Это мы

ГУДБАЙ, AMERICA

Ну вот, Америка: кажется, все только-только началось, а на самом деле как раз кончилось. Просто перед расставанием обычны особенно крепкие и жгучие поцелуи, в которых надежда мешается с отчаянием, а разум с безумием

Об этом в двух словах без стыда не расскажешь — это как повесть о первой любви, которая всегда — наполовину выдумка, наполовину обожание самое беспросветное, самое самоуничижительное, когда за одну улыбку блистательной возлюбленной готов отдать все.

Мы любили тебя, Америка. Началось это очень давно, в начале века, наверное, когда в играх русских мальчиков возник Монтигомо Ястребиный Коготь. А заканчивается только теперь, когда Великая Американская Мечта перестала быть мечтой и в России. Я родился в 1960 году и лет через двенадцать после своего рождения впервые увидел бутылку из-под кока-колы — такую, как надо, слегка приталенную — она потрясла меня, как контейнер с посланием инопланетной цивилизации. Когда контейнер был вскрыт и над поверхностью темного напитка задымился газ, послание дошло. Я отведал вкус другого мира и так убедился в том, что он есть.

На уровне государственных доктрин шла необъявленная война; мир был поделен на сферы влияния, ты, Америка, продавала технологии и оружие в одни страны, мы — в сопредельные, «железный занавес» скрывал твое лицо, словно чадрой, но нам, мальчикам, рожденным в СССР, было наплевать на это. Не скажу, что нам было просто совместить любовь к своей родине с любовью к тебе, Америка, но у каждого был свой механизм самозащиты, свой проект мировой истории, в котором всегда был хотя бы один миг, достойный чистой, нерасщепленной любви, как встреча на Эльбе.

Да, Америка, по крайней мере однажды мы прекрасно встретились с тобой, сокрушив маниакальную империю, в жертвенниках которой заживо жгли людей. Встретились наши деды — и тепло этой встречи, нескольких кадров, заснятых кинооператором, тепло рейнского и мозельского, выпитого на брудершафт в мае 45-го, они не смогли забыть, хотя наши деды были суровыми людьми своего времени. Конечно, им и в голову прийти не могло, что «холодная война» начнется уже на следующий день после общей победы. Американские деды вернулись в Америку, правители которой принялись ускоренно восстанавливать побежденную Германию при помощи «плана Маршалла», а наши деды, соответственно, на родину, где бабы пахали на себе, а науку двигали ученые зеки в сталинских шарашках.

Покуда в гонке вооружений сохранялся так называемый паритет, в мире установилось относительное затишье, которое отцы наши — которые когда-то тоже были молоды, глупы и по-своему правы — восприняли со свойственной молодости беспечностью. Они жили в мире радиоприемников; радиоприемники передавали джаз; джаз покорил весь мир и отцов, разумеется, тоже. Ботинки с рифленой подошвой саморучно изготавливались стилягами от Одессы до Ленинграда понаслышке, по представлению. Девушки укорачивали платья и учились танцевать шейк с самоотверженностью, на которую были способны только внучки пламенных революционеров.

Мэрилин Монро всерьез подействовала на мужчин.

Ты была столь обольстительной, Америка, что не искусились тобой только, быть может, самые наивные, самые чистые души, живущие по дедовским еще заветам и потерявшие счет колхозным трудодням.

Пока патриотически настроенные студенты пединститута травили Бориса Пастернака за космополитизм, несколько интеллигентных людей перевели на русский язык весь свод американской литературы. Любви нужна была пища: слова, образы, герои. Началось в 1954 году с О. Генри в переводе М.Ф. Лорие, закончилось, условно говоря, сборником современной американской поэзии, изданным в самый разгар застоя, но так или иначе к концу шестидесятых наша страна смогла прочесть все самое главное, что было написано Америкой: Уитмена, Фолкнера, Фицджеральда, Сэлинджера, Апдайка, фантастику Рея Брэдбери и Клиффорда Саймака. Е. Старцеву укоряли в том, что ее переводы Хемингуэя лучше, чем написанное Хемингуэем — но кто не наделял милого желанными чертами?

