила письмо