«Моби Дик» Германа Мелвилла появился на русском языке в 1961 году, когда Карибский кризис, собственно, уже начался и мир завис на грани войны. Кто после этого скажет, что любви не было? Была любовь. Может быть, она и спасла тогда мир.

Примеры такого рода часты в мировой истории: так в свое время средневековая Европа влюбленно вглядывалась в мавританский мир, с которым воевала. Это нормально и свидетельствует только о том, что культура народа жаждет нового расширения, которого прежде не знала. В угрюмой атмосфере позднего застоя в заштатных клубах и ДК музыкантами-самоучками, которые даже интеллигентами себя назвать не могли, потому что были просто изгоями соцкультуры, была завершена еще одна колоссальная переводческая работа: перевод на русский лад Америки звуков. Музыканты той поры были героями. Они подарили нашему поколению рок-н-ролл, чем спасли его от маразма импотентов из политбюро. В рок-н-ролле были адреналин, электричество, секс и свобода — все, что нужно в 17 лет. Конечно, мы не верили, что когда-нибудь можно будет зайти в магазин и, оглядев полки с сотнями CD, на которых записана вся рок-музыка, созданная за 40 лет, уйти, так и не сделав покупки. Тогда мы готовы были уйти пешком в Вудсток — самый большой из Больших фестивалей — если бы не узнали о том, что он состоялся года лишь через два после того. Но мы искренне завидовали стране, которая неустанно производит такие звуки и порождает таких людей, как Джими Хендрикс, Дженис Джоплин и Джим Моррисон.

Лишь много лет спустя я всерьез стал размышлять о том, отчего они все-таки погибли.

Когда повсюду сквозь «железный занавес» стало просачиваться кино, начался уже полный сюр. Где-то за океаном, оказывается, была земля, где смуглые индейские вожди соседствовали с великолепной семеркой, табуны пегих мустангов — с небоскребами, Джеймс Бонд — с крестным отцом. Казалось, там можно еще, надев кожаную куртку, вскочить на коня и говорить правду. Эта земля кино была прекрасна, как та, что обетовал Господь Аврааму, Исааку и Иакову. Века за три до нас так же думали заселившие Америку протестанты, свято верившие, что Новый Свет — это и есть обещанный рай. В этот рай и отпускали сперва только евреев. Но когда в иммиграционный поток затесалось несколько диссидентствующих — возникла иллюзия, что можно спастись от идиотизма окружающего, если, к примеру, сделать из фанеры аэроплан и улететь на нем туда. Всем, как в известном анекдоте тех лет. Краски Америки казались ярче родных, жизнь — вольнее, женщины — чувственнее, а любовь, или, как они это называли, секс, — это такая была, братцы, штука, что прямо дух запирало, стоило подумать о ней.

Такой Америки в действительности никогда не существовало — этот образ был нашим собственным выдающимся духовным достижением, коллективной мечтой народа, его волей к действию. Можно было жить на Камчатке в каком-нибудь заметенном снегами поселке Радыгино, где замерзал один из богом забытых гарнизонов той необъявленной войны, а дома офицеров для тепла были обиты снаружи рубероидом, а дети офицеров... Да, можно было жить даже в Радыгине и надеяться на лучшее, потому что была Америка.

Об этом как раз труднее всего писать, потому что мы были соблазнены — и в то же время глубочайше правы. Мы искали выход из тупика, в котором оказались. Что-то находили... Первые джинсы заменяли первое причастие; лоботрясы, никогда не изучавшие английского языка, заучивали наизусть арии из «Jesus Christ Superstar» и начинали говорить по-английски. Происходящее было подобно чуду. Мы находили бесчисленные способы оправдывать тебя, Америка, и верить, что мы связаны какою-то общей судьбой. До сих пор помню песню: «Жил-был парень, как ты и я, любил он «Битлз» и «Роллинг Стоунз»... Это была русская народная песня про американского солдата во Вьетнаме...

Но тебе было наплевать на это, Америка. Наше чувство таило в себе несчастье — то была любовь без взаимности. Когда мы учились в школе, нас слегка задевало то, что наши сверстники за океаном гораздо меньше знают о нас, чем мы — о них. Это установили, в частности, журналисты В. Песков и Б. Стрельников. И нам, помню, не хотелось верить в это, все казалось, что они не тех каких-то школьников опрашивали... То есть в самую очевидность верить и не хотелось — что плевать им на нас и знать они ничего не желают ни про Волгу, ни про Днепр, ни про Пушкина, ни про Гоголя. Что им? Они-то не вышли из гоголевской «Шинели»...

Видимо, мы были отпетыми кретинами. Нужно было прожить жизнь, пережить все возможные обольщения и разочарования, эпоху Горби, чтобы наконец понять — Америка не умеет любить. В принципе. Она упивается своим величием. И единственное, что было ей нужно, — это победить нас в затянувшейся на четыре десятка лет необъявленной войне. Те, кто понял это раньше других, — безболезненно для себя иммигрировали. Они не хотели больше мечтать, и за свою решимость покинуть темную, бедную и угрюмую, как солдатка, родину требовали вполне конкретных вещей — удобств, набитых супермаркетов, дешевых автомобилей, сносного климата.

В общем, они получили свое, многие работают по специальности, и у их детей есть все шансы вписаться в американское общество и выплатить кредиты за купленные родителями в рассрочку панельно-щитовые дома. Тем, кто уехал позже, достались в удел бензоколонки и мастерские. Но так или иначе одним из важных последствий той безоглядной влюбленности в тебя, Америка, стало то, что мы стали частью тебя, диаспорой, народом, рассеянным по твоим просторам.

Я думаю, русские должны пройти через это испытание, чтобы вновь осознать себя как народ.

Может быть, ты и не хотела такого результата, Америка. Возможно, советники твоих президентов пережали, возможно, они не рассчитывали победить так легко; возможно, они вообще не хотели побеждать, чтобы и дальше править миром, балансируя на грани войны. Но они просчитались, не приняли в расчет маразм правящей верхушки и степень изношенности системы, они не убереглись от желания победить и начали наращивать тонкие военные технологии, непосильные нашей бедной лесистой стране, и так наполовину ушедшей в танки и боеголовки. Ну, все и рухнуло. А потом ты, как джип «Чероки», вломилась на наш колхозный рынок и изобилием своих товаров сломила нашу промышленность, подточенную политэкономией социализма и сплошным пьянством. Ты победила, Америка. Поражение наше было полным. Очереди в «Макдоналдс», представлявшийся образцом заграничного шика, — воистину унизительны.

И вот тут, в момент величайшего своего триумфа, ты стала вдруг не нужна.

И чем больше тебя прибывало здесь — тем менее притягательной ты становилась. От прежней влюбленности не осталось и следа. Скорее, возникло даже какое-то раздражение от твоего высокомерного всезнайства, от обилия мишуры, которую ты стараешься впарить здесь под видом добротного товара, от твоего кино, где зло всегда побеждается еще только большим злом, от рекламы и идиотских сериалов длиною в жизнь, которыми переполнено телевидение.

Я перестал включать телевизор, чтобы не забыть, в какой стране я живу.

Я пересмотрел фильм Андрона Кончаловского «Поезд-беглец» и вдруг понял, что это плохой фильм — он просчитывается на раз, все ходы в нем — американские. А когда-то я обожал этот фильм именно за тот аромат Америки, который отчетливо чувствовался в нем.

Странные вещи случаются иногда. Квас оказался круче кока-колы. Джинсы не заменили первого причастия. Да и рок-н-ролл после эпохи бури и натиска не произвел уже ничего путного. Проповедники твоих церквей, Америка, похожи на коммивояжеров, а не на христиан. И в сексе ты смыслишь не больше, чем дубиноголовая Коробочка.

Конечно, что такое настоящая Америка, мы, оставшиеся на родине, никогда не знали и не узнаем. Что такое наука Америки, библиотеки Америки, фермеры Америки, национальные парки Америки. Возможно, когда-нибудь мы сквозь отвалы американского мусора доберемся и до этого — и это будет самое важное. Но кое-что за эти годы все-таки прояснилось. Во всяком случае то, что ты — не та страна, где можно надеть кожаную куртку, скакать на коне и говорить правду. Ты удручающа, Америка. Ты скучна, как зубные протезы. Твоя вера в доллар поистине поразительна. Она серьезна и убийственна, как история КПСС. Она не может не потрясать — все эти брачные контракты, права, копирайты — незыблемая всеохватная убежденность, что песни «Битлз» действительно могут принадлежать Майклу Джексону, раз он их купил.

Ты веришь в то, что можно купить песни, и не врубаешься, почему нельзя, — вот в чем все дело.

Но ведь это маразм — и он все очевиднее проступает во всем. Ты раздуваешь на весь мир скандал вокруг своего президента и его секретарши и не врубаешься, что это дело позорное от начала до конца, собственно раздувание особенно позорно. И я думаю, просто так тебе это не сойдет, потому что с этим делом всем впервые и вдруг стало очевидно, что ты моральный банкрот, Америка, ты отморозок, у тебя полная разбалансировка в понятиях. И пусть наши недоумки все еще повторяют вслед за тобой, что человек стоит столько, сколько у него денег, — это неправда, Америка. И если ты так действительно думаешь, то это ужасно.

Прощай, Америка. Лишь мы, твои заклятые враги, любили тебя до самозабвения. Теперь весь мир будет ждать твоего падения, Америка, — ведь все твои должники. И «Азиатские тигры», которых ты выкормила, и объединенная Европа, которой надоел твой диктат и которая спокойненько уже использует твоих солдат как своих жандармов где-нибудь в бывшей Югославии. В предстоящей борьбе за ресурсы твои вчерашние друзья станут твоими противниками. Конечно, ты приготовилась к этому и вовсю демонстрируешь мышцы, но ведь и ты давно уже не та страна, с которой когда-то мы встретились на Эльбе.

Прощай, Америка. Простите, Рокуэлл Кент и Эндрю Уайет; простите, Герман Мелвилл и Уильям Фолкнер; простите, Том Сойер и Гекльберри Финн; прости, Джек Николсон, прости, Джейн Фонда, простите, все замечательные художники и музыканты, ковбои и индейцы, южане и северяне, черные и белые, все простите. Мы многому научились у вас, еще большему нам предстоит научиться. Но для этого нам надо полюбить прежде всего самих себя, своих людей, свою природу, свою родину.

Мы оказались в ужасном положении, мы превратили страну свою черт знает во что, лаборатории наши опустели; полярные станции заброшены и превращены в гигантские помойки; одни воруют, другие озлоблены, так жить нельзя. Нам надо выжить в невыносимых экономических условиях, навести порядок в делах, в головах и в душах, вычистить грязь и озлобленность из сердец, как-то прибраться, перечитать Пушкина и Толстого.

На это уйдет много времени.

Бог даст, лет через сто, когда жить на Земле по законам насилия станет просто невозможно, мы встретимся снова.

So, Good Bye, See You Later.

На фото:

• Я родился в 1960 году...
• Музыканты той поры были героями. Они подарили нашему поколению рок-н-ролл, чем спасли его от маразма импотентов из политбюро. В рок-н-ролле были адреналин, электричество, секс и свобода — все, что нужно